Колонки
новогоднего
номера

«Ну, пойдём, Матрос! Что остановился?».

Да, это мне. Нет, я девочка. Но мой друг сказал, что не бывает матросок, а ему кажется, что я управляю двумя бирюзовыми морями, смотрю ими сначала зелёными, а голубое небо отражается в них и смешивает цвета. Как таких зовут, он никогда не слышал и не читал, поэтому просто назвал меня по-морскому. Кто-то другой подметил, что в центре каждого моря есть маленький кораблик, тоже управляемый мной.

Кораблики-корабликами, а сейчас я вожу ногой по кругу, шаркаю, прижав к асфальту сухой, давно потускневший дубовый листик. На центральном бульваре их много. (Пару месяцев назад, наверняка, прозвучала песня «А мы, ленивые дворники, оставим вам ковровую дорожку»). Моя радость первому в этом декабре солнечному дню стала немного похожа на эти пыльные осенние листья – успела постареть.  Я им уже говорила, что люблю, когда они золотят, а не показывают, как далеко еще зима от Рождества. А она где остановилась? Может, как я сейчас, смотрит себе под ноги и задумалась о своём? На северном бульваре.
Сегодня 24-ое. Портрет города снова полностью окаменел, одни стены да мостовые. Ярмарки закрыты. Живые за стенами запекают уток, фаршированных гречкой. Очень, кстати, вкусно. И друзья уже разошлись по домам. А я, видимо, что-то забыла на улице, нечто важнее любимых пряников и обожаемого праздника, пахнущего корицей и глинтвейном. Но почему погрустить оказалось важнее, почему мне этого сейчас так хочется?

В такие моменты крепко обнимает муза, усаживает поудобнее на скамейку, помогает достать из рюкзака блокнот и карандаш, садится рядом.  Мне этого давно не хватало, давно ходила с блокнотом, чтобы написать письмо декабрю, но все вокруг очень отвлекали. А в день перед Рождеством на улице можно уединиться лучше, чем в собственном доме. Стало даже уютно, несмотря на то, что похолодало: слева от меня, в стороне железнодорожной станции «Южная», закатное солнце почти дошло до горизонта и остановилось над самой высокой елью, коснувшись её верхушки. Точно так же красной звездой коронована ёлка у меня дома.

Пока закатом короновались все северо-западные районы, отражаясь в моих морях и добавляя красок, на порозовевших страницах замёрзшими пальцами медленно выводилось письмо:

«Ты смеёшься, Декабрь,
Над городом  нашим,
На макушки домов разливая дожди.
На проулки, проспекты,
Туман выдыхая
По утрам.
Ноябрю подражаешь, поди?

Ты ленивый, Декабрь.
Ты не хочешь стараться.
А достаточно просто добавить белил
На деревья-холсты,
На ладони, ресницы,
Облака заморозить, чтоб снег повалил…»
 
Все вокруг подсказывали слова, но я не успевала ни за ветром, ни за деревьями, они шептали слишком быстро и хором, а буквы выводились всё медленнее. Я встала, чтобы потанцевать и согреться, ветер усилился и просвистел непростую мелодию, нечаянно сорвав шляпу с моей головы. Я знаю, что он хотел помочь.

Я бредила, но если бы они умели сочинять, под этим стихотворением поселилась бы подпись «Матрос, ветер, дубы, черемуха и каштаны».

Вторую половину письма я дописывала дома, пришлось вернуться, мне нужен был свет. Праздник я не пропустила, наелась гречки, разных салатов под одним названием «принеси с собой», пряники и какао взяла в постель. Вставать уже не хотелось, поэтому перед сном и блюдце, и блокнот положила на подоконник, куда смогла дотянуться.

Мне приснилось, что мои куклы ожили и в восторге выкрикивали: «Зима заглядывает в окно! Слышите?! Она читает письмо с блокнота!»

«Ты морозишь туман,
Одевая все в иней,
Что сверкает надеждой: твой зимний намёк.
Но к обеду плюсуешь
По Цельсию хитро.
Чувство юмора в этом году - твой конёк.

А уже на домах
Засияли гирлянды,
И создан повсюду уют к Рождеству,
И на ярмарках тёплый
Глинтвейн разливают.
Только снится зима. Та, что ждём наяву».

Меня разбудили визги и смех детворы, в 8 утра. В 8 очень раннего после позднего застолья выходного утра. Наверняка, не я одна поскорее поднялась, чтобы посмотреть, что потянуло крошек на улицу так рано. Сначала меня ослепило белизной. Ребята бегали и прыгали в сугробы, уже исполосованные санками… где они их так быстро достали?...  в своих разноцветных курточках на белом фоне мальчики и девочки были ярче новогодних огней на ёлках. И светились сильнее от радости. Они не успевали думать, что скоро может всё растаять, но они вышли пораньше, чтобы успеть поймать зиму. Я открыла окно, чтобы потрогать снег на карнизе, в меня сразу же прилетел снежок, прямо в лицо. Было приятно щекотно. Часть снега рассыпалась на всё ещё лежащий на подоконнике блокнот, раскрытый на странице со стихотворением. Я проговорила последнее в нём слово: «Наяву».

Стою и смотрю на намокшие листы, как вчера на листья. Вчера надо было домой, а сегодня на улицу. Стою опять не там, где все. Звоню другу, рассказываю про письмо, сон, утреннее веселье, а он говорит: «Да ты ещё и зимой управляешь, Матрос-Дед Мороз!».

 Что? Вот снова. Ну я же девочка!