Блог ведет Юлия Романова

 
Сних
Весна. День становился длинней, воздух постепенно насыщался будоражущим ароматом, который вселял радость. Причем радуешься всему без разбора. Ведь впереди еще и лето, и каникулы! Так думала я, убегая от надоедливой Ирки на школьную площадку. Аромат весны наполнял легкие и ударял в голову снова и снова. В такие моменты мне хотелось продлить впечатление, запомнить его, а потом, уже зимой, доставать в самые неуютные моменты.
Ирка, вся обрызганная водой из луж, высунув язык и задыхаясь от беспречинного смеха, наконец-то настигла меня.
 - Теперь ты голи!
- Давай отдохнем, мне надоело уже бегать. Лучше полазием тут,  – и я, не раздумывая, подтянулась на перекладине и сделала кувырок.
 - Прикинь, у нас там к Лаврентичу внук приехал. Пойдем, поиграем с ним.
- Да ну нафиг, – я как-то сторонилась незнакомых, и вообще предпочитала иметь одного близкого друга. Как можно со всеми дружить одновременно? Все такие разные, а любишь и доверяшь ты только кому-то одному. Перспектива, что в наш мир вторгнется кто-то еще, пугала. Я уже начинала ревновать.
 - Да он клёвый. Пошли, пока его спать не угнали,  – Ирка начала так мерзко ныть «пооошлииии, пошшшлииии», по двести раз на одной ноте тянуть это слово, что я сдалась.
 - Как звать то его, сколько лет?
-Он не гворит своего имени.
-Фууу, салага еще, и как с ним играть, он, наверное, еще и разговорить не может, - мне совсем стало грустно.
- Давай тогда набъем его и убежим.
- Ага, а потом нам Лаврешка всыпет. Нафиг нам это надо.
Ирка не унималась:
- Да поржем хоть.
- Да идем, идем,  – я понимала, что с ней все равно не совладать. Ирка как собачонка, не просто ныла-выла, но и при этом тянула меня за рукав в сторону.
Мы почти бегом прибыли во двор Иркиного дома. Там и сям мелькали взрослые с ведрами, чемоданами, бельем, газетами и прочим нужным барахлом. Я стояла и ждала Иркиного сигнала. Она обежала  весь двор, заглянула в каждый угол и даже сарай, но малявки нигде не нашла.
- Ир, да он уже спит. Зря мы ушли  с турников.
 - Вон он, – Ирка тут же потянула меня в нужную сторону.
Мальчик, примерно лет пяти, что-то выкладывал из круглой гальки на пыльной дорожке у забора.  Его волосы были такие белые и пушистые, что сразу хотелось потрогать их.
- Ой, какая прелесть, – хихикнула я и остановилась.
 - Как тебя зовут, мальчик? – громко спросила Ирка.
Мальчик снизу посмотрел на нас.
- Ой, глаза какие голубые, – прошептала я Ирке.
Он молчал, слегка щурясь. Потом выпрямился и, достав из кормашка шортиков большое гусиное перо, побежал вперед со словами:
- Падал сних…. на перих….
 - Стой…. – Ирка кинулась вслед, я тоже.
 - Сних, блин, стой…
Но Сних, добежав до забора одного из домов, быстро пролез между штакетин, скрылся в подсолнуховом лесу.
- Ушел, гаденыш, – выдохнула Ирка.
 - Прикольный… Сних. А что он говорил?
 - Да это он стишок все ходит и читает весь день, значит падал снег на перила… он из Светлогорска, из Беларуссии приехал с родителями вчера. Лаврешкина дочь там живет.
 - Так он по-русски не понимает, да? Он, наверное, не понял, что ты спросила.
 - Да он придурошный просто. К нему все уже подходили, и игрушки приносили, и конфеты, а он все «сних, да сних…» хоть бы еще что сказал. Ну, с ним вообще никто не хочет играть теперь.
 - А мне кажется он клевый. Такой беленький. Он просто… другой немного.
- И что толку. Другой. Он неинтересный. Скучный. Его правда только набить хочется. Завтра обязательно поймаем и набъем. Вот тогда поржем хоть.
 - Зачем. Он просто маленький и вего пару дней в новом месте, - мне даже плакать захотелось в этот момент. А Ирка такая противная. Фу…
Я знала, что Ирка завтра уже забудет и про Сниха, и про все наши разговоры…
Сних приехал всего на неделю к дедушке из беларусского города Светлогорска. Тогда еще Беларуссия входился в состав СССР, это сейчас она заграница…
Он мало говорил, постоянно читал свой стишок, когда его о чем-нибудь спрашивали, и часто просто улыбался. Особенно прекрасен он был на улице в лучах солнца. Белокурая головка отражала свет и,  казалось, что сияние идет изнутри.
Сних еще не осознавал, что другой, и что дети покушались на его детское счастье. Он играл один, сам с собою, постоянно придумывая новое занятие. А мне было просто приятно наблюдать за ним. Однажды я долго стояла без движения, просто улыбалась, наблюдая за ним, впервые понимая, что быть иным, достаточно тяжело, а иногда и опасно. Но именно так и стоит жить…
 Почему-то Сних многих раздражал. Причем он даже не подозревал об этом, весело смеясь и катая диск от колеса по двору.
 Зато все взрослые умилялись и сюсюкали. Родители и дедушка гордились. Кто-то из соседей прозвал его Херувимчиком, а дети дразнили от «белобрыськи» до «девчонки». Обидные прозвища Сних не воспринимал, он продолжал каждый день резвиться на солнышке, пока однажды родители не увезли его обратно в Светлогорск. Больше мы его не увидели. Лаврентич умер, а вскоре и его жена, поэтому дочке больше незачем было приезжать сюда.