Блог ведет Маша Зверович

Маша Зверович Маша
Зверович

Авось, юань и полный тимбудун

23 марта в 14:53

Двадцатитрехлетняя официантка Елена Канобеева рассказала "Огоньку" о том, как она работала в Китае, сидела там в тюрьме и наконец вернулась на родину


Я из Нефтекамска. С 14 лет сама решала, что мне делать, а с 18 жила в гражданском браке. Поэтому когда я сказала маме, что еду в Китай, то уже не спрашивала разрешения, а просто поставила ее перед фактом. Мама сказала: "Ты взрослая, сама решай, как поступать". 
 
Когда мы познакомились с Айратом, мне было 18, ему — 29. Я была в него влюблена, и мне казалось, все проблемы можно пережить. 
 
А у него были очень большие проблемы. Айрат был весь в долгах. К тому же мы платили 8 тысяч за съемную квартиру. Он продал машину за копейки — в кризис кто же будет дорого покупать. Я устроилась в ночной клуб официанткой. В Нефтекамске больше 5-6 тысяч нигде не заработаешь. Всю зарплату мы отдавали за долги, а жили на мои чаевые. Долгов было больше 400 тысяч. 
 
А мы уже вместе больше трех лет. И я чувствую себя обязанной помогать ему. Мы же семья. 
 
И тогда я решаю ехать за границу зарабатывать деньги. Я хотела в Италию поехать. Няней. Отправила резюме. Мне говорят: возраст не подходит. 21 год — слишком молодая, звоните через год. А мне деньги сейчас нужны. Перерыла весь интернет в поисках вакансии за границей. Натыкаюсь на Китай. Официант. Опыт есть? Есть. Внешность соответствует? Соответствует. Ну ладно, поеду в Китай. Подала резюме на официанта, как хобби написала, что пою. 
 
И вот в один прекрасный день с утра — звонок. Из Китая. Дима. Подавайте документы на визу и прилетайте. Будете певицей работать. Проживание, питание, перелет, виза — все оплачивает работодатель. 

 
"Иди чайна работать"

Меня переправили в Ханчжоу. Моего работодателя звали Ян-Ян. Но ему нравилось имя Алеша Попович, он был довольно начитанный о России. Да и для нас лучше — Леша. 
 
Леша целыми днями с утра до вечера болтал. По-английски знает несколько слов — герл, мани, гуд. И несколько по-русски — хочу-не хочу, надо-не надо, спать, кушать. 
 
Такая смесь из русских, английских и китайских слов. Я поначалу ничего не понимала, только головой кивала. Он говорит: "Шопинг надо-не надо? Маленький, что хочу-хочу, а?" "Ты совсем дурак,— говорю,— что хочу-хочу, а?" 
 
Еще Леша любил смотреть русские передачи. Там все молятся и говорят "Аминь". Он думал, что "аминь" — это Бог. Есть бог Будда, а у русских Аминь. Аминь он выговорить не может, говорит "Амен". И мы когда с ним ссорились, он говорил: "Уф-ф-ф, я хочу спать, амен!" Что означает: "Боже, как я хочу умереть". У китайцев "спать" и "умереть" переводятся одинаково. 
 
Я начала работать. Леша дал мне аванс 500 юаней. Я еще думала, на что мне их потратить, сколько это в рублях... Он меня кормил, до клуба довозил, отель оплачивал. Одежда есть, жилье есть, чего мне еще надо? 
 
Пару месяцев я пела. Зарабатывала тысячу юаней — 25 тысяч рублей. Все до копейки высылала Айрату. Жила чисто на консумации. Это когда пьешь с гостями в клубе, а тебе за это деньги платят. Проходит полтора месяца, у меня заканчивается виза. Леша забирает мой паспорт продлить визу. Проходит две, три, четыре недели. Паспорта нет. "Леш, а где мой паспорт?" — "Все о'кей, о'кей, чуть-чуть время, все нормально". Ну, я думаю, ты работодатель, ты же сам все знаешь, я не первая у тебя. Я и думать про паспорт забыла. Я понятия не имела, что в Китае нужна временная прописка. 
 
Леша предложил мне искать девочек для него, которые захотят из России приехать работать в Китай. За каждую девочку пообещал 5 тысяч рублей. "У тебя много друзей, позови. Они иди чайна работать, я иди чуть-чуть мани. О'кей?" О'кей. 
 
Приезжают девочки — одна, другая. Он мне за них не платит. У него начались проблемы с деньгами: "Чуть-чуть время, я иди деньги". 
 
В один прекрасный момент собралось сразу пять девочек — я, Соня, Рузанна из Казахстана, Настя из Владивостока и Ирина из Хабаровска. И мы поехали работать в Маншан в один клуб. По очереди выступали, каждый занимался своим делом: я пела, Соня танцевала на пилоне в лифчике и трусиках, Ира тоже пела. Жили в трехкомнатной квартире: две комнаты и зал. Я, Настя и Соня в одной комнате, еще две девочки в другой. 
 
В клубе не было консумации, жили мы практически только на зарплату. Маленькие деньги, как выяснилось. Потом нас еще обокрали в квартире. В этот день мы пришли очень пьяные из клуба. Завалились спать. И чувствую, как кто-то расстегивает мне пижаму и сжимает грудь. Я просыпаюсь в панике, начинаю орать, просыпается Соня. Мы видим убегающую тень. 
 
Ноутбук мой стырили, в кошельках пусто — а мы только зарплату получили. Все юани выгребли, оставили только рубли. Звоним Леше, а он в другом городе: подумаешь, обокрали, всякое может случиться. 
 
Оказывается, до нас в этой квартире несколько сезонов жили русские девочки из клуба. Они водили мужчин, китайцев. И все знали дорогу к этой квартире. 
 
Пришло время зарплаты. А Леша заигрался в карты и все наши зарплаты проиграл. Денег нет. Жить не на что. У кого-то виза заканчивается. Леша раскидывает нас работать по разным клубам, по разным городам. А сам уезжает обратно — отыгрываться. 
 
Я работаю в клубе. Менеджер все деньги за консумацию себе забирает. Я бухаю, а он деньги себе. Говорит: это друзья босса. У них так принято, если друзья босса, надо с ними бесплатно бухать. 
 
Леша трубку не берет. Девочки звонят по пять раз на дню, требуют денег. Они работают, Леша не платит, а ответственность на мне — это же я их в Китай позвала. Пошла работать в китиви — караоке-центры. Я этого китиви боялась. Чего только не наслушалась: там пристают, насилуют... Но выхода нет. 
 
В китиви помещение разбито на отдельные кабинки. В каждой — караоке-центр, экран на полстены. Приходят китайцы по пять-шесть человек, снимают китаянок, а если хочется экзотики — русских. С каждым надо выпить, с каждым поплясать. По три-четыре кабинки за ночь. Меня приводили домой, я была просто никакая. Зато зарабатывала за ночь около 10 тысяч рублей. Леше я уже ничего не отдавала. 
 
Работаю. Тут мне брат пишет, что у нас папа повесился. 
 
 
Белые стены

Папа пил по-страшному. Работала всю жизнь мама. Он и ее, и нас с братом бил постоянно. Она его сильно любила, все терпела. И до сих пор любит, говорит — ваш папа хороший. 
 
Они познакомились, когда папа из тюрьмы вышел. Он шесть лет за драку отсидел. Вышел, устроился на работу, на автозавод в Нефтекамске, "НефАЗ". Познакомился с моей мамой. Мама у меня швея-моторист. Красивая, с техническим образованием. Никто не верил, что Коля может быть с такой женщиной... Он поклялся, что пить не будет, первое время весь такой хороший, такой послушный был, они чуть ли не в магазин за ручку ходили. В итоге поженились, родили меня, потом братишку. Когда мне было два-три года, он начал маме изменять. Папа всегда был эгоистом. Нельзя о покойниках плохо. Ну а что еще, если больше нечего. 
 
Когда я узнала, что отец умер, я решила накопить денег — надо было заплатить штраф за просроченную визу — и уехать домой. Я уже мечтала домой вернуться. Я же на полгода уехала, а тут уже восемь месяцев прошло, как я в Китае... Я трясу каждый день Лешу: сделай мне визу, верни меня домой. Он завтраками кормит: "Мне надо чуть-чуть время, один мен я знаю". 
 
Проблема в том, что на территории Китая я находилась нелегально. Паспорта нет — Леша его потерял. Визы нет. Временной регистрации нет. Я позвонила в наше посольство, объяснила ситуацию. Мне сказали: иди в полицию, тебя депортируют, и все. 
 
В итоге я попросила знакомую девочку, Яну, пойти со мной в полицию, она очень хорошо по-китайски говорила. 
 
В полиции меня допрашивают через Яну: "С какого времени вы в Китае? В каком городе вы были? Что делали?" Пытаются уличить меня в проституции. В Китае это практически смертная казнь. Один раз предупреждение, второй — тюремный срок от трех до пяти, третий раз — расстрел. 
 
Я такая девочка-припевочка, только что из душа, вся красивая, в сарафанчике с поясочком, с сумочкой. Что я делала больше полугода в Китае? У меня тут знакомый, я путешествовала. А почему нет паспорта? Паспорт отдала другу, чтобы сделать визу, а он его потерял. Все так нелепо выглядит... 
 
Я думала, это быстренько. Заплачу штраф, и меня домой отправят. А тут уже времени — одиннадцать вечера. И Яна говорит мне, что китайцы что-то талдычат про тюрьму. 
 
Меня трясет. Я не виновата. Я ничем таким не занималась. Это Леша меня подставил. Звоню Леше в истерике: меня не отпускают, что делать?! Он помочь ничем не может. Мой мужчина в России, тоже ничего сделать не может. А я ему еще не говорила про паспорт и визу — не хотела, чтобы он переживал. 
 
Я до последнего надеялась, что Леша все разрулит. Он очень хорошо умеет обещать. Меня девочки сто раз предупреждали, что за такие дела сажают в тюрьму. Но это казалось таким неправдоподобным: я же русская! Как меня могут посадить в тюрьму? 
 
В итоге вечер пятницы — меня везут в задержательный дом — камбу, до выяснения ситуации. 
 
В этом изоляторе у меня забрали все вещи, украшения в камеру хранения. Обыскали. Я платье поднимаю, стою без бюстгальтера, в одних стрингах. А там такая жара, что иначе не оденешься. Надзирательница на мои трусы смотрит, ухмыляется. Решила, что я проститутка. Выдали мне длинную синюю жилетку с номером на спине — надевать поверх сарафана. И повели по коридору в камеру... Идем — стены белые. В Китае везде все белое. Даже в квартирах стены белые. И на этих белых стенах сплошмя сидят комары. Стена серая из-за них. Ладно, думаю, сейчас пятница, три дня продержусь как-нибудь. В понедельник вступится российское консульство, все разрешится, и меня депортируют в Россию. 
 
 
Тюрьма

Пока меня оформили — время ночь. Заводят в камеру. Свет включен. Посреди камеры большой пластиковый стол и стулья без спинок. От пола полтора метра деревянные нары — в два яруса, и штабелями девочки лежат. Человек 10. Спят. Они все в своей ежедневной одежде, сверху жилетки. Нары заканчиваются. Дальше кафель. За кафелем унитаз, маленькая раковина и маленький шкафчик, где все хранят гигиенические принадлежности. Отдельная полочка 50 на 50, как в супермаркете. Только без замков. Каждому выдается красный пластмассовый тазик, шлепки, зубная щетка, мыло и туалетная бумага. 
 
Окно с решеткой открыто. Жара неимоверная. Июль. В Москве смог тогда был. И в Китае то же самое. Дышать нечем. 
 
Я первым делом взялась полотенцем комаров гонять. Надзирательница кричит на меня. Я спать легла — утро вечера мудренее. 
 
Просыпаюсь от того, что кто-то кричит: "Камбухау, камбухау!" Хау — это хорошо. Вроде здесь хорошо. Всем нравится. Там так положено, для патриотизма каждое утро хором кричать "камбухау". 
 
Время шесть утра, башка болит, спать не дают, китаянки проснулись — все с бодуна. В этом камбу задерживают тех, кого поймали на допинге, курили всякую херню, либо в клубах кого-то сняли, либо за проституцию. Возраст там самый разный. Были даже 50-60-летние женщины, которые занимались проституцией. Держат их там 10-15 суток, потом выпускают или сажают. 
 
Открывается тяжелая металлическая дверь. Заходит китаянка в белой футболке, в бриджах. Коротко стрижена. Велела всем встать по стойке смирно. Я принципиально сижу на нарах. На все ее вопросы отвечаю: "Тимбудун", дескать, ничего не понимаю. 
 
Китаянка раздала всем буклеты — правила поведения в камбу. Велела вслух читать по пунктам. И после каждого пункта повторять "камбухау". И они все хором: "Камбухау! Камбухау!" Я молчу. Она мне: "Повторяй за мной: "Камбухау!"". Я: "Тимбудун". "Камбухау!".— "Тимбудун". 
 
Она: кушать хочешь? Я: тимбудун. Показывает жестами — кушать. Я — не понимаю. Она психует. 
 
Заходят еще две в белых бриджах. Потом я узнала, что эти девочки живут тут же на втором этаже. У них длительный срок заключения в камбу — от двух до трех лет. Их всех коротко подстригают, выдают униформу, и они выполняют какую-нибудь работу: воспитание новичков, уборка помещений, разнос еды. 
 
Привезли тележку, там отварной рис по чаплашкам, стакан кипятку каждому и что-то остренькое вроде стручковой фасоли. Хуже, чем в самолетах. Я со вчерашнего дня ничего не ела. Но этот рис я есть не могу. Китаянки накинулись, уплетают. А у меня слезы из глаз. Демонстративно высыпаю в унитаз этот рис. Там везде камеры, я же вижу, что все фиксируют. Выпила только кипяток. 
 
Потом всех заставили работать. Клеить. Как будто марки. И мне эти женщины показывают — идем, идем, работать надо — "гунзо-гунзо". А мне по фиг, сижу дальше. А эти пашут, им еще приносят, они еще пашут, им еще приносят, опять пашут. 
 
С часу до двух — тихий час. Все засыпают. Потом опять работать. 
 
Из крана течет холодная вода. Помыться вообще никак. В день два литра кипятка на человека — расходуй, как хочешь: пей, мойся, стирай. Китайские девушки обычно наливали себе стакан кипятка, остальное разбавляли в тазике и стирали одежду. 
 
У меня из вещей только сарафан и жилетка. Я стирала сарафан, в трусах и жилетке ложилась спать. Меня ругали, что в одних трусах. А что, мне в грязной одежде все время ходить? 
 
Кормили три раза в день. Рис, кипяток и что-нибудь овощное, салат, фасоль. 
 
В полночь отбой. Ночью дежурство. Все 10 человек по очереди просыпались и дежурили по часу. Смотрели, чтобы вены себе кто-нибудь не перерезал. 
 
Прогулок не было. Первый месяц в камбу шел ремонт, было очень жарко, никого не выпускали. Был только маленький вентилятор. И все 10 человек в одной комнате — спят, едят, работают. 
 
Я устроила забастовку: ничего не ела, ничего не делала. Побить меня они не имеют права. Только жаловались. 
 
Потом появилась надзирательница Лилу, она единственная в этом камбу разговаривала по-английски. Попросила у нее еды, все что угодно, только не рис. Через полчаса мне в камеру принесли холодные яйца с кусочком хлеба и чуть-чуть кетчупа. Все смотрят на меня, облизываются. Поделили яйца на всех. 
 
Жду понедельника. В Россию звонить не разрешают. Я даже родным сообщить не могу, что со мной, где я. Айрат меня потерял. Раньше мы с ним каждый день созванивались или в аське списывались. А тут — нет меня. 
 
В моей камере жила девочка из Вьетнама, уже три месяца, она ни разу не звонила ни родителям, ни друзьям. А в Китае у нее никого нет. Она немножко умственно отсталая была. Ее китаец заманил в Китай, отчпокал, она родила ребенка, он ребенка забрал себе. Это круто у них — от иностранца иметь ребенка. Сколько угодно можно детей от иностранцев. И если ребенок рожден на территории Китая, он автоматически становится его гражданином. 
 
Уговорила надзирательницу, чтобы она разрешила мне Леше позвонить. Она говорит, что помогает мне, потому что я милая, симпатичная и ей нравлюсь. 
 
Леша: 
 
— А-а-а-а, бейби, ты что, ты хорошо-не хорошо? 
 
— Леша, я кушать хочу. Ты знаешь-не знаешь, где я, тут мыться нехорошо, спать нехорошо, все нехорошо. 
 
— А-а, да-да, бейби, я три дня смотреть. 
 
— Леша, я сейчас хочу кушать, не в среду, сейчас — понимаешь-не понимаешь? 
 
— А-а, ок-ок. 
 
Леша обещает прислать мне денег. Говорит, что сейчас договаривается с полицией и меня через две недели выпустят. 
 
Спустя неделю из консульства никто не звонит, не приходит. Пришел Леша. Принес пожрать. Вообще 20 мин дается. Но мы с ним разговаривали 35-40 минут. И все это время Леша причитает: "Иди один кис я пожалуста". Я: "Ты чего — дурак? Мне плохо, ты понимаешь — нет?" Леша: "О бейби, и я знаю, ты нехорошо, понимаю. О бейби, пожалуста, я очень плохо-плохо мен. О бейби, пожалуста, очень-очень плохой Леша, оке-оке". Я — ок-ок, только не трогай меня уже. 
 
Позвонила Айрату с мобильного. Он в шоке. Я всегда от него скрывала свои неприятности. А тут — я в тюрьме, документов нет, когда выпустят, непонятно. 
 
Леша оставил надзирательнице деньги, чтобы она покупала мне продукты: сгущенку, хлеб, молоко, шоколад, фрукты. Она приносила мне еду в камеру. Мы ее в вдесятером съедали. Я и сейчас вижу эти голодные лица, эту девочку из Вьетнама... Еды хватало на два-три дня, а дальше я опять хотела жрать. Раз в 10 дней ко мне приходил Леша и все говорил — ок-ок, чуть-чуть время, чуть-чуть дней. 
 
Там был магазин. Открывался раз в неделю. Продуктов там не было. Можно было покупать чистые полотенца, мыло, порошок, пакетики шампуня, зубную щетку. Чая нет. В тюрьме понятия не имеют, что такое чай. 
 
Проходит две недели. Ничего не меняется. Одни и те же телодвижения: подъем, умываешься, завтрак, работа, обед, тихий час, работа, ужин, ночь, дежурство. 

 
Дневник в носке

Пришел работник из китайской миграционной службы. Меня вызвали на допрос. Я ему рассказала все как есть. И про Лешу. И про паспорт. И как ни пыталась ему нагрубить, он со мной разговаривал очень благожелательно. Сказал, что на меня есть жалобы, что я нарушаю режим. Спишь днем, когда все работают. На всех забиваешь. Конечно, я не высыпаюсь. Свет все время включен, каждый раз просыпаешь, отдежуришь, не можешь заснуть. 
 
Напоследок спросил, есть ли у меня пожелания. Есть! Не дежурить! 
 
И я перестала дежурить. Все девочки возмутились. Типа русская особенная. Типа такая звезда, всем нравится. А я реально всем нравлюсь. Потому что я симпатичная. И в тюрьме я времени зря не теряла. Занималась спортом. Пресс качала, физические упражнения делала в камере. Все восхищались. 
 
Потом я поняла, что от того, что я злюсь на всех, толку нет. Смирилась, начала на контакт выходить. Вспомнила притчу о царе, у которого было кольцо с надписью "Все пройдет". Этими словами я жила. Господи, ну не могут же меня здесь вечно держать. Рано или поздно выпустят. Надо успокоиться. Начала жить по режиму, есть рис. 
 
Они меня стали подкармливать. За жизнь разговаривали. Я мало понимала. Я разговариваю по-китайски на бытовом уровне. Могу объяснить, что мне надо. В Китае очень сильно развит язык жестов. И даже если ты что-то не можешь сказать словами, ты сможешь объяснить. Первое время я целенаправленно учила слова. А потом поняла — все, что мне надо, я уже знаю, а что не знаю — мне, возможно, никогда не понадобится. 
 
Стала работать. После тихого часа нам приносили журналы стопками, в которые надо было засовывать рекламу, буклеты, скидки, по пакетам их раскладывать. 
 
Периодически я созванивалась с Лешей. Приходил он за полтора месяца четыре раза. Его не пускали. Один раз из другого города приехала владелица китиви с одним из постоянных гостей. Она очень хорошо ко мне относилась. Я обычно такая красивая, накрашенная. И тут — волосы в пучок, синяки под глазами... Поговорили со мной, оставили денег. 
 
С надзирательницей, которая по-английски разговаривает, мы очень сдружились. Она ведет меня в комнату для свиданий, или звонить — мы по дороге с ней разговариваем. Или перед камерой остановимся и болтаем. Больше-то не с кем. 
 
В очередной раз, когда Леша пришел, я позвонила Айрату. Он все это время восстанавливал мои документы, выслал их в Москву. Он сказал, что как только документы прибудут в Шанхай в консульство, меня депортируют домой. Около двух недель. Меня это так обнадежило. 
 
Последние недели я просто сходила с ума. Ходила из угла в угол. Пела русские песни. Я не знала, чем себя занять. Мне было очень тяжело. Каждый вечер нам давали журнал, где надо было записывать свои претензии и пожелания о камбу. Никто этот журнал не читал. Просто такие порядки. 
 
Я отбирала ручку и записывала свои мысли на туалетной бумаге. Вроде как дневник вела. Как мне плохо. Что я пережила. 
 
Раз в неделю у нас был шмон. Ничего нельзя было — ни расчески с собой иметь, никаких лишних бумажек, ни предметов — только по уставу. Я прятала в носки свои записи. А носок в шкафчик. И никто их не трогал. Эти записи до сих пор у Айрата. 
 
Через несколько дней мне выдали зеленую бумажку, свидетельство о том, что я действительно гражданка России. Не описать, сколько счастья было, когда мне сказали, что я еду домой. 
 
Провожала меня только одна девочка, которая в тот момент дежурила. Было пять часов утра. Все спали. Я не стала никого будить. Я больше этих людей не увижу никогда в жизни, что я буду лишний раз их напрягать. Вряд ли мы будем когда-то подругами. Я ушла и забыла это все. Как страшный сон. 
 
Китайцы оплатили мне билет. Леша приехал с моими вещами. Полицейский меня сопровождал от самой тюрьмы и в самолете рядом со мной сидел. 
 
На нашей таможне предъявляю зеленую бумажку с фотографией. Никто не понимает, что это. Пытают меня: где мой паспорт и почему у меня нет обычной визы, как у всех нормальных людей. Пришлось долго объяснять все с самого начала — я Лена, потеряла паспорт, просрочила визу, сидела в тюрьме... 
 
Пропустили. 
 
Первым делом в аэропорту я купила сигареты. 
 
*** 
 
Так все счастливо закончилось. Я не жалею, что поехала в Китай. Это был хороший жизненный опыт. Говорят, большие неприятности не бывают продолжительными, а малые не стоят внимания. Я поняла, что в жизни всякое бывает и что все можно пережить. Но о том, что со мной было, знают только Айрат, мой брат и лучшая подруга. А мама и бабушка не знают. Зачем им лишние переживания. Вернулась живая-здоровая, чего еще. К тому же у меня 1,5 тысячи долларов с собой, подарки. Приехала как ни в чем не бывало. Просто работала. 
 
Я вышла за Айрата замуж, а через два месяца мы расстались. Прошла любовь. Я поняла, что мужчина должен заботиться о благосостоянии семьи, а не женщина. Я приехала из Китая совсем другим человеком. Самодостаточным. Уже привыкла за год самостоятельной жизни. Мне уже ничего не хотелось, того что было. Начала по-другому смотреть на жизнь. Поменялись приоритеты, взгляды на жизнь. Я поняла, что это не тот человек, с которым я ее хочу связать. 
 
А сейчас я уже полгода живу в Москве. Устроилась официанткой. Перевезла брата. Снимаем вместе квартиру. Он тоже в баре работает. А в будущем я думаю все-таки в Италию поехать работать. 
 
Я часто вспоминаю Китай. Что бы там у меня ни было — меня все равно туда тянет. Там другая жизнь. Этого не объяснить, если не бывал. Там все так беззаботно. Даже если какие-то проблемы — кажется все мелочью. Виза и деньги — вот и все заботы, которые там были. 
 
 
ИСТОЧНИК
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал