Блог ведет Роман Бескровный

Бескровный
Ленинградка Прасковья Григорьевна
10 мая в 21:47
Ленинградка
Прасковья Григорьевна.
Дышал сиренью вешний день,
Тёк с поля гул далёкий,
А я в селе искал плетень
Приметный, невысокий.
Калитка была мне резьбой
Узорчатой знакома,
И от неё лёг шаг тропой
К крыльцу жилого дома.
Полдня провёл я на ногах,
Но ради важной встречи:
Жил за Григорьевну мой страх,
И вот прибегнул к речи:
Вы, тёть Прасковья, где, ау!
К вам Николай приехал…”
,,Вот интересно: Так кому
Нужна моя утеха?”
– Не вспомнили? – Издал я глас,
Признала, чтобы в слове:
О Ленинграде всё от вас
Мой слух взять наготове…
– Ну что сказать: Заварим чай,
Попьём и в путь – дорогу.
Скажу всю правду, Николай.
Смотри: Крещусь я Богу!
О том, что я смогу сказать,
Запишешь в телефоне,
Иль пару слов черкнёшь в тетрадь
О значимой персоне?
– Возьмусь заполнить черновик
О пережитом вами,
Надеюсь, тот случится миг,
И изложу стихами.
– Явилась в Ленинград война
С крестами в чёрных тенях:
Упали бомбы. Но страна
Не встала на коленях.
В год сорок первый я тогда
В шестом училась классе,
Нас часто брали для труда:
Следить за небом в часе.
Взамен уроков за врагом
Мы зорко наблюдали.
Сентябрь, октябрь прошли, и в гром
Звучала весть печали:
Сто двадцать пять по норме грамм
Всем детям полагалось:
Перепадал кусочек нам,
Не плакать я старалась.
Зима явилась в ноябре,
В декабрь Неву сковало,
Варилась пища на костре,
Сжигалось дров немало.
Их приходилось добывать,
И мы в факт, как проныры,
В потребность даже стали брать
Диваны из квартиры.
Всё перемёрзло и в домах
Вода исчезла в ставе.
Её попить, в других делах –
Мечты в ум крались въяве.
Как ленинградцы все – с Невы
Мы брали в вёдра воду,
За ней шли с ранней синевы
До темени к приходу.
Лёд толстым был – в причине той
Сверлили лунку буром.
В мороз тот опыт был простой
Мужчинам – балагурам.
Продуктов не было совсем
На полках магазинов:
Рождались сплетни вместе с тем
Про жированье чинов.
Конец, чтоб сплетням положить,
Скажу, что умер Жданов
В годах тех, жить в каких да жить,
И умирать в них рано.
Уже с весны в сорок втором
Мы стали огороды
Высаживать, пытаясь в том
Брать помощь от природы.
Их сторожили ночью мы,
Но собирались кучно –
По три, чтоб было среди тьмы
Не страшно и не скучно.
Про воров слышали. Во двор
Они входить не стали,
Чтоб для себя не влечь позор –
Мы б криком их изгнали
Был голод страшным до весны,
Слабей – с приходом лета:
В нём травы виделись сочны,
И зелень в росте где – то.
Затем и овощи пошли
Свекла, морковь, редиска:
Когда поднимутся с земли,
Час ждали, был, чтоб близко.
В июль картофель молодым
Копали понемногу:
Так удавалось быть живым,
Найдя в земле подмогу.
Вернусь в словах до овощей:
Забыла о капусте,
Как и других. Но вот о ней
Всех больше я из грусти.
Водителем был мой отец,
Он оставался в брони:
В трёх зимах Ладоге в конец
Мотался на “Газоне”.
Тонул в полынью, но везло:
Выпрыгивал с машины,
И каждый раз врагу назло
Муку спасали спины.
На фронт пошёл блокаде вслед
Уже в сорок четвёртом:
Снаряды он возил без бед,
Ведь калачом был тёртым.
А мама была медсестрой:
Бинты сменяла в ранах,
И после суток шла домой,
Держась в ночных туманах.
Три раза падала она
При обмороке сильном,
Но была даже мне видна
С характером двужильным.
Наш дом имел семь этажей,
И полон был жильцами,
В войну не стало двух третей:
Они простились с нами.
В эвакуацию одни
Уехали с заводом,
Другие в первые же дни
Уплыли пароходом.
А каждый пятый из жильцов
Скончался в лютый голод;
Ко всем он представал суров,
И даже к тем, кто молод.
Да что наш дом. Вон Ленинград
На Пискарёвском в сборе
Всех вспоминает, как солдат,
При скорбном разговоре.
Пока вот всё. Ты невзначай
Не потеряй тетрадку,
А то получишь нагоняй –
Скажу тебе в догадку.
Про бабку правнуки прочтут,
Суровей в жизни станут,
Возможно, что – то в ум возьмут,
На мир иначе глянут.
Прасковья Григорьевна.
Дышал сиренью вешний день,
Тёк с поля гул далёкий,
А я в селе искал плетень
Приметный, невысокий.
Калитка была мне резьбой
Узорчатой знакома,
И от неё лёг шаг тропой
К крыльцу жилого дома.
Полдня провёл я на ногах,
Но ради важной встречи:
Жил за Григорьевну мой страх,
И вот прибегнул к речи:
Вы, тёть Прасковья, где, ау!
К вам Николай приехал…”
,,Вот интересно: Так кому
Нужна моя утеха?”
– Не вспомнили? – Издал я глас,
Признала, чтобы в слове:
О Ленинграде всё от вас
Мой слух взять наготове…
– Ну что сказать: Заварим чай,
Попьём и в путь – дорогу.
Скажу всю правду, Николай.
Смотри: Крещусь я Богу!
О том, что я смогу сказать,
Запишешь в телефоне,
Иль пару слов черкнёшь в тетрадь
О значимой персоне?
– Возьмусь заполнить черновик
О пережитом вами,
Надеюсь, тот случится миг,
И изложу стихами.
– Явилась в Ленинград война
С крестами в чёрных тенях:
Упали бомбы. Но страна
Не встала на коленях.
В год сорок первый я тогда
В шестом училась классе,
Нас часто брали для труда:
Следить за небом в часе.
Взамен уроков за врагом
Мы зорко наблюдали.
Сентябрь, октябрь прошли, и в гром
Звучала весть печали:
Сто двадцать пять по норме грамм
Всем детям полагалось:
Перепадал кусочек нам,
Не плакать я старалась.
Зима явилась в ноябре,
В декабрь Неву сковало,
Варилась пища на костре,
Сжигалось дров немало.
Их приходилось добывать,
И мы в факт, как проныры,
В потребность даже стали брать
Диваны из квартиры.
Всё перемёрзло и в домах
Вода исчезла в ставе.
Её попить, в других делах –
Мечты в ум крались въяве.
Как ленинградцы все – с Невы
Мы брали в вёдра воду,
За ней шли с ранней синевы
До темени к приходу.
Лёд толстым был – в причине той
Сверлили лунку буром.
В мороз тот опыт был простой
Мужчинам – балагурам.
Продуктов не было совсем
На полках магазинов:
Рождались сплетни вместе с тем
Про жированье чинов.
Конец, чтоб сплетням положить,
Скажу, что умер Жданов
В годах тех, жить в каких да жить,
И умирать в них рано.
Уже с весны в сорок втором
Мы стали огороды
Высаживать, пытаясь в том
Брать помощь от природы.
Их сторожили ночью мы,
Но собирались кучно –
По три, чтоб было среди тьмы
Не страшно и не скучно.
Про воров слышали. Во двор
Они входить не стали,
Чтоб для себя не влечь позор –
Мы б криком их изгнали
Был голод страшным до весны,
Слабей – с приходом лета:
В нём травы виделись сочны,
И зелень в росте где – то.
Затем и овощи пошли
Свекла, морковь, редиска:
Когда поднимутся с земли,
Час ждали, был, чтоб близко.
В июль картофель молодым
Копали понемногу:
Так удавалось быть живым,
Найдя в земле подмогу.
Вернусь в словах до овощей:
Забыла о капусте,
Как и других. Но вот о ней
Всех больше я из грусти.
Водителем был мой отец,
Он оставался в брони:
В трёх зимах Ладоге в конец
Мотался на “Газоне”.
Тонул в полынью, но везло:
Выпрыгивал с машины,
И каждый раз врагу назло
Муку спасали спины.
На фронт пошёл блокаде вслед
Уже в сорок четвёртом:
Снаряды он возил без бед,
Ведь калачом был тёртым.
А мама была медсестрой:
Бинты сменяла в ранах,
И после суток шла домой,
Держась в ночных туманах.
Три раза падала она
При обмороке сильном,
Но была даже мне видна
С характером двужильным.
Наш дом имел семь этажей,
И полон был жильцами,
В войну не стало двух третей:
Они простились с нами.
В эвакуацию одни
Уехали с заводом,
Другие в первые же дни
Уплыли пароходом.
А каждый пятый из жильцов
Скончался в лютый голод;
Ко всем он представал суров,
И даже к тем, кто молод.
Да что наш дом. Вон Ленинград
На Пискарёвском в сборе
Всех вспоминает, как солдат,
При скорбном разговоре.
Пока вот всё. Ты невзначай
Не потеряй тетрадку,
А то получишь нагоняй –
Скажу тебе в догадку.
Про бабку правнуки прочтут,
Суровей в жизни станут,
Возможно, что – то в ум возьмут,
На мир иначе глянут.
0
269
Оставить комментарий
Комментарии (0)
-
Пока никто не написал