Литературная
мастерская

«Девчонки, ну не надо, пустите!» - на раскрасневшемся лице гуляет растерянная улыбка, волосы растрепаны. Настал тот период дуракаваляния, когда уже и не смешно, но остановиться невозможно.

«Куда собралась?! Ну-ка, вниз!» - мы сталкиваем Олю обратно с трех ступенек, отделяющих  сумрачный аппендикс заколоченного запасного выхода от школьного коридора.

В нос бьет застоявшийся запах школьной пыли, приправленный изрядной долей мела, смешивающийся с ароматом столовского борща и булочек. Уроки уже закончились, но мы с одноклассницами не спешим расходиться – греемся в лучах весеннего солнышка, освещающих школьный коридор сквозь грязное еще с зимы окно, предвкушаем свежий ветер на улице, несущий чувство свободы, пьянящий обещанием скорых каникул.

За давностью лет уж и не вспомнить все лица и имена одноклассников, кто в тот день остался после уроков с нами, точно знаю только, что среди них были Оля и Олеся.

Олеся – «рубаха-парень», главная заводила в классе. Хулиганка и двоечница, обладательница живого ума, гораздого на выдумки, не боится, кажется, ничего. Украдкой курит, на глазах учителей дерется с мальчишками, с ними же водит дружбу, как, собственно, со всеми в школе. В нашем классе Олеся появилась не так давно, года два всего, но, не дав времени опомниться и присмотреться, как она уже непринужденно болтала с признанными в классе авторитетами, а еще чуть позже мы уже и представить не могли дня без участия в ее проделках.

Дружить с Олесей престижно, ее независимость и неуемная энергия безусловно притягивают.

Оля же, напротив – робкая и безответная. Учимся вместе с первого класса, наши родители водят солидную, интеллигентную дружбу. Часто я бываю вместе с ними в гостях у Олиных родителей, мы играем с ней и ее младшим братом, пока родители пьют чай и беседуют о воспитании детей. Нам даже позволено обмениваться игрушками, что, в общем-то, запрещено делать с любыми другими детьми.

Долгое время мы даже сидели за одной партой – неизбывное Олино спокойствие смягчало мою врожденную резкость, а робкие просьбы о помощи по учебе льстили самолюбию и не очень утруждали.

Класса до четвертого Оля не выделялась по успеваемости из общей массы учеников, не блистала ни по одному из предметов, а на физкультуре так и вовсе вызывала насмешки неловкими движениями, своей общей нескладностью. Иногда казалось, что руки и ноги Оли ей не принадлежат, так она потешно двигалась при выполнении простых, казалось, заданий – перепрыгнуть с мостика через «козла», оттолкнувшись от пружинистого снаряда, пробежать спортзал «челночным бегом», касаясь белых полос на полу ладонью.

Насмешки Оля сносила терпеливо, смущалась скорее уделенному ей вниманию, чем содержанию злых и колких фраз, на которые были горазды все дети нашего класса.

Спустя год, в эту весну, Олина успеваемость значительно упала. Ей продолжали ставить тройки и четверки, смотрели жалостливо. Помню, однажды я даже возмутилась – мне поставили за письменную работу отметку «уд.», а за работу в разы хуже, чем у меня, Оле поставили «хор.». Явная вопиющая несправедливость вызвала бурю чувств, я высказалась во всеуслышание, потребовала объяснений.

К моему удивлению, учительница подозвала меня к своему столу, спокойно объяснила:

- Настя, у тебя огромный потенциал! Ты можешь написать много, много лучше, а здесь очевидная отписка. А Оля лучше не может, это ее предел, она сделала все, на что способна. Понятно, что «пять» за одно только старание поставить я не могу, но и ты, на будущее - меряйся не на кого-то другого, а на то, насколько ты сама использовала все возможности.

Надо сказать, это объяснение меня вполне удовлетворило, а к Оле я стала приглядываться тщательнее.

Она, действительно, очень старалась. По-детски округлые буквы усердно выводила непослушными пальцами, хитрым образом изогнув над столом свое не по возрасту длинное тело. Порой казалось, что для письма она напрягает все мышцы, доводя их до судорог стремлением сделать «правильно», «хорошо». Часами сидела над учебниками, ходила к репетиторам, которых щедро оплачивали ее родители. Тянулась к общению, - дружбу понимала как «долг», никогда не отказывала в просьбах, даже в ущерб себе. Этим откровенно пользовались, но Оля не обижалась, легко снося обиды и подтрунивания.

Постепенно с Олей мне стало скучно – поговорить не о чем, а издеваться, подобно моим одноклассникам – стыдно, ведь наши родители знакомы, а Оля с братом все так же частенько бывают у нас в гостях.

Со временем водиться с ней мне стало совсем неудобно – годами нарабатываемый авторитет трещал по швам, косые взгляды не давали усомниться – это знакомство не могло быть приемлемым в нашем кругу. Даже заявляемая мной и уважаемая остальными формальная независимость, «аполитичность», не давала права дружить с «неудачниками». Оставалось только одно, - постепенно отодвинуть Олю за границы своей школьной жизни, будто ее и не было. Эту стратегию я постепенно и реализовала. Пересела за другую парту, под предлогом занятости перестала хоть в гости, не помогала с учебой. Надо признать, Оля не очень и просила. Учителя сразу отличали ее работу от списанной, поэтому толк от моего участия в ее успеваемости все равно сводился к нулю.

Но все так же Оля, выходя из класса, старалась попасть в нашу компанию, шла следом, может быть лишь чуть отстав от шумной ватаги.

Прозвенел звонок – мелкотня, учившаяся во вторую смену, высыпалась из классных комнат и мгновенно заполнила все коридоры. Наш тихий тупичок также подвергся атаке вечно спешащих куда-то ребятишек. Стремительный поток закрутил, оглушил, я только и успела заметить, как какой-то вихрастый мальчишка врезался со всего размаха Оле в живот. От неожиданности та выронила портфель, и он улетел вниз, к закрытому выходу.

«Ну ты и корова», -  благодушно прокомментировала Олину несобранность Олеся.

Растеряша виновато улыбнулась – подобные инциденты с ней случались сплошь и рядом. Скатившись с трех ступенек к оброненному портфелю, Оля мигом собрала рассыпавшиеся карандаши и тетрадки, как попало покидала имущество в ранец. Понятие «аккуратности» ей пытались привить родители с раннего детства и, видимо, безрезультатно – в Олину систему ценностей не входил порядок в вещах.

Поток ребятишек схлынул, на верхней ступеньке остались стоять только двое – я и Олеся, внимательно наблюдая за Олиными манипуляциями. Остальные находились чуть поодаль, оживленный разговор поглотил все их внимание.

Оля распрямила нескладное тело, еще раз улыбнулась. Попыталась подняться к остальным, но ее встретил резкий толчок в грудь:

- Не-е-ет, ты еще не все собрала! – Олеся, недобро осклабившись, столкнула Олю вниз, к запертой двери.

Одноклассники прервали беседу, заинтересованно прислушались.

Оля послушно осмотрела мраморный пол в поисках незамеченных школьных принадлежностей. Подняла растерянный взгляд. Я-то отлично видела, что никаких забытых вещей там нет, - Оля собрала все, что высыпалось при падении портфеля. Это видели и все зрители нашего импровизированного театра.

Взглянула на Олесю – озорной блеск появился в ее глазах, она явно разыгрывала какую-то сценку.

Мгновение замешательства на лице у Оли, и она присела на корточки, стала шарить руками по полу, чем вызвала утробный вой восторга у наших одноклассников. Не обращая внимания на смешки, сантиметр за сантиметром исследовала закуток, заглянула под радиатор отопления. Олины ладошки стремительно потемнели, покрывшись застарелой пылью с пола.

Радостная, она наконец закончила осмотр, убедилась – ничего не забыла, ничего не пропустила.

- Нет там ничего, все в порядке! – известила зрителей и вновь попыталась подняться по ступенькам.

- Да точно тебе говорю – не все собрала! – не понятно, от чего в первую очередь слетела Оля обратно, - то ли от толчка в плечо, то ли от резкого голоса.

Мгновение назад вспыхнувшая в глазах радость от ответственно проделанной работы сменилась затравленностью дикого зверька. Оля понимает, что дело отнюдь не в заботе об ее имуществе, а в чем-то другом.

- Девчонки, ну пропустите! – Оля обращается по большей части к Олесе, попыталась пробраться мимо нее, впритирку к перилам, но опять натолкнулась на жесткую, уверенную ладонь.

Одноклассники замерли в предвкушении действа, а у меня нутро сжалось от жалости, но лишь на секунду. Пожимаю плечами, - у каждого свои неприятности, а тут не происходит ничего страшного. Подумаешь, - тешатся люди.

Мысленно отстраняясь, рассматриваю улицу – за окном неспешно проезжают автомобили, покачивают ветками готовые вот-вот распуститься акации. В соседнем дворе мальчишки увлеченно гоняют консервную банку.

Возвращаюсь к реальности только тогда, когда Оля в отчаянной попытке выбраться бросается ко мне. Олеся заправским голкипером, в один прыжок, оказывается рядом, но Оля на нее и не смотрит. Я натыкаюсь на умоляющий взгляд, - Оля не пытается мимо меня прорваться силой, она стоит внизу, прижимая к груди смешной, не по возрасту, с полуобтертыми рисунками героев советских мультфильмов, ранец. Молчит.

Подзуживающие и улюлюкающие одноклассники враз замолкают, в воздухе воцаряется густая, напряженная тишина.

Оля, не отводя взгляда, начинает подниматься. Шаг. Первая ступень. Олеся не уступает, перекрывая выход, и Оля идет прямо на меня. Мне стоит только сделать шаг в сторону, и она - на свободе.

Спину сверлят несколько пар внимательных глаз. Спектакль становится все интереснее. Интрига нарастает - как поведет себя второстепенный персонаж? Останется ли на вершине лестницы или добровольно упадет следом за комедийным персонажем в затхлый темный тупичок?

Шаг. Вторая ступень. Время делать выбор, и в моей голове проносятся часы, проведенные вместе за детскими играми, совместные прогулки до дома, тот красный игрушечный кабриолет, который я так и не вернула ее младшему брату, а уже ведь год прошел, как мой братишка взял его «на время»…

Шаг. Третья ступень так и остается недоступной для Оли: я, улыбаясь, двумя руками сталкиваю ее вниз, вниз, вниз…

За спиной раздается одобрительный гогот моих одноклассников. Олины глаза потухают, в них нет больше ни надежды, ни просьбы, лишь упорство и отчаяние.

Наигравшись, в тот день мы просто развернулись и ушли. Назавтра Оля легко, как и прежде, здоровалась со всеми, но в разговоры более не вступала, да и после уроков перестала задерживаться, хотя в отличие от всех нас ничем не занималась – ни музыкой, ни спортом.

А через несколько недель и вовсе была переведена на домашнее обучение. В маленьких городках все всё обо всех знают, и известие распространилось стремительно – у Оли давно была диагностирована задержка умственного развития, но родители до последнего пытались ее социализировать, не лишать возможности общения со сверстниками.

Мы виделись всего один раз после того. Я пришла одна, без родителей, принесла красный кабриолет – Олин младший брат очень его любил, отдал нам его только потому, что по их семейному воспитанию был приучен делиться самым ценным с теми, кого любит.

Брата дома не было. Оля мягко, но настойчиво отказалась:

- Это не наше. Сережа никогда не играл в эту машинку, я бы запомнила. Нет, нет, это чужая игрушка, - и неприятно мягкая ладонь уверенно отодвинула мою руку.