Блог ведет Maria Trofimova

Нет ничего лучше, чем фильмы, потому что ни один фильм никогда не скажет: "Я же фильм. Ты не должна была мне верить."
Мы можем плакать, когда смотрим кино и никто из актеров фильма не скажет нам: "зачем ты плачешь? Ты что?! Это же фильм." Мы можем доверять ему и оставаться собой. Можем поставить руку под голову и даже громко высморкаться. Режиссер нас не осудит. И автор сценария. И актеры не отвернутся, реквизитор не соберет декорации, осветитель не выключит свет.
И книга не сгорит в руках, пока вы читаете её, повторяя себе под нос: "да, да, да, я тоже так думаю".
Мы можем смотреть один фильм, а потом другой. Фильмы не ревнуют друг к другу.
Ни один человек никогда не разделит наших чувств так, как фильм.

Люди считают друг друга дверьми. И взяв свое, долго в дверях не задерживаются. Но когда два зеркала открываются друг другу, возникает бесконечный коридор. Это слишком сложно описать. Но ведь вы не можете поцеловать меня. Тогда бы вы почувствовали коридор у себя во рту. Или у меня. Вот, кажется, так получилось понятнее!

И всё равно невозможно безнаказанно проявлять к человеку искренность, в одиночестве останешься со своими чувствами.
Другое дело, книги и фильмы. Они пропитаны тем, что можно утратить. Возможно, это самое ценное в жизни - утрата. 
Каждое утраченное сокровище сведетельствует о том, что оно у тебя было.

В новые отношения, в новый фильм входишь совершенно новым, таким, как тебя видит собеседник в своих глазах. И тебя, еще прозрачного, наполняет едва различимыми оттенками. Это как если рисовать акварелью.

Цвет усиливается и становится более явным там, где это особенно вас касается. Постепенно вы из бумажного превращаетесь в бархатного. И цвет попадает всё глубже.
Вы всё принимаете всерьез, но не сразу. Ведь, если на вас упадет капля, вы сперва будете держать её на поверхности и не пустите внутрь, пока она не пропитает все ваши бархатные листочки.

Это похоже на то странное чувство, когда брызгаешься духами, а потом наливаешь себе кофе и кажется, что пьешь духи.
Всё смешивается, хотя есть такие люди, сколько ложечкой не мешай, всё равно остаются собой, они - как корни. Как скалолазы, забирающиеся раз за разом на одну и ту же гору, со всех сторон обвешанные флагами. И пусть на горе уже тысяча таких же флажков, уже сто раз он забирался на эту гору, всё равно надо еще. Со временем их корни проникнут в тебя так глубоко, что ты захочешь избавиться от них, но увидишь над собой раскидистые ветви с ослепительно белыми цветами и поймешь, что это тоже ты.
 

В самолете мы выбираем, кем быть на протяжении нескольких часов, в каком герое раствориться под светом маленькой плазмы на кресле впереди сидящего пассажира.

Еще совсем недавно я была еврейской девочкой, которая воровала книги из дома фашистов.
Потом я вклинилась в секту, члены которой обедали со связанными руками. Один кормил другого, держа наполненную деревянную ложку ртом. Хиппи хотели спасти население от экологической катастрофы и на одном из банкетов крупной компании добавили им в шампанское ту воду, которую их заводы сливают в реку, а генерального директора загнали в неё в одних трусах в момент слива производственного шлака.
Потом я была стрингером. Я врывалась в дома и снимала последствия убийств, пока кровь еще не высохла.
Сегодня я - сойка-пересмешница, no name, неубиваемая audi, не помню, как назывались все эти фильмы, частью которых я стала в небе, сидя в самолете, в комфортном кресле с пледом на коленях. Я не знаю, куда девается в эти моменты плед. Мои зрачки расширяются и я стреляю точно в цель. Я не дышу в момент выстрела и прижимаю приклад к себе. 
Каждый полет на самолете - это возможность стать одним из них - храбрым, жестоким к себе и сердечным к другим - шпионом или спецагентом.

Мне нравится скорость и я вожу без прав. Если я хочу снять красивый кадр, я падаю на землю. Я люблю, когда в кадре - разметка, я лежу на асфальте и в этот момент я слышу, как сзади приближается автомобиль. Спереди он тоже приближается. Я должна оставаться на месте и сузиться до толщины разделительной линии или успеть проскочить. 
Пока я могу играть в шпиона, я буду счастлива неважно в какой стране.

Самое пугающее во мне - это то, что я меняюсь. Я могу верить в свои слова здесь и сейчас и мечтать о будущем, а ночью мне приснится дурной сон и с утра я уже буду на себя не похожа. Как металл, который может быть жидким и твердым. Как ртуть, которая может приносить пользу и отравлять.
Но больше всего меня меняете вы - люди, которые остаются со мной, а еще больше те, кто уходит. Когда человек умирает, его можно понять абсолютно и полностью, но когда человек уходит из твоей жизни живым - это как лишиться ноги или руки. Обычно вместо прекрасной конечности на месте вырванной вырастет что-то более экзотичное, очень красивое и поначалу приносящее боль. Если я рыдаю в голос в течение многих часов, значит я потеряла любимого человека. 
Мне не верилось, что его можно найти на самом деле, а когда происходило чудо и казалось, вот-вот принц восстанет из лягушачьей кожи, что-то происходило и всё растворялось - как будто свеженькую тарелку вместе с едой помыли фейри. И вся еда, к которой никто не успел притронуться, тоже растворялась в пене и аромате алое. Я привыкла к этой пузырящейся белизне. Похоже на морскую пену. За волной всегда будет волна. Иногда мне хочется остаться на глубине и не выныривать. А когда я поднимусь на поверхность - вы меня не узнаете и сможете познакомиться еще раз как с абсолютно другим человеком. У меня даже голос меняется после каждой командировки.

Я люблю оружие, мне нравятся танки, у меня дух перехватывает, когда коллеги рассказывают о том, как им приходилось снимать под пулями. И молчать, когда пускают над головами обычных людей пулеметные очереди. Не имеешь возможности вступиться... Как не можешь снять с плиты горящую сковородку у твоего соседа в квартире. Только видишь, как твоя кухня заполняется дымом через вентиляционную решетку, а потом охвачен огнем весь дом, ты стоишь внизу у подъезда, задрав голову вверх и не можешь выключить плиту в квартире своего соседа...

Когда я режу салат - я продираюсь по джунглям с мачете в руках. А когда я зажигаю комфорку - здание охватывает огнем и повсюду пахнет бензином.
Спецслужбы мечтают о таком сотруднике как я, особенно, когда они летят в самолете и краем глаза смотрят фильм на моем мониторе.