Твои университы

…Вот к чему изначально влекло, в чем недюжинный навык и опыт: открыть кингстоны, с улыбкой на губе. Пустить под откос паровоз, рвануть за нейтральную полосу. Одним словом — бежать сломя голову, бессмысленно и беспощадно, чтоб за спиною падали горящие мосты, дымились рубиконы, рыдали бывшие. Что сказал человечеству простой смоленский парень? Он сказал: «Поехали!» — остальное без выражения, слабенько, шепотом. Даже та же водка, не в обиду Менделееву, — здесь вид эскапизма, скорость на месте, внутреннее сгорание.

Или безмерность ее территории, или неумолимость ее объятий — страна сама подбивала сорвать резьбу, слинять из цугцванга. Затем-то был и занавес железный: чтоб ограничить поголовье рвущихся на выход.

И мы замысливали, еще со школьных парт: через Старбеево, полчаса до Ш-2, сунуть погранцу фальшивый паспорт канадского какого-то Лефлера — прорваться на волю.

А если не выйдет бежать небом — можно тормознуть «Стрелу», лучше «Красную»… махнув машинисту дулом старбеевского пугача, скомандовать: «Норд-Вест!» Взрезать стрелку и дать шунта — покуда жоксы не ослабли!

А не сладится по рельсам — есть и другой исход, зря, что ли, испуская дух и хоронясь вдоль рукопашного русла, прорыли узники совдепа водную артерию, канал? Головою с моста в экспортную баржу, в гальку, в алмазы, пепел! И плыть на юга, а дальше — как Олег Саханевич: в 70-х он прыгнул с круизного теплохода «Россия» в Черное море и на надувном матрасике догреб до Турции. Или вот еще другой герой, Слава Курилов: тот скакнул в океан с лайнера «Советский Союз» и неделю сквозь шторм плыл до Филиппин.

В общем, у нас все виды транспорта были к услугам беглеца!

Но пали занавесы, раскрылись границы — все, кто хотел, получили грин-карты, carte de sejour, ILR, пополнив ряды таксистов, полотеров, гейш. Самые удачливые продавали заводных зайцев на площади Сан-Марко: зайцы, устрашающе сверкая красными глазами, кидались под ноги туристам, наводя ужас, сея панику, под мстительный хохот своих продавцов.

Скоро выяснилось: за кордоном не очень-то ждали, жить там не на что, да и не за чем. Пошел процесс обратный: бывшие беглецы потянулись на Родину. Побег географический выпал из тренда, возникла новая идея: выпасть из времени. Надтреснутым голосом народ завыл «Поручика Голицына», сидя на чемоданах, ожидая какую-нибудь «карету мне, карету» в 1913-й, в Россию, которую мы потеряли, туда, где упоительные вечера, бонтон, вальдшнепы, устрицы го-гу и сплошной монплезир. Однако потомкам батраков и пролетариев 1913-й готовил совсем иную встречу: потирая руки, смачивая розги для безжалостной порки в хлеву, меж свиньями.

Поучителен случай, произошедший с историком N. Неистово, с обильным придыханием, искал он по миру белогвардейцев, дабы увековечить, обелить. И вот, где-то под Сантьяго, обнаружил более чем столетнего слащевца. Договорились об аудиенции: гладко выбрит, благолепен, истов, отправляется историк на судьбоносную (для себя) встречу.

«Здравствуйте, Ваше благородие!» — взволнованно подал голос гость из РФ, входя в апартаменты. И распались пред ним портьеры, и навстречу довольно-таки бодро для столетнего шагнул слащевец — не только в форме, но и при наградах боевых. Молча навел он казачью трехлинейку Мосина на историка и пальнул тому прямо в сердце. «Еще одним краснопузым меньше!» — хохоча, пресек слащевец попытку братания, захлопнув обратный ход.

История не приютила нас, как и география. Отдельные радикалы по инерции еще пустились во внутренние бега, меняя сознание, — кто через ноздрю, кто внутривенно. Но этот путь и ломок, и недолог.

И проступила очевидность: некуда бежать. Жить придется здесь и теперь, да и пора бы уже. Пока мы устремлялись вдаль, пока мотались и запропадали — дома накопились дела.

Не отвертишься.


Статья Игоря Мартынова «Беглое дело» была опубликована в журнале «Русский пионер» №21.