Блог ведет Андрей Никитин

 
Весьма странно устроен человек. Вчера, ты вспоминаешь это с отвращением, сегодня, прям с сатанинским вожделением и сладострастием возвращаешься в своё далёкое прошлое, а может даже с любовью и печалью вспоминаешь о нём.
 
Из воспоминаний Прокопенко Евгения Павловича.
 
 
 
Мне было лет тридцать, работал я в то время в институте  «гипромажуглеобогащение», рядовым конструктором инженером. Как-то летом я и мой товарищ по институту Саша Золотов, отправились в деревню на дачу к отцу Золотова, Юрию Петровичу. Удили целыми днями рыбу, не было ни одной поклёвки. Я кинул в раздражении снасти и объявил Саше и Юрию Петровичу что с этой минуты я буду только купаться и что ну его к чёрту такую рыбалку; бросил удочки направился к местному деревенскому пляжу, поверив Сашиным рассказам что отец Золотова заговоренный, и что рыба не ловится в его присутствии. Распсиховавшись, я шёл к реке и проклинал Сашу, заколдованного бедного Юрия Петровича, весь свой неудавшиеся отпуск.
 
Сидя на небольшом стареньком деревянном мостике, успокоившись, я скучал и думал о Наташе, эта была моя невеста, миниатюрная, умная моя, добрая Наташа, дочь моего начальника Григория Константиновича Полоцкого. На сердце стало скверно, за эти дни мне впервые было жаль что Наташи нет рядом, на душе поплыли отрывки счастливых воспоминаний, словно я вспомнил самое важное и проснулся наконец. В августе я и Наташа должны были обвенчается и расписаться. Любил ли я её? Любил.
 
В кустах рядом затрещали ветки, высунулась огромная морда рыжей коровы. Через минуту после появления напугавшей меня до смерти головы, из лесу вышла большая деревенская женщина. Она была в простой светлой льняной рубашке, тёмной  юбке ниже колен, лицом красная, мокрая от пота, она прошла мимо меня с полным ведром молока, не обращая никакого внимания, словно меня не было. Потом увидев, осмотрев с ног до головы с нескрываемым презрением, женщина поздоровалась со мной небрежно: «здрасте». И я поздоровался. У воды задумалась, взглянула на меня, перевела взгляд в переливающуюся реку, вздохнула, бросилась неожиданно с моста. От её падения в реку, мои ноги обдало сильной волной, смыло с берега десятки спокойных лягушек.
 
«Благодаря вот таким чудовищам, будет существовать мир и продолжатся род людской. Именно вот такие, не мы, а эти… сверхчеловеки…решат все демографические проблемы» – подумал я и передёрнулся от пробежавшего холода в спине; вспомнил бледную худенькую фигуру своей невесты, и мне стало почему-то беспокойно и жалко нас с Наташей.
 
Чудовище тем временем продолжало плескаться и плавать. Как плавниками, она легко создавала фонтаны и брызги своими мощными ногами и руками, казалось, она вот-вот выпрыгнет  и ударится об воду со всей силы, как любят это делать киты и кашалоты.  Меня поразила энергия и проворность этого с виду неудобного до всякого движения, большого грузного тела. Лицом она была скорее приятна; было что-то кошачье в манерах этой женщины.
 
– А ну отвернись, бегом… – приказала чудовище затяжным капризным голосом, намереваясь выйти из воды.
 
Я немедленно отвернулся. Она вышла и стала возится с собою. Я не выдержал и почувствовав удобный момент, взглянул в её сторону. Под мокрой рубашкой я увидел с боку очертания невероятно крупной груди, сильных плеч, широченных бедер, хорошую талию, и могучие ноги под задранной мокрой юбкой. Ещё молодая, гладкая кожа украшала все эти достоинства, и я впервые осознал пленительность этой своеобразной женской красоты.
 
– Ну ты!…. – заметила она мои подсматривания, при этом стала передо мной так, что я увидел её полностью.
 
Мне стало искренне досадно.
 
– И не стыдно? – спросил я. – кричишь, а сама….
 
Я отвернулся и покраснел.
 
– Тю! странный, типа… учитель, чего мне стесняться? А ты шо? баб не видел.
 
Она неожиданно подошла ко мне и присела спустив свои ноги с мостика. Доски жалобно заскрипели. Стало почему-то очень стеснительно и неловко. Неожиданно я почувствовал её руку в моих волосах; дёрнулся испуганным движением.
 
– Какой пугливый...
 
В её руке я увидел небольшого паучка, и понял что она лишь достала насекомое из моей головы.
 
– Спасибо – пробурчал я.
 
– Как зовут?
 
Я представился.
 
– А меня Нинка, – сказала она заблестев белоснежными зубами,– какой сердитый и серьёзный парень. А кудри какие у тебя, ты к Сашке приехал?
 
–Да к Саше, – опять пробурчал я, почему-то сердито и в раздражении.
 
От неё пахло молоком и ещё чем-то душистым и свежим. Я сильно волновался тогда, словно был в серьёзной опасности. Наконец я повернулся к ней, и опять увидел почти голые груди под мокрой липкой рубашкой. Она лукаво и весело улыбнулась, спросила:
 
– Нравится?
 
– Что?
 
– Это ­– показала она жестом.
 
– Нет.
 
– Нет?
 
– Да, нет…
 
– А так…
 
Она ловко расстегнула несколько пуговиц одной рукой и опустила рубашку, и я увидел полностью голую  с отвердевшим маленьким розовым соском белую красивую грудь. Тут мне ударило в голову жаром, словно я сошел с ума; вмиг я кинулся к её нижней отвисшей пухлой губке; стал целовать её.
 
– Ну… ну… – успела сказать она, увлеклась поцелуем. Во время ласк она заулыбалась и хихикнула, это меня остановило и я отодвинулся от неё в раздражении.
 
– Ты гляди какой шустрый…. не нравиться говоришь? брехло… а сам он….скромный… – произнесла она глупое неуместное слово «скромный».
 
Ещё бы мгновение и всё бы пошло по-другому. Нина словно почувствовала решительность этой минуты, встала, чуть задирая юбку, словно готовясь.
 
– Пойдём, пойдём….иди же… пошли…
 
Я встал и поспешил за ней покорно в ближайшие кусты. В зарослях она мгновенно обняла меня вокруг шеи, поцеловала, позволила мне взять руками её твёрдое тело. Потом как животное, задравши одежду, просто и без церемоний, стала передо мной спиной и чуть показала мне свой профиль лица, мол: приготовилась, пора начинать. Трясущимися руками я расстегнул ремень и бросился к ней. Помню, как между кустами я видел в дали Золотова и Юрия Петровича, они плелись по жаре с удочками домой. Помню её затылок и блестящую золочённую дешёвую заколку, чуть пухлую загорелую руку, локоть; прикрывая рот от звуков Нина тяжело дышала через нос. Рубашка была расстёгнута на ней, по бокам как колокола, качались белые тяжелые груди. Когда всё закончилось, Нина поправилась, поцеловала меня в макушку, я же держался болезненно ладонями за виски сидя на песке). Потом она помогла мне встать, и мы вдвоём пошли в направлении деревни. Вблизи первого двора она обратилась ко мне, делая шаг чуть в сторону:
 
– Тебе туда, а мне туда, ну… до свидание…скромный парень… – опять глупо проговорила она.
 
Я молча глядел на неё и ничего не ответил. Та же продолжая улыбается пошла в свою сторону, переваливаясь лениво задом, шлёпая своими пыльными резиновыми розовыми тапочками. Я провожал её взглядом, пока она не свернула в переулок; протёр лицо двумя руками и пошёл к Золотовым.
У себя в комнате я рухнул на кровать, хотелось жить от невероятной усталости и чего-то ещё нового в моём сердце. Потом я вспомнил Наташу, и уснул моментально. Саша разбудил меня только поздно вечером.
 
 Всю ночь я просидел на террасе наслаждаясь зрелищем сверкающих молний на горизонте, запахом предстоящего дождя. Поутру гроза, ливень, а часов в одиннадцать показалась солнце и радуга. Саша с отцом проснулись поздно, подтягиваясь спросили меня:
 
– Идёшь с нами рыбалить?
 
Отрицательно покачав головой я пошёл гулять, то есть искать её. Болтаясь по деревне, заглядывая через чужие заборы, я обнаружил только беззубую ветхую старуху, похожую на ведьму с какой-то тряпочкой обмотанной вокруг головы. Расспрашивал её аккуратно о Нине. Старуха улыбнулась своим пустым ртом и сказала веселясь чуму-то:
 
 
– Нинка? А кто ж её не знает… хе-хе… иди сынок он туды…бачешь зэлэны ворота… ото тамочки…
 
Я подошел к воротам и позвонил. Открылась дверь, вышла на крыльцо Нина с маленькой годовалой девочкой на руках. Лицо у ней было серьёзным и хмурым.
 
– Ну… пришёл.. а я то думаю, кто там шляется…
 
Мы зашли в дом, она с тою же серьёзностью подошла к небольшой детской кровати и уложила малютку в постель. Дитё широко зевнув и обняв подушку моментально заснула.
 
Нина села напротив меня, вздохнула, внимательно посмотрела мне в глаза.
 
– Ох, котяра…
 
Я бросился к ней и стал раздевать её….
 
Прошло две недели. Я бегал к ней домой, или мы встречались в лесу, как это было в прощальный наш день. Я ждал её тогда в дубовой роще, с волнением и нетерпением. Она вышла из-за зарослей терновника, улыбнулась мне и упала на колени, в сильной страсти сдирая с меня брюки. Потом мы лежали на земле, измучанные, счастливые. Нина гладила мои волосы, ласково и молча рассматривала меня; когда я изредка целовал и обнимал её.
 
– Приедешь? – спросила как бы несерьёзно она.
 
– Обязательно! – верил я себе, – дай мне время, месяц от силы… я возьму отпуск за свой счёт…придумаю что-нибудь…
 
– Ага…бреши…не приедешь… я чувствую…
 
Я взял её лицо ладонями и прижал к себе в долгом поцелуе.
 
Утром приехала машина Полоцкого, погрузили вещи и уехали. В августе мы с Наташей поженились, а через год родилась наша первая, Маша.
 
Нину в жизни я больше никогда не видел.