Работа пионера
Ленивый рассольник.
Елизавета Фрайман
4
( 9 голосов )
В Париже осень. +18. Парижанки в теплых ботинках, кофтах, застегнутых на все пуговицы, в шарфах, завязанных в три слоя. Спешат на работу. В Париже принято спешить. Вы очень заняты, вы торопитесь на работу, торопитесь лишь для того, чтобы успеть сделать по два bisous с каждым из 30 коллег, а с земляками из Бургундии по четыре. А потом выпить кофе. Потом еще один. Затем обед. Парижанки опять торопятся, у них в запасе всего два часа на обед. Еще кофе. Сигарета. А ведь надо еще успеть и поработать. И в обратный путь. Сапоги, кофты, шарфы. В Париже осень.
Я никуда не тороплюсь. В Париже +18. Я уехала отсюда ровно 5 лет назад, день в день, минута в минуту. И вот сейчас я иду по Парижу покупать соленые огурцы. Мы будем варить рассольник. Ленивый рассольник. Потому что не было никаких 5 лет, Москвы, свадьбы, 2 детей. Просто вчера было лето, а сегодня осень – время варить рассольник.
За солеными огурцами я иду в Израиль. Можно конечно и в «Гастроном №1», но он есть не везде, а Израиль везде. В каждом большом супермаркете Парижа есть Израиль. Полки с кошерными продуктами, привезенными оттуда прямым рейсом авиакомпании El-Al. Парижане про соленые огурцы не знают. А я знаю, потому что я израильтянка.
Затем я иду в овощной отдел. Картошка. Красивая, чистая. Морковь, золотистый лук. Рассольник ленивый, парижский. Иду в отдел консервов. 2 больших банки красной фасоли. Мы любим погуще. Томатная паста.
Затем в холодильник. За копченой грудинкой, потому что я русская.
Когда-то мы нашли рецепт в журнале «Лиза», привезенном кем-то в Париж. Традицию покупать «Лизу» для Лизы заложила моя тетушка, когда этот журнал только появился в России, а я из нее уже исчезла. Рецепт был хорош. Он был настолько ленив, что прекрасно подходил для наших парижских кухонь, которые были как аппендикс в наших богемных квартирках и были узки нам в бедрах. Ведь что может быть проще, чем сделать грудинно-морковно-луковую зажарку, туда половину микроскопической баночки томатной пасты. Затем, балансируя на одной ноге, отставить сковородку в сторону. Протиснуться с кастрюлей к крану, набрать воды. После закипания картошка, потом средне нарезанные острые соленые огурчики, потом бухаешь в кастрюлю со всей дури две больших банки красной фасоли. И пробуешь. И добавляешь терпкого рассола. Затем укроп. Ах, аромат пошел. Цвет насыщенный. Почти как борщ, но рассольник. Но не такой, как в садике в детстве, там, где перловка. А модный, с фасолью и израильскими чесночно-солеными огурцами. А если еще перед рассольником заехать к родителям в Германию, то можно привезти и копченые ребрышки. И тогда они дадут еще больший навар. И мясо. И все это булькает в кастрюле, которая почти упирается в кухонные шкафчики. Потому что кухня-аппендикс. Но из окна видна она, Башня.
А время уже почти 7 вечера, и скоро с еженедельным визитом пожалует мадам Лавеню. Мадам не умеет готовить. И до тебя она и есть-то не умела. Сыр, зеленый салат, багет. Нет, раньше она умела есть, когда рядом были 2 бабушки, мама и вообще вся семья в сборе и на столе домашние пельмени и таз пирожков. Но теперь все это запрятано далеко в копилку памяти и вынимается на свет не чаще, чем раз в пять лет. Но осенью у нас рассольник. По две больших икеевских миски на нос. И мне еще чуть-чуть на завтра.
А потом наступил сентябрь. И все закончилось. Я уехала.
Мой чемодан валяется на полу. За стеной большая кухня. Из окна видна она, Башня. Я иду по Парижу в свой Monoprix, за своими солеными огурцами. Навстречу ботинки, кофты, шарфы. В Париже осень, +18. На мне кроксы, сиреневые штаны-конверты развеваются на ветру, майка с коротким рукавом. Я больше не парижанка.