Литературная
мастерская

Я не поздоровалась? Привет. Меня зовут Лика. Я живу в маленьком богом забытом городишке на краю нашей страны. Мне двадцать, у меня вполне сносная внешность, какие-никакие мозги и неоконченное высшее.  Я работаю в банке. Вау, скажите вы. Ничего подобного, скажу я, ибо я всего лишь кассир. У  меня все еще впереди, скажете вы? Ой, да черта с два.  У нас у всех здесь все впереди.

Впрочем, вести диалог от имени Лики – слишком рискованная затея.

Лика жила в маленьком городишке под названием Гильск. Это был маленький, мерзкий городок, полный толстых скучающих домохозяек, их пьющих мужей и уничижительных слухов. Так вот,  родилась Лика не в Гильске, потому  все происходящее вокруг было для девочки диким. Долгое время  Лика не общалась с местными детишками совершенно. Будучи во втором классе, подралась с Аськой Сидоровой из-за нелестного отзыва в свою сторону. После педсовета и тумаков от родителей, они, вместе утирая слезы, разговорились, а со временем и подружились. День-деньской подруги до одури шлялись по местным улочкам, лазили по деревьям, купались в речке. Но почему-то за несколько лет  дружбы ни разу не побывали друг у друга в гостях.  И вот где-то классе так в седьмом, решив прогулять контрольную по физике, девочки отправились к Асе, потому что  дома у той  никого не было.

Быстро проскочив по двору мимо двух грязных лохматых собак  (а к собакам Лика питала отвращение  с раннего детства), она взбежала по ступенькам и остановилась на пороге.

-Ты чего? – запыхавшаяся Ася смотрела на Лику с недоумением.

-Ничего, просто собак не люблю.

-Да кто их любит, сук лохматых. Только и делают, что жрут и срут. Пошли, че стоишь, как неродная. 

Лика прошла за ней в комнату. Комната была маленькая и ничем не примечательная, кроме разве что пианино (редкость в Гильске), на котором стояла клетка с попугаем. Попугаев Лика недолюбливала, а вот пианино ее заинтересовало. Она попросила подругу:

-Ась, сыграй что-нибудь?

-Не-е, даже не проси. Меня эта музыкалка заебала уже. Почти каждый день на нем играю. Смотреть тошно. Пошли к компу, а?

Комп был чудом похлеще, чем пианино, фортепьяно и даже целый симфонический оркестр. На то время компьютеры были знаком шика и какой-нибудь суперработы своего владельца. Относились к ним, как к экзотическому дорогостоящему питомцу – горделиво хвастались, вдоволь игрались, но в чужие руки не давали. Так что особого удовольствия Лика, уже успевшая обучиться азам работы на ПК, от перспективы глядеть на цветущую от гордости Асю не испытывала.

Когда девчонки зашли в Асину комнату, Лике  уже было не до какого-то там  компа, потому что там стояла целая стенка, доверху забитая книгами. Правда, уже при беглом осмотре выяснилось, что большинство из них это медицинские учебники

 - У меня брат на хирурга учится. Вечно читает что-то – Ася произнесла это не без гордости, но с какой-то непонятной  ноткой. Пренебрежения, что ли.

Потом девчонки сели за компьютер и несколько часов слушали  современную поп-музыку.

Лика очень рано уяснила для себя одну вещь – поп-культуру она может потреблять только в качестве закуски к крепким напиткам. Тогда она могла и поплясать, и покричать и повеселиться. Но на трезвую голову слушать это –  не издевайтесь вы, право.

С грустью и тоской Лика смотрела на пылящуюся на шкафу гитару – тоже, естественно, Асиного брата. Ася в это время завороженно следила за зелеными столбиками визуализации, прыгающими по монитору.

Это был первый день, когда Лика ясно осознала: Ася – никакая.

Люди, что ее окружают – никакие.

И надо что-то с этим делать. Не то будет худо. Но что делать, как делать, и почему – Лика пока не знала. Детство и ранняя юность ей в помощь – уродство мира воспринимается не так плачевно. Лика искренне верила, что она разукрасит этот мир.

Подарил бы кто акварелей, что ли.

Эти мысли оформились в голове далеко не сразу. Сначала было ощущение серости и беспросветной тоски. Конечно, можно все спихнуть на подростковое мышление и поиски себя, но ничего подобного Лика не испытывала. На тот момент она ясно представляла, кем она станет.

И всем, кто ее об этом спрашивал, изрекала гордое:

- Журналистом!

О том, что для бытности журналистом мало просто хорошо писать, нужно еще быть любознательным, готовым делиться своими знаниями с окружающими и помогать людям искать справедливость, Лика еще не знала. Хотя она знала, что работа – не сахар, платят мало и звездой ты не станешь. То есть главное знала.

Наступил период серовато существования. Лика все сильнее отдалялась от сверстников. Как и в детстве, лучшими друзьями были книги. Впрочем, Лика куда-то ходила, что-то делала, с кем-то встречалась.

Ася продолжала таскаться за ней, надоедая до смерти. Лика прекрасно понимала, кем она является для Аси.

У Ли (как ее впоследствии стали называть в различных чатах), была прекрасная для своих лет фигура, с выпуклостями четко там, где надо. Были длинные каштановые волосы, идеально прямые. Были необычное формы карие глаза с янтарными крапинками. Был острый ум. А Аська была тощая, мелкая, с редкими волосенками непонятного цвета и крысиной мордочкой. Тупой ее нельзя было назвать, но до Лики ей было далеко. Ей во всем было далеко до Лики, и она это прекрасно осознавала. Асей двигала странная помесь восхищения и зависти. Иногда у нее прямо не хватало сил сдержать злорадную ухмылку, когда Лика получала плохую оценку, например. У Лики вообще были напряженные отношения с учителями. Учителя в их школе были, как на подбор – злобные климактеричные тетки, уверенные в своей нерушимой интеллигенции и правоте. Лика их частенько носом в обратное тыкала – мол, и поумнее вас сыщутся. Естественно, с половиной учителей постоянно возникали стычки. А Ася была тихой, примерной и послушной. На том и выезжала.

- И что же, вы прям с Лехой  встречаетесь? – затаив дыхание, расспрашивала Ася.

- Ну да, вот прям встречаемся. – Лика сидела на лавочке, болтая полуснятой туфлей.

На улице была майская жара, все тонуло в зелени. Девочки сидели на лавочке возле крошечной  мельницы и пили холодный квас.

- И ему – Ася даже подпрыгивала от возбуждения – правда двадцать два?

- Правда. В августе, не поверишь, будет двадцать три.

Самой Лике было тогда пятнадцать.

- Офигеть! – только и смогла сказать Ася.

- Офигеть! Сказала она, когда узнала, что у Лики сразу три парня.

- Офигеть! – сказала Ася, когда Лике сделал ее двадцатитрехлетний предложение.

- Офигеть! – это когда Лика, вдоволь потешившись с гоповатым Лехой, практически сбежала из-под венца, и, весело потягивая теперь уже пиво, рассказывала, как ей названивала несостоявшаяся свекровь, а старшая Лехина  сестра приперлась к ней домой и орала на всю улицу, обещая «все волосья повырывать этой шалашовке».

Офигеть, конечно. Лике было просто скучно, только и всего. Неужели это неясно, Ася?

- А мне мой Петя сказал, что ему не нравятся такие девушки, как ты, Лика. Ты доступная и на всех вешаешься. А я скромная и тихая, как ему нравится.

Лика курила, поминутно озираясь по сторонам старого школьного двора, а Ася стояла на стреме. Не хватило бы у нее смелости курить прямо на школьном дворе. И не до этого Асе было сейчас.  Девочка наконец-то завела себе парня и радовалась этому, как щенок, не владеющий своей мочеиспускательной системой в порыве чувств. Еще бы, у нее есть парень, а значит, она не хуже этой стервы Лики!

Лика медленно и молча докурила. Посмотрела на Асю. Ее глаза метали молнии, янтарь застыл и грозил впиться острыми иглами.

Ася судорожно сглотнула.

- Послушай ты, маленькая дрянь. Вешаются на веревке. А я делаю то, что считаю нужным. И ни ты, ни твой прыщавый Петенька, который наяривает на твою фотку ночами, ни весь ваш сраный городишко мне не указ. Продолжай завидовать, крысеныш.

Лика затушила окурок и прошла мимо Аси. Та стояла и продолжала смотреть на окурок, оставленный ее бывшей подругой.

Естественно, маленький крысеныш  не мог перенести оскорбления. Он думал, что своей фразой заставит Лику, только что порвавшую со всеми парнями, почувствовать себя одинокой, ущербной. А ущербной почему-то себя чувствовала вновь Ася. Так дальше жить было нельзя.

В следующий понедельник Лику ждал веселый день. Еще по дороге в школу она уловила какую-то новую порцию смешков за спиной. Смешки и косые взгляды были привычной частью жизни. С ними Лика жила с пятого класса, когда на одной из перемен Маша, самая красивая девочка на параллели с самым красивым почерком (что в те времена ценилось, как сейчас искусство правильно надеть презерватив), сказала:

 - У тебя, Лика, некрасивый почерк такой, фу.  Половина букв печатных каких-то. Сначала писать научись, а потом к доске выходи.

- Ты, Маша, помолчала бы. Я пишу грамотнее всех в этой школе. А печатные буквы в почерке – это, к твоему сведению, признак интеллекта.

- Ты, значит, умнее нас всех тут? – грозно шипя, спросила Маша, подходя ближе к Ликиной парте. Остальные угрюмо наблюдали за сценой, намереваясь Машу при случае поддержать.

- А разве нет? – подняла наконец глаза охамевшая Лика от «Трех Толстяков».

Маше возразить было нечего. Но с тех пор Лика по умолчанию считалась выскочкой и слушком «умной». В Гильской школе это было серьезным обвинением. А Лике хоть бы что. Она этого отчуждения не замечала. Вступать с ней в открытый конфликт – не хотели. Знали, что пассивная истеричка эта Лика. Она еще во втором классе так подралась с Зинкой и Асей, что Зинку чуть в больницу не положили. Со временем конфликт все же забылся, тем более что у Лики стал вырабатываться необычный взгляд на мир.

Ей нравилось менять лица. На переменах она обсуждала с одноклассницами косметику и тряпки. После школы шла с пацанами играть в футбол. Вечером шла гулять с Асей, а когда Асю загоняли в дом, шла к новой подружке Насте. С ней можно было поговорить о книгах, правилах этикета и музыке.

Ни в одной из этих ипостасей Лика не чувствовала себя неуютно. Понятно, что больше всего ей импонировали умные разговоры с Настей. Но посидеть с ребятами, повозиться с машинами было тоже очень занятно. Это не было лицемерием. Лика просто поняла, что каждый из нас имеет в душе весь спектр человеческой природы. В человеке изначально заложены как все преимущества, так и все недостатки. А разовьется то, что сильней развито природой или воспитанием. Но это не значит, что нельзя попробовать пожить всеми жизнями сразу. Позже Лика напишет:

Я хожу по краям ваших вселенных,

Поочередно в них заглядываю.

Когда нога начинает скользить вниз

Я цепляюсь за стены, кричу, но не падаю.

Да если б вы знали, как мне это нравится!

Приятно жить несколько жизней.

Мне нравится - пусть разбираются:

В каждой фразе по несколько смыслов.

Знаешь, я - девочка с задумчивыми глазами

И та блядь на заднем сиденье машины.

Там я читаю Харуки Мураками,

Здесь я скачу под рваные ритмы.

Бывает все же, я вниз срываюсь.

Со страшной скоростью несусь ко дну.

Я дико визжу, матерюсь, но не каюсь:

Вселенные, когда пишу, сливаются в одну.

А пока вернемся к злосчастному понедельнику. Лика дошла до школы, прошла в свой класс – все это  под неусыпным вниманием общественности. Некоторые открыто тыкали пальцем в ее стороны и истерично смеялись.

В коридоре Лика увидала свою знакомую – Катю. Катя сама подошла к ней и спросила:

-  Ты еще не видела?

- А что я должна была увидеть? – спросила Лика, ежась от неприятного предчувствия.

Катя без лишних слов схватила ее за руку и потащила к внутреннему двору школы. На кирпичной стене огромными синими буквами было выведено:

«Лика Емельянова – шлюха и проститутка».

В других  местах были надписи поменьше, того же характера.

Вам кажется, что ничего особенного не произошло? Это значит лишь одно – вам повезло и вы никогда не бывали в Гильске. Сплетни сексуального характера здесь ценились больше всех остальных, мгновенно разносились и подавались под острым соусом гнева и презрения. От подобного рода сплетен пострадало в свое время немало девушек. Некоторые уезжали в другие города. Некоторые уезжали на кладбище. А тетки, родившие первенцев в шестнадцать лет, продолжали с маниакальным упорством разносить сплетни и подавать надежный пример своим детям. Поэтому то была не просто надпись. То была очень подлая и расчетливая месть на долгие годы.

- Ну крысеныш – разъярилась Лика. И отправилась на поиски Аси. Теперь ее появление встречалось звенящей тишиной. Когда янтарные глаза метали молнии, лучше было на эти глаза не попадаться.

- Где она, ну? – трясла Лика за воротник побледневшего Петю. Петя был в два раза выше и больше Лики. Но он и не пытался вырваться из ее цепких ручонок.

- Так она это… в санатории с субботы.

Ну понятно. Решила напакостить перед отъездом, и ручки не замарать. Вполне в стиле крысы. Лика отпустила чужой воротник, сказала устало:

- Да пошли вы все… шваль  придорожная.

После этого имя Лики стало обрастать слухами. Ей припомнили все – старпера Леху, который кстати говоря, был неместным (это считалось почти что преступлением), кучу парней. Приплели все, что только можно было. А Лике - то что? Прошло еще полтора года. У общественности нашелся повод для сплетен куда грандиознее блаженной Лики.  Она заканчивала одиннадцатый класс и намеревалась свалить из этой дыры учиться в Питер. Ну или хотя бы в Нагорье, областной центр. Ходила себе в новом имидже – черных тряпках, джинсах с дырками и заклепками, кожаных браслетов с шипами. Такого в Гильске еще не видели. Так только Саня эта чумная одевалась. Но Настю народ почти не видел – она училась в своем лицее в соседнем Сенске. А вот Лика была у всех на виду. Доставалось, ей конечно, нехило:

- Одеваешься, как чучело!

- Тебе не стыдно в таком виде по улицам ходить?

- У тебя скоро из жопы шип вырастет!

И если школьников можно было послать на три буквы, то проповеди учителей приходилось терпеть. Особенно учителя литературы, старого холостяка Виктора Ивановича, который гундосил  своим унылым басом;

- Ничего, Емельянова, такое бывает у подростков. Все это пройдет.

И заводил свою любимую песню:

- Вот станешь ты критиком, напишешь кучу статей о творчестве Пушкина и прославишься.

Лика не понимала, почему она должна писать о Пушкине, о котором и так написано слишком много и который у нее сидел уже в печенках. Почему она вообще должна писать какие-то эссе по Пушкину. Хотя Ликины эссе не раз побеждали в районных конкурсах . И литературу лучше Лики в зачуханной гильской школе никто не знал. Но писать матерные стишки или иронические рассказы об учителях было куда веселее, чем эссе. У Лики даже имелась огромная черная тетрадь, в которую она и заносила вышеназванное. Тетрадь пользовалась большим успехом у старшеклассников,  а стишки про учителей стали частью школьного фольклора.

Еще в тетрадке была пара рассказов. И они были совсем не смешные. Скорее  страшные и трагические. Один  про девушку-отличницу, изнасилованную сводным братом и повесившуюся в школе. И второй про девушку, жившую в городе мертвецов. Рассказы были вырваны из тетради сразу после написания. Когда Лика решила завести почтовый ящик в интернете, она, повинуясь непонятному порыву, назвала его именем и фамилией своего повешенного персонажа.

А так делать нельзя! Не потому даже, что девочка была мёртвой. Ведь, когда начинаешь читать, она еще жива. А потому, что нельзя персонажей пускать в свою жизнь. Потом Дима объяснит Лике это. А пока ей было все равно. Она тут же отправила со своего нового адреса заявку на участие в конкурсе. Конкурс давал на поступление в выбранный Ли  вуз существенные льготы.  Выпускные экзамены были сданы. Приближался выпускной вечер.

Торжественная часть – ничего интересного. Бормотания учителей, аттестат, в котором у Лики три тройки, мерзкое пение девятиклассниц, убогий салют. Пошла банкетная часть. Идиотские тосты от учителей.  Ликин очередной ухажер целуется с ее одноклассницей. Лика не удивилась – самый популярный парень школы не мог принадлежать ей одной по законам физики. А ее всегда тянуло только к таким – прожженным кобелям, которые, тем не менее, еще не успели превратить свою процедуру ухаживаний в пошлый фарс, и уважали женщину. Наверное, в Лике жило отчаянное желание объять необъятное и обуздать такую неподдающуюся воспитанию мужскую особь.

Вот такая у нас была гордая и самоуверенная Лика. Она презрительно посмотрела на целующуюся парочку и прошла к выходу из сельской дискотеки, где по традиции смешались пьяные выпускники, родители и учителя. Там ее уже ждала Саня.

- Ну ты, блин, даешь! – восхищенно сказала она.

Восхищаться было чем. На Лике был самый настоящий черный корсет и юбка-баллон, переливающаяся всеми цветами радуги. На фоне свадебных платьев одноклассниц, походивших на огромные неповоротливые торты, она выглядела великолепно. Да и не нацепила бы Лика на себя этот ужасный купол ни за какие коврижки. Довершали наряд черные кожаные босоножки и черные кожаные браслеты. Саня протянула Лике пиво. На улице стоять было довольно холодно, особенно после прохладного напитка. Ликина душа просила чего-нибудь горячего и горячительного.

- Пойдем в банкетный зал. К тому же есть, что отметить. Я конкурс выиграла на поступление. Мне теперь только один экзамен сдавать вместо трех. Историю. Тем более, я готовилась.  И потащила упирающуюся Настю  по ступенькам в здание Дк, где и проходил выпускной.

- Да меня туда не пропустят!

- Они уже бухие, всех пропустят.

Действительно, Настю, которая совсем не походила на учительницу, родительницу, и тем более выпускницу в своем рокерском прикиде, никто не остановил. Потому девчонки сели за праздничный стол и с удовольствием поели. На столе у пятидесяти человек стояло три бутылки шампанского и три вина. А под столом – несколько бутылок водки. Впрочем, после двух ночи водка перекочевала на стол.  Половина выпускников отправилась домой. А вторая половина досидела до шести утра и отправилась встречать рассвет на Комариную гору. Саня еще в четыре отправилась домой – ей после прошлой ночи с новым «Гарри Поттером» хотелось спать. А Лика стоически перенесла встречу рассвета, комаров и дикий холод, стоявший на горе.

Через три дня стало ясно, что Лика заболела. Причем заболела очень и очень серьезно. Простуда вылилась в воспаление легких. Температура зашкаливала за сорок. У Лики немели руки и ноги. Она слабо говорила заплаканной матери, сидевшей у кровати:

- Ну вот… и не поступлю, все экзамены проходят сейчас.

Этой фразой Лика вызвала у матери новый прилив истерики.

Прошел месяц. Лика выздоровела, но была еще бледная и слабая. Выяснила, что еще можно поступить по срокам. Но совсем в другой вуз. И условия там будут совсем другие. Жестче. Надо сказать, что самоуверенность и надменность у Лики странным образом сочетались с неуверенностью в себе и страхом. Психологи называют это нестабильной самооценкой. А Лика просто страдала, предпочитая никак не называть этот кошмар. Но в итоге пересилила себя и решила все же попытаться поступить в самый престижный вуз области.

И поступила!

С Асей она не общалась с того самого мерзкого случая. Тем не менее, когда они встретились с Ликой в вузе в сентябре, холодно поздоровались. Лика спросила, на какой факультет поступила Ася. А Ася, естественно спросила, есть ли у Лики парень. После этого вопроса взгляд Лики сделался жестким, а глаза влажными.

-  Есть. Он из Сенска, ты его не знаешь.

Ася трагически вздохнула:

 - А я опять одна.

Вскоре Асин факультет перенесли на другой конец города. Лика слышала, что Ася начала курить травку, пить крепкий алкоголь в больших количествах и отчаянно «гулять» - и все на фоне предательства козла-Петьки. Но Лика прекрасно понимала, что Петька тут вовсе не при чем. Он и не нравился-то Асе никогда. Просто девочка попала в большой город.

Впрочем, Ася сумела выполнить обязательную для девушек Урюпинска программу. До двадцати двух она успешно:

- залетела

- вышла замуж

- родила

- растолстела

- развелась и стала жить с бывшим уже мужем в гражданском браке.