ВАЛЕРИЙ ШИРШОВ
Медовые черви
В одном чудесном лесу, стоящим возле высоких скал, жили-были земляные черви, и всё-то у них было хорошо, вдоволь, и земли, и воды, и перегноя. Стали на природном изобилии некоторые из них быстро набирать вес, жиреть. И вот как-то в один приятный прохладный вечер собрались жирные черви все вместе и начали жаловаться друг другу на своё, не выносимое положение.
– Как же отвратительны эти тощие отродья, – тяжело вздыхая, негромко говорил один жирный червяк другому. – Целыми вечерами снуют вокруг тебя, а толку никакого!
– Не могут наесть себе даже маломальские животики, недотёпы, а всё туда же, – скорчив гримасу, вторил ему сосед, – хоботки свои недоразвитые вытянут и: «Здрасте, вам! …Давно не виделись!». Отвечай им, дистрофикам, словно равне какой, тьфу! …Одно недоразумение!
– Да…, – с грустью поддакивали им, покачивая головами, окружившие их отъевшиеся черви.
– Собрать бы их всех вместе, да и отправить куда подальше, с глаз долой! – пробасил громила-здоровяк и хвастливо поиграл упругим корсетом мышц по всему своему великолепному телу.
– Куда ж их отправишь недоразвитых-то этих? – подал свой голос самый жирный червяк, равнодушно посмотрев на здоровяка. И не услышав ответа на свой проблематичный вопрос, подумал: «Не на скалы же?!». А когда уже все разошлись, отполз ближе в сторону скал и словно заворожённый, долго смотрел на них утопающих с блестящими камнями в зардевшемся закате.
Тощие черви, конечно же, видели по отношению к себе все эти чудачества жирных родственников, но рождённые от природы по натуре добрыми и весёлыми они не придавали этому особого значения, может быть ещё и потому, что у них в лесу всегда было много интересных и более важных дел. Со временем встречи жирных червей обрели свою регулярность, и теперь каждый раз кто-нибудь на них старался непременно, чем-нибудь отличиться. И вот однажды собрались они в очередной раз высказать свои накопившиеся эмоции.
– Что ж это такое?! – возмутилась первая очень привлекательная собою червиха и замолчала, кокетливо приняв соблазнительную позу. А после выдержанной паузы, удостоверившись, что произвела неизгладимое впечатление на собравшихся самцов, продолжила уже мягче томным голосом: – Куда ни глянешь, обязательно увидишь или дистрофика, или старуху, какую неуклюжую.
– Как я вас понимаю, дорогая, – выползла вперёд её подруга и как бы, между прочим, выпятив свои развитые формы, продолжила, – уже вечерком спокойно нельзя поползать и вдохновенно насладиться главной достопримечательностью нашего леса вблизи стоящими скалами! Тут у стоявших рядом с ними и как-то сразу поглупевших самцов, вдруг неприлично заиграли их жирные животики, и чтобы сбить эту нахлынувшую вдруг на них романтическую спесь, поспешно подал свой голос дородный самец:
– Да, разве ж нам с такими округлыми брюшками – элите, здесь место?! – Сырая земля и перегной для недоумков! – сразу поддержал его самый жирный червяк, вынашиваемый в себе ещё с момента их первой встречи какую-то необыкновенную пока только ему известную идею и теперь, наконец, решив её высказать.
– Вот барышня симпатишная, – почему-то прошепелявил он, – верно, заметила, что рядом стоящие скалы с блестящими камнями – наша главная достопримечательность! А почему? …А потому, что они созданы для нас и пора, занять это достойное место – элите, место о котором ни один тощий червяк и мечтать не может!
Услышав такое неожиданное решение назревшей проблемы, все жирные черви разом умолкли, а потом словно по чьей-то команде стали довольно долго замерев смотреть на манящие своим великолепием скалы, и вдруг в едином порыве подхватили это удивительное открытие. …Когда открытие уже сделано, трудно не воспользоваться им, особенно, если оно так приятно льстит вам, возвеличивая над скучной и однообразной жизнью окружающих. Возможно по тем же причинам и жирным червям стало вдруг тесно жить в земле, на которой они некогда родились. И настал момент, когда они подстрекаемые внезапно объявившимся среди них лидером, озабоченным больше своим болезненным самолюбием, нежели благонамеренными побуждениями, собрались и поползли жить на скалы среди блестящих камней. Сильные, отъевшиеся на перегное с лёгкостью они преодолели не простой путь до скал. Теперь предстояло самое главное, взобраться на верхнюю площадку скалы, туда, где лежали блестящие камни. И здесь их ждала неожиданная удача, огромная, сухая сломанная ветка каким-то славным образом упала именно так, что её толстый конец упёрся в землю, а тонкий тянулся почти к самой верхней площадке. Разделяло верхнюю площадку скалы с веткой лишь небольшое голое пространство, которое и требовалось преодолеть элите.
– Ага! Видите, – восторженно закричал самый жирный червяк, указывая на ветку и вдохновляя остальных, – сам лес оценил наш выбор и теперь помогает прокладывать дорогу на скалы!
Действительно трудно было найти некоторым вдруг засомневавшимся червям, увидев высоту скал, на которую им придётся взбираться другое объяснение такому невероятному совпадению. И вот отчаянно проявляя сопротивление, неизвестного им ранее такого сильного притяжения земли, черви начали друг за другом карабкаться вверх по ветке. Здесь уже им пришлось приложить все свои природные силы, чтобы преодолеть этот сложный почти вертикальный участок дороги. Теперь от площадки их отделял тот самый голый участок, и только черви стали разом перебираться на него, как вдруг держащая их общий вес ветка стала медленно уходить по скале и, падая на землю, едва не утащила за собой последнего успевшего спрыгнуть на выступ червяка.
– Теперь лес говорит нам, – переводя дух, пояснил самый жирный червяк, напуганный не менее чем остальные таким происшествием, – что мы, элита, должны жить только на скалах!
Деваться было не куда, и больше никто из них не сомневался в каком направлении двигаться потому, как другого просто не было. Осталось преодолеть отвесный участок скалы. После такой родной и приятной сырой земли, отвратительно было взбираться по сухим и острым камням вверх, голый участок только казался небольшим, теперь именно на нём жирные черви совсем выбились из сил. Каждый из них с жалостью посматривал на своё покарябанное брюшко и со страхом на лежащую внизу огромную ветку разом превратившуюся с такой высоты в маленькую. Но вот, самый жирный червяк, вскарабкавшийся первым на поверхность скалы, вдруг торжествующе что-то заорал, про их исключительность, вдохновив остальных и они, собравшись с силами, преодолели свой последний высотный рубеж. И тогда перед отдышавшимися от утомительного подъёма червями, открылось великолепнейшее зрелище огромного, цветущего леса и мизерного, убогого участка земли на котором они некогда жили. Только здесь высоко на скалах, теперь каждый из них ощутил – то сладострастное и распирающее их жирные брюшки чувство несравненного величия над окружающим их бренным миром, которого они так жаждали. И тут вдруг они увидели перед собой множество уютных, каменных нор, которые как-будто только и ждали их прихода. Само провидение казалось, отметило жирных червей, и говорило им об их избранности. Внимательно осмотрев и выбрав для себя лучшие норы, они, наконец, заняли это престижное, хотя и не совсем удобное новое жильё.
Прошло несколько дней и тощие черви стали переживать за своих жирных родственников. Собрались они тогда все вместе и решили сползать к скалам, узнать хватает ли им там перегноя, и нужна ли какая помощь. С трудом добравшись до скал, стали звать они своих родственников. Слегка осунувшаяся элита неохотно выползла к ним из своих каменных нор и с возмущением встретила предложение тощих о помощи.
– Мы, элита, земляные растяпы, нам ли выслушивать от вас предложения о помощи? – надменно заорал им в ответ самый жирный червяк и в подтверждение своих слов ловко спихнул со скалы на их головы острый камень.
Неожиданно полетевший сверху камень больно ранил стоящего внизу червяка и тот жалобно закричал от внезапной боли. Жирные черви весело расхохотались над несчастным, и им захотелось продлить своё вдруг нахлынувшее прекрасное настроение, тогда они резво стали скидывать лежащие в изобилии рядом камни на головы тощих родственников. Внизу раздался стон и плачь, которые только ещё больше рассмешил элиту, и они с азартом продолжали забрасывать уползающих червей камнями. Поднималось всё выше солнце, не представляющее для земляных червей особой радости, и от лучей которого пора было укрыться в прохладной земле или хотя бы в каменной норе. Вдруг с рядом стоящей высокой сосны на скалы стал капать разогретый дикий мёд. Самый жирный червяк, занявший свою нору в скале прямо под сосной, заликовал от счастья, увидев как еда, сама идёт к нему прямо с небес. Теперь, изрядно проголодавшись, он дико завопил, так, что все тощие раненные черви разом остановились.
– Смотрите, недоумки, чем питается элита! – и стал жадно от голодного безумия пожирать щедро капающий дикий мёд. Тогда все жирные и проголодавшиеся черви, показывая свою исключительность перед смотрящими на них снизу тощими родственниками, последовали его примеру, пожирая не привычную, но такую престижную пищу. Тощие черви ничего не сказали, видя, как жирные упиваются мёдом, подхватили своих раненных сородичей, и поспешно уползли на свою сырую, прохладную землю спрятаться от солнца.
– А-а, завидуете?! – кричали вслед уползающим родственникам жирные черви. – Только ещё раз попробуйте показать здесь свои тощие брюшки, – страшным басом орал громила-здоровяк, – и заживо останетесь погребёнными под нашими камнями!
– Это они приползали для того, что мы поделились с ними нашим мёдом, – не совсем внятно пролепетал самый жирный червяк, перепачкавшийся весь в дармовом мёде и, тут же сильно сморщился от отрыжки переполнившей его своей приторностью, через силу улыбнулся и продолжил поедать не привычную, но такую престижную пищу.
– Ещё чего! – невнятно произнёс его жирный сосед, с трудом проглатывая очередную порцию мёда. – Само небо отметило нас, наградив мёдом! Последняя фраза, сказанная членом их избранного сообщества, особо понравилась жирным червям, и они, упиваясь своей исключительностью, продолжили пожирать в изобилии капающий на скалу дикий мёд.
Так прошло ещё несколько дней. Раненные черви стали выздоравливать и опять некоторые, особо сердобольные из них стали волноваться за своих жирных родственников. Тогда и собрал всех тощих червей покалеченный червяк-инвалид.
– Что ж, братья и сёстры, – неторопливо начал он свою речь, – хоть и досталось нам в прошлый раз от своих родственников, но зов наших предков, всегда учивших нас приходить на помощь, снова зовёт в путь к скалам проведать медовых червей.
– Мы, только-только раны залечили, – жалобно пролепетал самый худой червяк. – Что за напасть! Пусть едят, чего хотят, нам-то что?! – и в поисках поддержки своих слов покосился на рядом стоящую с ним группу червей. Черви неуверенно переглянулись между собой и промолчали, негласно решив дождаться, когда своё слово скажет самый коренастый червяк, стоящий в стороне.
– Забросают тебя инвалида опять камнями, тогда уже не выкарабкаешься! – вставила своё увесистое слово, заполнив возникшую паузу, старая, ворчливая червиха.
– Гм! Можно конечно проведать, – слегка кашлянув, заговорил, наконец, коренастый червяк.
– Можно и нужно! – сразу поддержал коренастого молодой червяк, уловив удобный момент для укрепления своего положения среди сверстников. – А вы, бабуля, здесь оставайтесь с больными и раненными! Вас никто к скалам с нами ползти не заставляет.
– Гм! – снова слегка кашлянув, неторопливо продолжил коренастый червяк. – Я говорю можно конечно проведать. А что если, элита эта… опять нас камнями забросает?
– Я уже давно к элите нашей присматриваюсь! – выпалил вдруг выползший вперёд червяк-подросток. – Не внушает она мне доверия, вот что! – и бросил презрительный взгляд на молодого червяка, подавшего ранее свой голос.
– Знаю, всё знаю, родные мои! – старался уговорить окруживших его червей инвалид. – Но мы одна семья и чувство тревоги за ушедших на чужие скалы родственников не даст нам спокойно жить. Поддержите меня в дороге, а как приблизимся к скалам, я один продолжу путь для того, чтобы только спросить всё ли ладится в их медовой жизни.
Такое предложение сразу всех устроило и в наступившую очень кстати приятную, прохладную летнюю ночь, поползли они тогда снова к скалам. И хотя путь этот был им хорошо знаком, многие недавно выздоровевшие, и не совсем оправившиеся от ран черви стали быстро уставать, просить червяка-инвалида, ползущего впереди остановиться на короткую передышку.
– Смотрите, – на ходу отвечал им инвалид, указывая на едва пробившуюся сквозь густые деревья бледную полосу неба, – скоро, заря! Никак нельзя нам останавливаться, друзья, взойдёт испепеляющее солнце, и тогда я не успею переговорить с родственниками.
Никто не посмел ослушаться червяка-инвалида, видя с каким трудом, даются ему передвижения по местности. Так следуя за своим упрямым вожаком-инвалидом, черви окончательно стали выбиваться из сил и прежде, чем некоторые из них уже хотели было взбунтоваться, все вдруг увидели показавшиеся впереди скалы. Как и было ранее договорено, черви остались отдыхать в укромном месте, а инвалид, собравшись с силами и превозмогая обострившиеся боли, продолжил в одиночестве путь к скалам.
Свежесть лесного утра ещё придавала ему силы и хотя под его кровоточащим брюшком, стала исчезать прохладная земля, и боли стали не выносимы, червяк упорно преодолевал каменистую местность, всё ближе и ближе приближаясь к скалам, движимый более высокой силой – болью переживания за своих причудливых, медовых родственников. За ним уже тянулся кровавый след его покалеченного от сброшенных на него камней, уродливого тельца, но он не хотел этого замечать и настойчиво двигался вперёд. Внезапно впереди стоящие скалы стали уходить от него, каким-то самым невероятным образом растворяться в воздухе. Не понимая, что происходит, червяк судорожно стал трясти головой, но скалы не появлялись, так от потери крови его глаза окончательно накрыла предательская, непроглядная пелена. Он чувствовал, что скалы где-то совсем рядом, надо сделать всего-то несколько телодвижений вперёд и тогда можно будет спросить о самочувствии тех, которые на них теперь жили. «Как же так, – обрывками досадовал он в постепенно ускользающем от него сознании, – проделать такой путь и так глупо заблудиться!». И тогда червяк попробовал позвать элитных червей, но вместо крика из него вырвался только какой-то сиплый, слабый стон. И вдруг он понял, что его могут увидеть, просто увидеть – те, ради которых он и проделал весь этот путь. Эта спасительная мысль вернула ему немного сил для того, чтобы снова и снова повторять мучительные телодвижения вперёд, так резко потяжелевшего тела. Пусть и медленно, но червяк продолжал ползти к скале и тут перед ним неожиданно стали всплывать щемящие его маленькое, чувственное сердце воспоминания. То ли во сне, то ли наяву он вдруг ясно увидел радостную картину навсегда ушедшего своего детства, время, когда они все вместе, так беззаботно играли в родном перегное, не задумываясь, кто из них и какие сможет наесть себе в будущем брюшки. «Зачем нужна такая взрослая жизнь, которая так ожесточает и разъединяет нас? – вопрошал он себя в глубоком бреду. – Не лучше ли было всем нам, навсегда остаться в далёком, безмятежном детстве? В том времени, когда мы были так искренне в своих помыслах, так наивны и счастливы…». Здесь он вдруг стал мучительно искать ответ на этот нелепый, заданный самому себе вопрос.
Мягкий, утренний ветерок, встречая наступающее утро, ласково поигрывал с многочисленною листвою, приветствуя старожилов здешнего леса. Старожилы с благодарностью отвечали ему, слегка покачивая своей обширной, могучей кроной. Предвкушая долгожданную встречу со своей возлюбленной избранницей, где-то высоко на дереве заливался счастливый соловей, истосковавшийся за короткую, но для него такую длинную, летнюю ночь. Червяк-инвалид, лежащий без сознания на острых камнях, вдруг отчётливо услышал эту песню любви, торжества к жизни и красоте окружающего их мира. Он приоткрыл глаза и увидел, как сквозь ветви деревьев пробиваются первые лепестки яркого, губительного для него солнца. Червяк собрал, последние казалось свои силы, чтобы сделать ещё одно телодвижение вперёд и вдруг от увиденного ужаса его словно подбросило, потрясённый он мгновенно пришёл в себя. Перед ним открылась страшная картина, ушедшей некогда такой цветущей жизни. Медовые черви, подобно стебелькам каких-то неведомых ему растений, все как один выстроились вдоль края высоких скал, и казалось, приветствовали его, неестественно вытянувшись, и застыв в последней своей ужасной гримасе смерти. Червяк стал лихорадочно протирать свои заслезившиеся маленькие глазки в надежде, что это холодящее кровь видение исчезнет перед ним. Но протерев глаза, он ещё отчётливее увидел, как сверху на него смотрели медовые черви-чудовища. Ошарашенный от такого зрелища и застывший на своём месте червяк, не мог и представить себе, как погибающая элита отчаянно хваталась за свою постепенно уходящую в страшных муках жизнь.
В надвигающийся поздний вечер, почувствовав лёгкое недомогание жирные черви, вдруг не сговариваясь все разом, повыползали из своих нор. Повторно обсудив скучные последние новости, и не подавая никакого повода к беспокойству, начали они тогда деликатно интересоваться между собой о своём самочувствии. Вдруг колики в их брюшках стали резко усиливаться, почувствовав, наконец, что в них вселилась какая-то страшная беда, они запаниковали, и, скрючившись от внезапной боли стали жалобно призывать о помощи. Но кто, же мог им здесь на единолично занятой ими высотной площадке помочь? …Так в неожиданно нахлынувшую прохладную летнюю ночь, наполненные медовом воском их жирные брюшки начали постепенно затвердевать. И тут они стали лихорадочно хвататься за любое средство, облегчающее их, не выносимые страдания, и сначала выстроились все по краю скалы. Действительно омываемое их брюшки тёплое, поднимающееся вверх воздушное течение от разогретых за день камней облегчило на время им муки. Но остывающие быстро камни уже вскоре стали для них бесполезны, а слегка утихшие боли вернулись с новой силой. Тогда оказавшись в полной беспомощности, они обратили свои брюшки к равнодушной, отражающей холодный свет луне, и стали вымаливать у неё хотя бы немного для себя спасающего тепла. …Наступающая тьма, безжалостно издеваясь над страданиями несчастных, бесцеремонно пожирала их жизненную силу, навсегда забирая к себе и последнее, что ещё едва улавливало уходящее сознание элиты, это безвинный шелест лесной листвы с радостью, встречавшей ночную прохладу.
Всё выше и выше поднималось солнце, вот уже оно коснулось своими ласковыми, тёплыми лучами медовых червей и страшно отразилось холодным блеском в их безжизненно выпученных остекленевших глазах. Продолжая стоять как завороженный, червяк видел, что блеск этих мёртвых глаз ничем не уступал блеску множеству светящихся камней, среди которых стояла словно окаменевшая застывшая элита. Но вот, солнечные лучи стали разогревать затвердевший в червях медовый воск, и они на глазах изумлённого инвалида, стали постепенно расшатываться из стороны в сторону. С земли казалось, что в лучах восходящего солнца элита торжествует, пританцовывая на краю скалы, упиваясь своим исключительным положением. Вдруг амплитуда их странного танца стала резко возрастать и их тёплые, безжизненные тельца начали один за другим падать вниз на многочисленные острые камни, которые ещё совсем недавно, они так безжалостно сбросили на своих родственников. Увидев как из разбившихся на острых камнях жирных брюшков, вытекает разогретый, ароматный мёд, червяк-инвалид отвернулся, почувствовав подташниваемый его ужас отвращения. …Постепенно он стал приходить в себя и вновь ощутил, ушедшие было силы. Не давая себе трезвого отчёта, червяк зачем-то продолжал стоять в лучах восходящего солнца, напрасно надеясь увидеть хоть какие-то признаки жизни в несчастных, ещё совсем недавно составляющих с ним единую семью. А спустя некоторое время, окончательно придя в себя, и убедившись в бесполезности своего здесь нахождения, медленно отправился в обратном направлении – туда, где его ждали, и уже в волнении за него ползли ему навстречу. Теперь ему некуда было спешить и не торопясь, выбравшись на прохладную землю, он остановился под деревом и глубоко вздохнул, только здесь, будучи защищённым от палящего солнца, он наконец позволил себе расслабиться. Он осмотрел дерево, под которым остановился, потом перевёл взгляд на чистое, высокое небо по которому плавно плыли куда-то красивые облака… У него, вдруг перехватило в горле и неожиданно для себя, он расплакался. Безутешные, горькие слезы, размывая прилипшие земляные крошки, превращались в грязные капельки, и медленно скатывались по его маленькой мордочке, а он плача навзрыд, уже в который раз спрашивал не то себя, не то окружающих его деревьев: «За что, за что же так жестоко были наказаны его родственники?!». И если бы деревья могли говорить, они всё равно бы не смогли ему объяснить за что были наказаны жирные черви. Любовь, жившая в нём к окружающему его миру, была так велика, а чувства так чисты, что к его пониманию не доступны были такие пороки как – высокомерие, жестокость и предательство, разъедающие любое живое создание изнутри. Но зато деревья могли бы ему рассказать, что на самом деле жирные черви не являлись ему родственниками, ведь, ни один тощий червяк при всём желании за всю свою жизнь никогда бы не смог наесть себе маломальское жирное брюшко. Просто так распорядилась Её Величество Природа, объединив два разных вида червей жить на одной земле. Но ничего этого червяк-инвалид не мог знать, и теперь уже ничего об этом никогда не узнают его бывшие соседи жирные черви. Утомлённый пережитыми за последнее время событиями, и дав волю чувствам он, наконец, немного, успокоившись, стал настраиваться, чтобы продолжить путь домой и вдруг заснул крепким, глубоким сном.
Лёгкий, летний ветерок залетел на полянку повеселиться и поиграть со странным уродцем, спящим под деревом, но, не сумев его разбудить, ветерок перевёл свою игру тогда на группу червей, показавшуюся из-за бугорка и медленно движущуюся по направлению к спящему червячку.
* vkontakte «Самарский монстр», youtube monsteryesha
Ширшов Валерий