В обычные дни красный цвет казался зеленым, а остальные цвета были сохранны. И случались дни усталые, как сегодня, когда глаза улавливали только черно-белую гамму, без всяких оттенков.
В черно-белые дни Анна, ценная для статистики женщина, страдающая (так ли уж страдающая) дальтонизмом, разглядывала улицы, словно перебирала снимки из фотоархива.
Сейчас таксист вез ее в аэропорт. Начиналось утро. Через запотевшее стекло Анна разглядывала черные кроны деревьев и белые фасады, черные фигурки людей и точки света в окнах. Она помнила, что в одном окне из тысяч, в комнате, где у люстры отбиты кусочки хрусталя, до сих пор живет силуэт ее самой и еще нескольких человек, которых теперь только и найдешь, что за тяжелыми шторами.
Анна заглянула в сумку: духи, запасные чулки, визитки... Всё здесь. Достала пудреницу, освежила лицо. Сняла ниточку со свитера - на Анне темно-серый кашемировый джемперок и черные брюки. Света-секретарь ругала ее за скучный вид: «Анна Санна, черный цвет только для зануд и для нервных. Оно вам надо?». Обычно Анна отвечала что-нибудь такое колкое и смешное, чтобы Света-секретарь посмеялась и отстала.
-В командировку? - спросил водитель, поймав Анну в зеркале заднего вида.
-Нет, - ответила Анна через паузу, - Длинный уик-энд.
-Что?
-В отпуск.
-Отпуск! - мечтательно сказал водитель, - Куда едете?
-В Испанию.
-В Испанию, надо же. Там как, тепло?
-Должно быть.
-В Египте даже в феврале тепло, - продолжал водитель, демонстрируя туристический опыт, - Там так же тепло, как в Египте?
-Да.
-И что же, одна-одинешенька в отпуск? - шофер говорил, как рулил: не зная плавности и мягких поворотов.
-Отчего же одна. Сын меня ждет.
Восемь ноль-ноль. Время, когда Анна обычно заходит в кабинет и включает кофеварку. Она переобувается, поправляет прическу, делает несложную дыхательную гимнастику — кофе готов.
Через час в офисе должна начаться утренняя летучка, которую поручено провести техническому директору. Народ, наверное, удивится, что Анны Санны нет. Света-секретарь скажет: «Босс отпуск взяла». «Отпуск?!» - воскликнут хором.
«Отпуск на четыре дня», - отчеканит Света, как она умеет иногда.
«До чего трудолюбивая у нас босс, до чего преданная работе, умнейшая женщина», - скажет... Кто же это скажет? Кому бы поручить это сказать?...
-Приехали, - водитель резко затормозил.
-Что? - встрепенулась Анна, она умудрилась на секунду задремать, - Ах да.
Из самолета она позвонила Свете.
-Все в порядке, Анночка Санна, - прощебетала Светлана, - Под полнейшим контролем.
-Ты отнесла мое заявление в бухгалтерию?
Света-секретарь вздохнула:
-Отнесу. Хотя вы знаете мое мнение. Порядок — порядком, но это уже помешательство какое-то. Босс пишет заявление на отпуск на свое имя и потом сам же его подписывает! От Анны Санны — Санне Анне. То есть Анне Санне. Бред!
-Спасибо тебе, - сказала Анна, - Как приземлюсь, я на связи, помнишь?
Анна нехотя отключила телефон, посмотрела на взлетную полосу. Деваться некуда — она едет в Испанию.
«Помешательство, значит, - подумала она и даже немножко развеселилась, - Анна Санна, сдвинутая на порядке, пищущая письма сама себе. А я, может, и не против».
Письмо от Анны — Анне, сочиненное в самолете:
«Ну хорошо, ладно: предположим, ты плохая мать. По своему Алёшке слез не льешь, не обрываешь телефоны и неущербно живешь одна. Вывод? Ты - мать, холодная, как металл. Ты что-то вроде инвалида, раз у тебя в башке нет раздела, отвечающего за скучание.
Ну хорошо, и что теперь, тебе сдохнуть от стыда? Нет, у меня такое предложение. Давай предположим, что ты не плохая мать, а, наоборот, мать будущего. Человек двуполый, а? Мальчик и девочка одновременно. Мать и отец сразу. Обосновываю. Ты кашу варила? Варила. Дитё кормила? Кормила. А потом пришло время деньги зарабатывать. Так все и было. Так сложилось. Было жестко, но ты раздвоилась и справилась.
Итак, ты не холодная безразличная мать, спокойненько переживающая полгода не-видения сына. Ведь сейчас-то ты летишь к нему, наплевав... ну, отложив обязательства перед другими людьми. И ты можешь не оправдываться и ничего не доказывать. Я точно знаю, что ты хочешь увидеться с Алёшкой. И я знаю, что он тебя встретит на автобусной станции, обнимет и приголубит. И ты, пожалуй, будешь рада, если он захочет вернуться и жить с тобой.
Хотя знаешь что: учитывая все обстоятельства, это в принципе чудо, что вы можете вот так видеться. Чу-до. Поэтому ты едешь, чтобы просто с ним поговорить. Как человек человеку друг. Ты ему что-то расскажешь, он тебе что-то расскажет. Просто поговорите. Без чудачеств».
Благополучно приземлившись в Барселоне, Анна добралась до автовокзала, маршрут ей был известен, и села в автобус. А ровно через два часа одиннадцать минут, в посёлочке рядом с Таррагоной, на станции ее встретил Алёшка.
Анна выпала из автобуса к нему в руки, замерла на чуточку, привыкая, принюхиваясь, ощущая ладонями влажную ткань его куртки.
-Дождь был, что ли?
-Всю неделю лил. Завтра обещают солнце. Ну, пошли? Я тебе ту же гостиницу заказал. Там нормально вроде?
И они пошли. Анна держала сына под руку. Ее Алёша был большой и пухлый, и хотя в последнее время он здорово похудел, работая лопатой, для Анны он все равно оставался великаном. Поселок все тот же: под ногами фруктовые огрызки, окна домов плотно закрыты ставнями, люди появляются, как мимолетные миражи: промелькнуло что-то вроде человека, исчезло за углом, и улица опять пуста.
На центральной площади по-прежнему бил фонтан, чернел собор. От площади расходились лучами четыре улицы, указывающие дорогу на четыре стороны света.
Алёша сопроводил Анну в гостиницу, сам беседовал с администратором, получил ключи от номера, и только когда нужно было платить, подозвал Анну, наблюдающую за сыном с дивана в холле. Анна достала кошелек.
-Ты извини, я пока побаиваюсь пользоваться деньгами, - объяснил Алёша.
-Пойдем кофе выпьем, - весело сказала Анна.
Они уселись на улице, единственные посетители кафе в дождливый и пасмурный день. Алёша протер влажные стулья салфеткой, побежал к стойке и вернулся с двумя чашками кофе. Потом им принесли сахарницу, салфетки и пепельницу.
-Ты по-испански уже совсем свободно? - спросила Анна, прихлебнув кофе.
-Наверное, как-то не думал. Просто говорю и говорю.
-Молодчина, - сказала Анна.
- А куда деваться? Надо общаться.
-Ты часто гуляешь здесь?
-Какое там! Не до прогулок, мать. Мы фактически весь город тянем на себе, обеспечиваем. Овощи, яйца, куриное мясо, хлебопекарня, нижнее белье...
Ее Алёша теперь был спокоен, трудолюбив и здоров. Он звучал уверенно и откуда-то издалека, как если бы они говорили по телефону.
-Нижнее белье? - уточнила Анна.
-Ну да, девчонки шьют сорочки. А что ты смеешься? Это тяжелый труд.
-Ясно, ясно. А моя фирма расширяется. Уже тридцать человек в штате, - звонко сказала она.
Сын одобрительно покивал.
-И для тебя бы нашлась работа.
-Это вряд ли, - улыбнулся Алёша, - Наверное, я пока тут побуду. Здесь мне хорошо. А как представлю, что надо туда возвращаться... Пот прошибает.
-Конечно, конечно, это я так, - сказала Анна, - Я понимаю.
Она мечтала, чтобы сейчас пошел сильный дождь, и они с Алешей вынужденно прижались бы друг к другу.
-Очень ты мне нужен! Будешь шаркать тапками по моему новенькому полу, очень надо, - Анна вспомнила, что умеет быть шутливо-отстраненной Анной Санной, - Я ведь ремонт сделала: одна комната теперь вишневая, твоя бывшая — цвета кофе с молоком. А кухня деревянненькая. Ванная — мечта поэта. Живу одна, королева на царстве. Хочу — забью холодильник креветками. Хочу — неделю не жру дома. Так-то... Правда, честно говоря, я не уверена про цвета. Просила сделать вишневый и кофейный, а что там получилось, бог знает.
-В смысле не уверена? - Алёша допил кофе и облизал ложку, - Прогуляемся вокруг?
Анна положила деньги под чашку, и они опять пошли.
-Под честное слово мастеров отпустила, - продолжала Анна.
-Не, ну что значит, «что там получилось». Ты же видишь разницу: желтая стена, синяя или, вот, вишневая, - сказал Алёша.
-Ты забыл, милый, — я ведь дальтоник, - промяукала Анна.
- Фигасе. Впервые слышу!
-Ну вот. Сколько лет знакомы, а ты обо мне нич-чего не знаешь.
- Ну-ка, проверим. Какого цвета тот дом?
- Отстань.
- Ну какого?
- Не знаю.
- Скажи.
- Коричневого цвета тот дом.
- Вот видишь. Никакой ты не дальтоник. Я все знаю, мать.
Алёша рассмеялся. Свободно и заразительно; Анна даже не предполагала, что он умеет так смеяться. И она рассмеялась тоже, и приникла к нему, воспользовавшись моментом.
-Лешечка! Ты хоть рад меня видеть?
-А то. У меня вообще-то новости.
-Какие? - тихо спросила Анна.
-У меня теперь девушка, - у Анны заныло в животе, - Из Германии, но теперь местная. История типа моей. Сильно употребляла, но теперь все в порядке.
-Теперь шьет?
-Нет, на ферме работает. Мы там и сошлись, на ферме-то. Нам пошли навстречу, знаешь. Разрешили жить в одной комнате. Так что у меня, мать, семья. Скоро обвенчаемся. Анализы хорошие, так что родим кого-нибудь. Линда постарше меня на три года.
«Значит, ты действительно никогда не вернешься», - сказала Анна, но Алёша услышал другие слова:
-Боже, какой обстоятельный подход к браку.
- А у нас иначе никак.
-Я ее увижу?
-Завтра мы идем на мессу. Сюда, - Алёша показал на собор, - Приходи тоже.
-На мессу? - испугалась Анна.
-Ну господи, постоишь просто, красивая служба. Никто же не заставляет молиться.
-Слава богу.
-Просто я подумал, что лучше всего вам будет познакомиться здесь. Тебе и Линде.
-Ага.
-После мессы присядем вот сюда, - Алёша показал на скамейки вокруг фонтана, - И поболтаем. Или ты нас кофе угостишь. Или к речке сходим. Как угодно.
-Как скажешь. Ты девочку-то обо мне предупредил?
-А то! Я много о тебе рассказывал. Я про всех рассказывал, - Алёша обнял и потрепал Анну и, как большой маленькую, чмокнул ее в затылок, - Секретов нет. Возражений тоже, надеюсь?
-Как мне лучше одеться? - спросила Анна.
Они съели по кебабу и расстались - мальчика ждала работа.
Анна поднялась по лестнице, открыла номер, сняла туфли и распахнула шторы; этого времени ей хватило, чтобы как следует нарыдаться. Потом она приняла душ и немного поспала.
Когда наступил настоящий вечер, Анна была беспокойна и энергична. Она включила ноутбук и попыталась связаться по скайпу с кем-нибудь из офиса.
«Как дела? Все ли в порядке?» - написала она Светке.
«Все отлично. Отдыхайте!!!!» - пришел ответ, и Светка мгновенно исчезла из сети.
В гостиничном баре Анна заказала светлого пива и орешков. Пока наливали пиво, она выглянула на улицу. Темную, тихую (ночью даже фонтан не шипел), такую безнадежно пустынную, что невозможно было представить кого-то, кто бы взаправду жил в этой безлюдности. Анна углядела на площади черное пятно, силуэтом напоминающее большую ворону. Вдруг пятно пошевелилось, подняло себя с тротуара, проплыло по площади и завернуло за угол, на узкую улицу, ведущую вниз к реке.
Анна вернулась в бар, глотнула пива. Четыре года, как все выяснилось. Лешке тогда было восемнадцать. И пятнадцать лет, как Анна окончательно переехала из захолустья в большой город. И двенадцать лет, как не стало Муськи. Одиннадцать, как не стало Олежки. И десять лет, как Анна с Алёшей жили вдвоем. Четыре года назад Анна уже вовсю была Анной Санной в фирме, Лешка где-то там учился. Уставал.
Она может собрать по минутам день, когда в гости пришел однокурсник, тот еще жук, но до чертей образованный, и, мельком взглянув на Алёшу, сказал ей: «Ты в курсе, что Леха у тебя торчит?».
Анна не сразу поняла, о чем это он.
И пошла выплывать вся муть. Сонливость и суетливость Алёши. Пропажа денег, которую Анна вроде бы не замечала. Исчезновение сережек и колец из шкатулки. Сломанный музыкальный центр, который Леша отнес в ремонт и все забывал забрать. Диагностика, беседы, скандалы, врачи, клиники, срывы... В очередной срыв Алешка заплакал и, пуская слюни, сказал: «Прости, что так подставил, мать». Впервые так сказал.
Анне помогли выйти на эту общину. Сказали: либо здесь, либо в могиле. Ну, она и отправила Лешку, конечно. Спаслись. Сын спасся, а Анна осталась одна на своей планете. И дома одна.
- Могу ли я к вам присоединиться?
Мужчина в уютном замшевом жакете и, как выяснилось позже, в гостиничных тапках на босу ногу, свесился над Анной, поблескивая бокалом вина. Он обратился по-английски. Анна учила английский несколько раз. Без успеха. Так, подцепила какие-то фразы и настроила ухо.
-Пожалуйста, - ответила она мужчине.
Тот немедленно плюхнулся в кресло:
-Вы здесь по бизнесу?
-Нет. Я приехала с визитом к родственникам, - сказала Анна.
-О! - сказал мужчина, - Меня зовут Милош. Чин-чин?
Он приветственно поднял бокал. Анна не возражала. Чин-чин.
-Анна.
-О! - опять удивился мужчина, - Какое красивое имя.
Выпили.
-Значит, Анна приехала к родственникам? Одна или с семьей? С мужем?
-Нет мужа, - ответила Анна. Нехватка слов принуждала к откровенности, - Одна.
Милош как будто обрадовался.
-Могу ли я угостить вас пивом? Или чем-то еще?
-Я буду пиво, да.
Мужчина вещал что-то о своей работе — какая-то овощная лабуда, как-то связанная с Испанией. Он говорил что-то про стрессы, сердце и волосы.
«Полысел, что ль, из-за работы», - предположила про себя Анна.
Прикончив третий бокал вина, Милош как-то бойко схватил ее за руку и молвил:
-Анна, ты очень красивая.
-Спасибо, - сказала Анна с достоинством. И смутилась. И зачем-то добавила: "Ты тоже".
Милош, причем, даже не улыбнулся.
Чинно болтая, Анна и Милош поднялись к нему в номер. Там еще немного выпили вина из Duty Free. Милош снял жакет и тапочки. Притушил свет. Усадил Анну на кровать, сам ненароком присел рядом. Мужчина щурил глаза и покашливал. Анна даже не поинтересовалась, из какой страны прикатил этот красавчик. Да и какая, к черту, разница?
С Анны слетели туфли. Не без усилий Милош стянул с нее обтягивающий свитер с горлом, закопошился с пуговицами. Анна немного помогла. Разлохматилась, захихикала, как-то вошла во вкус. «Милош-Милош», - сказала кокетливо.
Наконец, Анна упала на одеяло. Милош бросился на нее сверху с такой яростью, будто хотел защитить от вражеских пуль. Она провела ладонью по чужому лицу и прижалась к чужому телу.
Через несколько минут Милош опять говорил, плаксиво и нервно:
-Вино! Вино! Вино плохо для меня. Мясо плохо. Сигареты плохо. Самолеты плохо. Таблетки плохо. Теперь вино плохо. И что мне делать теперь? Как жить?
Он и в самом деле собрался плакать.
Анна дико хотела спать.
-Нет проблем, все окей, - сказала она и похлопала Милоша по плечу.
Алёша встретил ее у гостиницы. Анна была в черной юбке трапецией и белой блузке. Расстаралась.
- Ты в душе католичка, - заметил сын.
К собору шествовали дамы в квадратных пиджаках, которые достались им в наследство то ли от бабушек, то ли от дедушек. За ними покорно семенили мужчины. У входа прихожан встречала старуха-попрошайка, похожая на паучиху. То самое пятно, промелькнувшее ночью.
Анна увидела несколько более-менее молодых лиц.
-Мои, - опередил ее Алёша.
-И Линда? Где, где Линда твоя?
-Ну потом, ну!
Месса была красивой. И собор был красивым. Очень старинным, гулким. Священник был молодым и без бороды. Анна пропустила настоящих прихожан вперед и пристроилась сбоку, так, чтобы ухватить взглядом хотя бы Лешин профиль. Она видела, как ее мальчик слушает священника - так внимательно, будто тот действительно говорит дельные вещи. У Алёши красивый, совсем не ее, профиль: мужественный носик и чистый, ясный лоб. Можно было подумать, что Лёша просто разглядывает витражи на потолке, но Анна-то знала: он молится.
Анна-то знала, что теперь ее место — простое и покорное. И не случится ни одного больше вечера дома, когда бы они с Алешей пили чай и тем были счастливы.
Тощая Линда в линялой футболке помахала рукой и сказала «привет». Жидкие волосы, обгрызанные ногти. Нервная, наверное.
-Присядем к фонтану, - предложил Алёша.
Линда шепнула что-то Алеше на ухо.
-Линда спрашивает, понравилась ли тебе служба, - перевёл Алёша.
-Очень! - уверенно ответила Анна.
Черная старуха с паучиной грацией ползла через площадь - от церкви к фонтану. Ползла - и распласталась на древней плитке. Грохнулась.
Линда побежала к ней, подхватила, поставила на ноги. Обе захохотали, и давай болтать.
-Слушай, пока Линды нет, - сказал Леша, - Я тут фотку случайно нашел, в документах, старую. Там я малой. Рот до ушей. Еще мамка там. Отец на заднем плане. Худой такой. На фоне моря и утесов. И там еще нереальные боковые лучи, то ли засветка, то ли что, но ощущение, будто с небес свет льется.
-Я знаю эту фотографию, - перебила Анна, - Знаю.
Она тоже была там, где море и утесы. Она была, как водится, за кадром: Анна-невидимка. Но вообще-то это именно она, Анна, поймала в кадр несколько счастливых людей: Муську, Олежку, да еще вот - Алёшу малого.
Это она сделала так, что силуэты любимых людей живут теперь не только, как тени старой квартиры, но и в том дне.
Это она, Анна, сделала так, что тот день до сих пор сохранил запахи, цвет, плеск воды. Это она, Анна, сделала так, что море, утесы, счастье, блики - не умерли.
-Ты у мамки с папкой давно была? - спросил Алёша.
-Год. Два года, если честно, - сказала Анна, - Ты уехал, я навестила. Отчиталась. Потом нет. Как-то не знала, о чем говорить. За могилой вроде следят, я плачу за это. Конечно, теперь съезжу, раз такие дела. От тебя что передать?
-Ну что? Цветы. Привет. Скажи, что все хорошо.
Анна кивнула.
Паучиха продолжала свой путь. Линда от нее отстала и теперь болтала с одной из дам в квадратном пиджаке.
Шаркали паучихины ботинки, без ветра развевались ее черные одежды. В кулачке паучихи были зажаты деньги — купюры и монеты. Достигнув фонтана, она бросила монеты в воду, к другим таким же беззаботно-блестящим. Она весело кивнула Алёше.
-Эта тоже из ваших? - спросила Анна.
-Эта сама по себе, - засмеялся Алёша, - Не из наших, конечно, но сердце родное. Милаха.
Пересчитав выручку, старуха спрятала деньги туда, где у женщин тепло и мягко, а у паучихи — сдутая пустота. Затем она подставила лицо брызгам и разинула рот. Анна украдкой разглядывала ее.
Черная старуха, млеющая под лучами и брызгами, — это все живое и женское наоборот, это какая-то несбывшаяся героиня со струящимися волосами и мерцающим голосом. Она могла бы сбыться полвека назад, но теперь уж не сбудется никогда.
«Всё. Достало. Куплю зелёное платье. Зелёное платье. И пусть у меня будет любовник».
Анна закрыла глаза на манер паучихи и подставила лицо новому солнцу.
Мария Каменецкая