Стихотворение пионера
из цикла "Metropolis"
Владимир Зайцев
2.8
( 10 голосов )
ПОСЛЕ СМЕНЫ
Смотри скорей: уродов повели.
Их схожие морщинистые лица
Ничем не отличимы от земли.
Им некуда с работы торопиться.
Их схожие и скучные тела
Со съемными руками и ногами
Конвейерная лента родила
И съемными заткнула головами.
Они, сутулясь, шаркают в пыли,
Тела свои стараются попрятать.
И многих ноги сами понесли
В ночлежки, где они свои лопаты
В углы поставят, станут причитать:
«Скорей… скорей… скорей бы на работу».
Бессонно каждый сунется в кровать,
Как в топкое и чёрное болото.
А многие повалятся во рвы,
Сбивая в кровь ладони и колени,
На простыни затоптанной травы,
И каждый будет думать лишь о смене.
Уроды, люди-нелюди, скоты
Мечтают, что затянется прореха
Ворот фабричных. Мы же с высоты
Глядим на них, и валимся от смеха.
ОЛИГОФРЕН
Когда твои безрадостные вопли
В пространстве прорастают ветром,
Ты видишь: глыбы льда утопли,
Убрались в реку, как в коробку, метр за метром.
Ты видишь: наверху, на тоненьком мосту,
Бежит живая, безобразная машина.
Внизу хребты хрустят под грузами в порту,
И снега серого красуется лепнина.
Вдруг понимаешь: все иллюзия, все ложь!
Во рту жуется крупяная мешанина.
Встаешь, как было, на колени и живешь,
Ползешь по кафелю, невинная скотина.
…
А мать стоит, горою льда, и ждёт:
Хоть в человека, хоть в иного гада,
Но пусть переродится идиот
И встанет во главе любого стада.
НА КУХНЕ
Утробой сквозь горло хохочет стряпуха,
Расстёгнутой ямой от уха до уха.
Под мышкою впадина зыбко дрожит,
И пот по загривку жуками бежит.
Передник, измазанный в сале и рыбе,
Висит на горячей, распаренной глыбе.
Она жмёт ладонями с места на место
По противню чёрному жёлтое тесто.
И мясо кромсает, и прямо над щами
Трясет болоной, голубыми кишками.
Бросает в ведро их. И звонко бренчит:
«Бум, Бум»! – По ведру неживой аппетит.
Голодные рыльца сидят в стороне.
И ждут, когда щи будут плавать в огне.
И ложками по стульям звонко стучат.
Мясной раздувается в комнате чад.
И мальчик двуногий живет в уголке,
Солдатик пластмассовый в толстой руке.
Солдату живот выгрызает и дышит,
Героем себя возомнил и не слышит,
Как мамка сквозь зубы шипит: «Подавай»! –
И в нос подгорелый сует каравай.
ИЗЖОГА
Кровавый, словно помидор,
Во мне лежит еды бугор.
Я еду в транспорте и жду,
Когда кишки возьмут еду.
И строю глазки тут и там
Довольным дамским головам.
Они сидят в воротниках,
Как крем на сладких пирогах.
И мнится мне, что красота
Не просто так с креста снята.
И мнится мне, что красотой
Спасённым может быть любой.
Я в восхищении, я свят!..
Но дамы, отвернувшись, спят.
Большие крестят животы.
И как ракета с высоты
Наместником живого бога
В меня врывается изжога!
СКЕЛЕТ
Господь, не позволь, чтоб мой дряхлый скелет
Попал под стекло через тысячу лет.
А если позволишь, я знать не хочу,
Что кости мои интересны врачу
И прочим болванам. Не дай им сказать:
«По этим останкам мы можем узнать -
От нервов и скуки усохли они».
Салфеткой протрут их, и вспыхнут огни.
И станет скелет со всех стен освещён,
Не Ленин, не Мао, не Тутанхатон.
И рядом табличку на полку воткнут:
«Проживший без толку покоится тут».
Господь, раствори меня в белых цветах,
Не дай мне и в смерти ходить в дураках.