Блог ведет Андрей Никитин

Андрей Никитин Андрей
Никитин

Пророк

5 ноября в 04:51
.  «Иисус  сказал:   Блажен  тот   лев,  которого
 съест человек, и лев станет  человеком. И  проклят тот
 человек, которого съест лев, и лев станет человеком» 

10. «Иисус сказал: Я бросил огонь в  мир, и  вот я охраняю его, пока он не запылает».

                                                      Евангелие от Фомы.                                                                  


          
 
 
Попытаюсь рассказать об одном человеке, который навёл тут, что называется шороху. Иван Тимофеевич Кузьменко – его имя. Кончил он свою жизнь трагично: был задушен в городской тюрьме. Сам же он, смерть свою как бы предсказывал. Вообще мне трудно приступить к своему повествованию ибо не знаю с чего начать. Зная самого Кузьменко я понимаю, что человек этот был не совсем нормальный, а что касается его мыслей и поступков, то я особенно нахожусь в затруднении относительно его душевных качеств. Вернее, было бы правильней сказать «в затруднении относительно его психического здоровья». Поразил и меня конечно опальный случай в монастыре. С одной стороны для меня сей поступок – не был неожиданностью, а с другой – был. 
 
Первые следы явления Кузьменко обнаружились за два года  до скандала в монастыре. В соседней богатой станице  сияла куполами  великолепная новая церковь, возведенная к небу в честь Александра Невского, возглавлял приход в той церкви, кажется… отец Василий. Ничего о том священнике плохого или хорошего сказать не могу. Слышал я что этот батюшка, был огромного росту и очень широк в теле. И якобы по этой причине какие-то местные чиновники или предприниматели  подарили ему большой дорогой внедорожник, для удобства, так как с таким телесными объёмами отцу Василию не представлялось возможным уместиться в обычной легковой машине. Ходили еще слухи, но говорить об этом мне не буду. Вот в том приходе отца Василия впервые всплыл на сцену жизни нашего края – Иван Кузьменко. Говорили что он зашел в храм, выдержал как полагается службу, а в конце когда отец Василий принялся говорить слово божье, Кузьменко устроил  резюме в своем репертуаре: принялся прямо при свидетелях задавать вопросы духовному лицу и укорять его тут же «во грехах». Далее он подошел к иконной лавке, и каким-то предметом разбил витрину и даже опрокинул полки с иконами. Заключил он всё это хулиганство тем, что объявил ошарашенным наблюдателям о том что из дома отца моего устроили  дом торговли. Отца Василия, Кузьменко оскорбил очень непристойно – используя эмоционально-экспрессивные обороты речи.  Не знаю точно, но в том эпизоде Кузьменко как-то «пронесло» и законной реакции на сие поведение не последовало. После того инцидента, спустя несколько дней Кузьменко появляется в нашем городке. 

Надо сказать, что этот первый церковный скандал стал известен благодаря второму, основному. До этого  об этом случае в церкви мало кто знал.  Уже спустя год после смерти Ивана выяснилось, что он  наносил подобные «удары» на другие приходы. Выбор его «атак» падал, как правило на нечистых на руку (по мнению самого Кузьменко), служителей церкви православной. Забегать вперед не буду, а расскажу о известных деталях жизни моего знакомого.
 
Иван родился в нашем городе и по прошествии многих лет, вернулся в свой дом, который принадлежал его покойной матери Лидии Ивановне Чистяковой.  Иван не был её родным сыном, а был ею усыновлен и взят из нашего детского дома-интерната. Говорили, что Лидия Ивановна была благочестива и набожна, отличалась особенной добротой и состраданием к ближним. Чистякова часто посещала нашу местную церковь и имела добрые отношения с тогдашним батюшкой. Говорили что с нею часто видели маленького Ивана. Узнать более-менее подробно об этой женщине мне впоследствии удалось у дальних родственников Чистяковой, которые приняли Кузьменко на жительство по возвращению домой. 
Лидия Ивановна, когда-то работала учительницей в школе для начальных классов. Но что-то там произошло в школе и она рано ушла на пенсию. Вот тогда-то она и взяла Ваню из детского дома. Сам Кузьменко о своей матери никогда не говорил и не желал открыто вспоминать.

Вернувшись из странствий Кузьменко застал в своём  доме семейство тех самых дальних родственников своей приёмной матери. Жильцы  не ожидали, но приняли его безоговорочно как настоящего хозяина. По счастью одна из отдельных комнат имела отдельный вход и отдельный задний дворик, так что с возвращением блудного сына проблем как бы не было. Где Кузьменко носило эти годы? – до сих пор толком непонятно – всё отрывками и урывками. 

Кузьменко идёт служить в вооружённые силы; с того момента след как бы расплывется. Когда я говорил с ним о прошлом, он мне рассказывал намеками, что якобы много грешил в те времена; говоря его словами: «и много взял на душу <дерьма>. Служил Кузьменко в Афганистане – это достоверно. По намекам, после армии, Кузьменко скитается где-то в столице, далее влезает в какую-то криминальную группировку или банду. Как дальше складывается его судьба – непонятно. По сомнительным источникам, говорилось что якобы Кузьменко имел большое влияние в тогдашнем криминальном мире и что якобы он же, возглавлял одну гремящую по тем временам шайку отъявленных злодеев. И если это правда, то эта банда возглавляемая Кузьменко, активно когда-то занималась рэкетом, грабежами, убийствами и многими другими тяжкими преступлениями. Но опять же, я не уверен что это истина.   

Когда я впервые увидел Кузьменко, мне он напомнил протопопа Аввакума или крестителя Иоанна, на манер начала двадцать первого века. Представьте немолодого мужчину, высокого, с острыми неширокими плечами и сухими длинными мышцами. Вся фигура его напоминала гибкий металлический прут из крепкой каленой стали. Походка его содержала в себе резкие порывы и движения; я бы сказал что начиная двигаться Кузьменко как бы просыпался; словно по невидимой чьей-то команде и из сонного состояния, перевоплощался в болезненную активность. Голова его была покрыта тусклой волнистой сединой чуть длинных неухоженных волос. Глаза синие, большие, часто кажущиеся черными от расширенных зрачков и смотрящие насквозь и настолько уверенно и остро, словно режут стеклом; сам я часто не выдерживал этого взгляда. Один глаз заметно отличался от другого, словно одним глазом он проникал в пространство, а второй выражал всю внутренность своего хозяина. Вообще выражение лица, было недобрым и отражало какой-то жуткий человеческий надрыв. Цвет лица был всегда бледноватым, с желтым нездоровым оттенком. Улыбка его удивительно преображала всё выражение, делая его физиономию похожую на счастливого ребёнка, но улыбался он редко.  Из догадок можно было предположить что лицо Кузьменко отдаленно напоминало о прежней оригинальной красоте. Те же глаза, имели скорее форму женских  глаз, с крупными ресницами и выразительными аккуратными бровями. Нос по-видимому был когда-то изящен, но в данное время был сломан и заметно косил на левую сторону. Всё остальные детали лица также изрядно повреждены всевозможными неприятностями. Заместь зубов в деснах торчали жалкие осколки, а бледные не совсем тонкие губы были рассечены полосками рубцов и имели противоестественную подпухшую форму. Подбородок был твёрд и сжат словно судорогой; нижняя часть словно была высечена из бледной белокаменной  породы. 
Главное что бросалось в глаза, это безобразный жирный шрам, ползущий от одного уха, через всю шею, практически достигая другого уха. Этот шрам, придавал какой-то мистический и неприятный характер всему лицу и образу Кузьменко. Как мне рассказывал сам Кузьменко, этот рисунок оставили ему на память «духи»,  пытаясь перерезать горло. Сказал он это бегло и коротко – когда мы хорошо однажды выпили с ним. Больше о службе я от него ничего никогда не слышал. Бороды или усов он не носил – за неимением растительности. Вообще он ассоциировал для меня с  хищной измучанной жизнью птицей. Я помню однажды в детстве видел в зоопарке потрепанного  условиями и неволей, одинокого орла, сидящего на перекладине и прячущего от нас свою голову. Иван напоминал мне этот образ. Касаемо его остальных ранений; Кузьменко мог бы послужить интересным экспонатом для тех кто интересуется подобными предметами. Однажды в самом начале нашего с ним знакомства мы парились в бане, и я увидел человеческое жизни бичевание. Всё тело напоминало минувшее поле битвы, какие-то рубцы, затянувшиеся ожоги, а с лева на спине по-видимому пулевое ранение. Имелась татуировка, нечто вроде воровской звезды на плече. На мой вопрос: «что это и откуда? – Кузьменко презрительно махнул рукой. Руки, вернее кисти,\ у Ивана имели узкую и вытянутую форму, на каждой кисти  по два огромных безобразных мозоля которые служили ему за месть кастета из живых хрящей. Однажды я был свидетелем как Кузьменко ударил одного парня (обстоятельства и причины говорить не буду), парень этот (то есть пострадавший) был похож на огромную гориллу с помятыми борцовскими ушами; причем он на голову был выше Кузьменко. Когда Иван нанес ему резкий, какой-то незаметно-врезающиеся удар; свидетелям и мне показалось что удар оказался слабым и безболезненным, но тело борца рухнуло через секунды, не назад – по инерции, а вперед. Кузьменко уверенный по-видимому что так и будет, заранее спокойно отошел чуть в сторону как от падающего на него бревна.    

В город он приехал в старом потрепанном пальто серого цвета. Не смотря на вытертость, затасканность, это пальто шло ему необычайно. Оно было когда-то из дорогих, из какой-то шерсти, кажется верблюжьей. Талию он затягивал поясом всегда очень туго. Головных уборов никогда не носил. На ногах таскал замшевые светлые высокие сапоги со шнурками, похожими скорее на армейские берцы. Вся остальная одежда была также заметно обшаркана временами и обстоятельствами. О чистоте её Кузьменко не беспокоился особо. Хотя сам в принципе, был чистоплотен. Бывая у него я был часто свидетелем как он раздетый по пояс плескался в бочке с дождевой водой. За этой процедурой я заставал его часто – полоскаться он любил.
 
О его интеллектуальном развитии… Из всех моих догадок  я имею основание быть уверенным что он отбывал наказание в местах лишения свободы  и там начитался вдоволь и натерпелся. Кузьменко неплохо разбирался в литературе. Причем знал не только религиозную, историческую, но и неплохо понимал философию. Часто любил припоминать  Ницше, Шопенгауэра и даже Канта. Библию знал великолепно, хотя редко вслух цитировал  тексты из писания. В его речах я не помню что бы Кузьменко произносил слово в слово чьи либо изречения или сентенции.  Излюбленным его Евангелием из всех книг библейских текстов являлось апокрифическое Евангелие от Фомы. Всё ему знакомые «чужие» мысли, слова, как бы служили ему, даже слова Христа, он произносил как бы так, что он как бы вправе пользоваться «ими» как своими слугами, или как собственными словами или мыслями.   
 
 Питался Кузьменко своеобразно. Я не помню, что бы Кузьменко готовил у себя дома. Хотя у меня в гостях он несколько раз жарил мясо. Для себя он обычно покупал черный или белый хлеб, сливочное масло и куриные домашние яйца. Всегда у него на столе стояла трехлитровая  банка с мёдом. Яиц он выпивал десятками; они то и состояли основным рационом Ивана. Я видел всегда остатки скорлупы то на столе, то на ступеньках (Кузьменко часто сиживал на ступеньках с выходом на улицу). Любил крепкий черный чай из дешёвых сортов.  Иногда покупал козье молоко у соседки. Водку пил,  но редко. 

Тут пора сказать о материальном положении Ивана. Я однажды был удивлен, когда увидел у него в шкафу, довольно пузатую пачку долларовых ассигнаций. Было в этой пачке, по меньшей мере, около десяти тысяч. При мне он в тот день поспешно выхватил сто долларов из пачки, для того что бы я разменял ему купюру в банке. Когда я удивленно спросил: «откуда такие деньги?»   Кузьменко не обращая внимание на мое удивление, торопливо ответил: «оттуда». 

Я еще скажу ниже что спустя несколько лет, всплывали факты о том что Иван жертвовал «нуждающимся» неплохими сумами в течении лет восьми – это точно. При этом он часто припугивал своих счастливчиков, да так, что они молчали как могилы и после смерти своего доброго патрона. Лишь спустя время, выяснялись некоторые подробности самаритянских поступков Ивана. Вообще было странно сочетание его – я бы сказал – жестокости,  обреченности взглядов, с теми трогательными заботами которые он оказывал тайно или открыто. Он как бы не то чтобы делал это по принуждению – как это в общем-то делают фанатики или бессердечные люди,– скорее Кузьменко стеснялся этих своих поступков и старался не афишировать эти свои порывы даже перед самим собой.     

Общаться с ним было невероятно сложно. Прожив полтора года практически через два дома, мы лишь за год до его смерти, познакомились и стали хоть как-то общаться.  Вначале знакомства он обратился ко мне за инструментом. До этого я наблюдал его сидящем на своих ступеньках когда я ежедневно возвращался с работы. Обнаружив у меня неплохую библиотеку, Кузьменко стал заходить чаще ко мне за книгами.  Обладал он способностью молчать и полностью игнорировать свою компанию, словно он совершенно всегда один. Позже я привык к такому способу «контакта». Единственное когда Кузьменко можно было хоть как-то разговорить, это когда он выпивал водки. Пил он тоже оригинально: стаканами или <полустаканами>. Свободно и безболезненно он мог самостоятельно осушить целую бутылку. После первого стакана, Кузьменко становился довольным; облокачиваясь  спиной к спинке стула или к стене он как бы наконец-то расслаблялся и отдыхал от самого себя. На втором стакане, Кузьменко мог разговорится и даже пустится в воспоминания. Но опять же, это было очень редко. 

Здоров он был физически необычайно и очень вынослив. Подтягивался резво на перекладине, или вцепившись цепкими пальцами за узкие выступы дверной фрамуги, Кузьменко мог за один поход подтянутся более двадцати раз. Иногда я заставал его в замысловатых акробатических позах, а иногда Кузьменко подобно обезьяне подолгу весел на турнике и выслушивал меня. Очень много передвигался пешком на своих ногах. Несколько раз я был свидетелем как Кузьменко за один день мог пройти более пятидесяти километров. После таких прогулок он  заметно выглядел измотанным и утомлённым, но тем не менее чувствовал себя терпимо. Я где-то слышал, что некоторые душевнобольные имеют склонность много бродить в одиночестве. Кто знает, были ли его пешие прогулки признаком душевного расстройства, либо Кузьменк таким своеобразным образом поддерживал свою форму?  или просто по натуре своей Кузьменко был бродяга – Бог его знает…

Время он проводил  очень уединенно. Бегал он изредка по своим делишкам, и то тайно, как хищник. В основном сидел на своих ступеньках и грелся на солнышке или закрывался в комнате почитывая у распахнутого настежь окна. Окно в комнате у него было открыто круглосуточно и всесезонно. Закрывалось оно только когда Кузьменко покидал помещение. 

О женщинах Кузьменко не говорил вовсе. Хотя был один любопытный случай, который возможно приоткрывает тайны души его. Как то летом мы отправились покупать всякую мелочь в магазин и дожидались очереди у кассы. Одна дама пыталась упрямо пройти мимо нас через узкий проход. Мало того что дама была слишком широка в теле, она еще обладала невероятным огромным бюстом; им же она и пробивала себе путь. Кузьменко как обычно был погружен в себя. Но когда он «проснулся» и увидел пред собой толкающиеся женщину, Иван вобрал воздух в легкие и прижавшись в сторонку (тем самым почтительно уступив даме пространство), придержал «выдох» в щеках, от чего щеки  надулись, а глаза сделались глупыми и смешными. Дама презрительно посмотрела на Кузьменко и поплыла дальше; по-видимому всё же довольная короткой пантомимой, исполненной для неё моим приятелем. 
Уже после смерти Вани в одной книжке, я обнаружил небольшую чёрно-белую фотографию. На ней было изображение девочки-подростка, с приятными чертами и  большими выразительными глазами. Об этой девочке я ещё скажу в своё время. Я спрашивал его: любит ли он, или любил женщин? На что Кузьменко сказал, что он любит лишь волю.  
       
О философии и его вере я скажу и предам немного. Скажу основное: что человек этот был необычайно бескомпромиссный, храбрый; так называемая вера или воля его состояла из решимости подобно молнии. Тем самым вся его философия соответствовала практической его жизнедеятельности. Только воля составляла весь его оптимизм в характере. Ум его полностью состоял из пессимистических представлений и каких-то неслыханных мрачных утопий. Словно его разум был заведомо отравлен подавляющими тяжелейшими для сознания мыслями и представлениями о жизни. 

Начну с того что Евангелие он понимал как крест, не в контексте принятых христианских идеалов любви, добра, смирения, а скорее как не наступившего  христианства;  правда по его словам  и <ненаступящего>. То, что христиане на протяжении веков влачат по сути «мирское», сонное, пассивное, существование, для Кузьменко это было доказательством духовной деградации. Иван  не находил в <реальной> исторической церкви, ничего в принципе достойного евангельских высот. «Как сквозь тусклое стекло лишь увидели» - говорил он о характере или градусе веры.  Для него истинное христианство, представлялось прежде всего, как подвиг или крест – в буквальном значении: самоубийство. Христианин должен быть в первых рядах носителем и защитником правды и воинственно обличать всякое преступление против духа. Вообще весь мир, он называл Чистилищем, а пришествие самого Христа две тысячи лет назад – как проповедь в Аду или в царстве мёртвых. Кузьменко был убежден что второе пришествие Христа уже состоялось – но его не заметили. Наше время и наше бытие и смерть, (в контексте апокалиптического жанра) Кузьменко трактовал как переход из смерти первой, во вторую смерть – последнюю.  И чем больше «мы» отдаляемся во времени от евангелистских событий, тем Ад этот крепнет своей кромешной силой надвигающейся бездны безверия. Возрастающее же расстояние (пространственное и временное), это возрастающая невозможность верить во Христа. Затем через время, Ад (то есть мир), будет сожжён – как и предсказано. К апокалиптическим текстам и образам Кузьменко прибегал редко. Добро и зло, Кузьменко отрицал, как и свободу воли – считая эти понятия узостью человеческого разума. О лжи Кузьменко рассуждал тоже своеобразно.  По-видимому,  тут имела влияние философия Шопенгауэра или Ницше. Иван был уверен в духовной или душевной слепоте людской, от того что людей из поколения в поколение, приучают к жизнелюбию. Точнее ни людей, а христиан, которых он считал что они-то в первую очередь обязаны быть аристократами духа и призирать жизнь. «Духовную демократию» Кузьменко категорически отвергал, считая что евангелистская высота дана далеко не каждому. Вообще Человек или человечество, виделось ему как роковая ошибка творения.  «Гляди что они сделали с христианством – говорил он – трясутся за жизнь как овечки и любят точно её также, как те же обвиняемые ими грешники, которых они предостерегают в отсутствии спасения. Если бы – говорил он – человек осознал  что жизнь его не венец, а бессмыслица, то может быть история пошла другим манером». 

Священнослужители Православия являлись главной мишенью его агрессивных выходок  и как правило он опрокидывал на них весь свой гнев и всю своё душевное негодование. Помню, наш разговор  когда я сказал что по моему мнению Евангелие «невыполнимая вещь»: «Невыполнимая – говоришь..? – вспыхнул помню Кузьменко – правильно… только я тебе так скажу – знал я одного  коммуниста, так и не вступившего в партию, так вот он хорошо сказал:  нам следовало подохнуть за идею, что бы идея наша для нас была возможна и осуществима – без этого любому идеалу – грош цена! Так и Христос говорил:  отдай жизнь – вот она любовь, а вот выполнимость!   А эти… (церковники) учат в принципе… правильно… о семье, о добре, о жизни, о труде – при этом каждый скромно грезит о мученической крестной смерти. Мол, это великая честь была бы для них… Вранье! Сами тянут <кота за яйца> – превратившись в лживое фальшивое болото. Они нехристиане, а учат они сатанинскому учению – как хорошо долго благополучно  прожить…. и более менее качественно – с позиции мирских понятий. Сатана искушал Иисуса через Петра в Гефсиманском саду  именно жизнью и её прелестями. Церковь нынешняя – это и есть невроз против невроза – Фрейд предрекал верно. Ибо они сами хотят – жить, и других призывают – жить... часто хорошо и умно – но только они такие же христиане как я балерина. Победить смерть, можно только <наплеванием> на свое бытие – как Христос отдал жизнь в пример нам – считая что это стоит того чтобы её отдать ради более ценного… Человек обязан обесценивать жизнь с помощью духа святого, а не трястись за неё…»  

Но это речь была относительна мягкой и терпимой, обычно Кузьменко в адрес духовенства говорил более хлестко, грубо, и с крайним отвращением. Касаемо понимания учения Иисуса, Кузьменко воспринимал не только притчи, но и поступки Назарянина иногда слишком на мой взгляд, просто и буквально. Иисус, как известно часто публично наносил оскорбления или говорил нелицеприятно  в адрес тогдашней духовной власти; Кузьменко подражал как бы с усилием этому Иисусову поведению. Как я говорил выше, случай в церкви Александра Невского это скорее всего подражание Христу; когда сам Иисус зайдя в храм Иерусалима пытался разогнать торгующих. По-видимому, всё хулиганства, оскорбления, и преступления в сторону православных священников, это тоже в некоторой степени способ подражания Христу. Надо сказать, что ни только в этом Иван «копировал» таким своеобразным способом Иисуса, мне так же известно что Иван легко расставался с деньгами, совершал поступки часто в ущерб самому себе, в плоть, до последствий угрозы своей безопасности. Его быт соответствовал как бы от части, описанию скромного быта Иисуса или аскета-монаха. Кузьменко чувствовал себя в жизни как бы временно, у него никогда не замечалось ни малейшего осознания своей причастности к этому миру или бытию. В большей степени, то что нас беспокоит и привлекает наши обыденные влечения, для Кузьменко эти вещи по сути, ни имели значения. Он особо не обращал внимания на многие человеческие радости; ко многим бытовым вопросам Кузьменко относился с презрением или искренним равнодушием.       
.
 Как я говорил, здоровых или нормальных людей для Кузьменко не существовало. Его «безумие» как и «безумие» Христа пред миром  и была та самая «нормальность небесная». И как только человек обретает по тем или иным причинам Дух Святой, то неизбежно сама жизнь должна вызывать как минимум разочарование, а не радость. Благодать, дарованную при жизни как некое субъективное блаженство или безопасное чувство защищённости, Иван считал подобием истинной благодати. Образ живого Иисусова источника, он интерпретировал сравнивая по-видимому, с личными переживаниями; считая что речь велась ни о жизни и её преобразовании, а об откровении «о жизни»: мощным дарованным силам для лицезрения ужасной истины. Любая вещь или предмет «мира» рассматривая с помощью Святого Духа, открывает правдивый особый взгляд на вещи, тем самым «истинное зрение» дано далеко не каждому и не каждый вынесет и перенесёт сие откровенное видение.      
 
Я помню, спрашивал его: «а зачем же Христос исцелял людей? Раз жить не следует и жизнь ничего не стоит? «На что мне Кузьменко ответил: «из жалости… людей жалко. И мне жалко, – ибо не каждый может взобраться на высоту и ходить над бездной или решится на рискованное дело . Ад сей, со многими жителями сгорит, как бы нам того хотелось или не хотелось. Он (Христос) часто делал чудеса с печалью в сердце. Звали то многих – да не каждому дано. Люди в большинстве своём мертвы и так и не воскреснут». 
Тут уместно вспомнить его речи насчёт семьи и брака: «То, что <эти> (священники) взяли шефство над семьей – говорил Кузьменко –  ясно что они превратились лишь в слабеньких защитничков культуры. Ты спрашиваешь меня: почему я не могу иметь жену и детей – будучи христианином? Я тебе отвечу… Когда Иисус говорит: сними последнюю рубашку (слышишь – последнюю!), а не лишнюю – это значит что даже по этим причинам я не могу позволить себе это счастье – потому что однажды я приду без последней копейки – если это понадобится. А когда мне Отец говорит: отдай свою жизнь ради ближнего твоего – это значит что о семье речи быть не может для меня». 


В общем, сама идея любви и пожертвование своей жизнью ради ближнего – Ивану представлялось как некий абсурд. Мы христиане, считаем, что Христос отдал себя в жертву от любви к людям. Иван же считал что Христос отдал себя на растерзание ради «никого» или ради «ничто». Подобно тому как мы любим кого-то и непонятно – есть ли те качества которые «видит» любящий в своем объекте любви – или это только иллюзия в глазах влюбленного.


Интересно он относился к атеистам. Я как то дал ему прочесть эссе Камю «Миф о Сизифе». Тема «абсурда» его заинтересовала, и он часто стал использовать это философское определение. На мой вопрос о  загробной участи экзистенциалистов или атеистов, Кузьменко так мне ответил: «Многие атеисты, по крайней мере честны в этих вопросах – они рассчитывают только на эту жизнь и ни на какую больше – пытаются наслаждаться этой жизнью по праву – упиваясь каждой минутой.  Он (атеист), знает, что для него нет Бога и нет никакой жизни будущей. Это очень честно и смело. А эти подбеленные гробы, обманывают и себя и людей – при этом эти собаки обрушиваются на атеистов с упреками безверия. А я говорю – если веришь – стало быть, для тебя есть Бог, а не веришь, то Его стало быть и нет. Чистая квантовая механика!»   

  Впрочем, были и такие речи насчёт бытия человеческого: «…удивительное дело – говорил Ваня – людишки бегают по одним и те же путям – бегая по кругу – и всё таки видят какие-то перспективы в дальнейшем: будущие поколения…. сверх-человеки….воскресение из мёртвых…. Я уважаю иной раз и преклоняюсь – сидит в самом низу мироздания – закрыт от Бога наглухо решёткой – и тем не менее грезит о собственном спасении и возвеличивании – сам себя утишает бесполезной надеждой. Иисус нам тысячу раз сказал: что я лишь свеча в этом подвале…. огонёк тусклый… Но человек выискивает в этом подвале райскую жизнь – надеется осветить весь мир собою – ты понимаешь каков человек-то!» 
  
      
   Перейду к воспоминаниям детского дома. Как я говорил, Кузьменко был взят из детского дома своей приемной матерью когда ему было лет пять от роду. В этот небольшой наш интернат он наведывался задолго до нашего знакомства. Однажды мы с ним наняли автобус и на приличную сумму накупили всякой всячины: зубные щетки, тетрадки, рюкзаки и прочее. Когда я спросил у него почему он не сделал это совместно с директором интерната?  Кузьменко ответил мне: «С директором говоришь…. Да рад бы. Воруют <бл…>  кстати – вспомнил Иван сурово, – на обратном пути заедим в училище. Хочу поговорить с начальником. Есть вопросы к этому деятелю….». 
 
Дело в том, что с этим училищем, как выяснилось, было примерно следующее: выпускники детского дома автоматически попадали в училище, где им предоставлялось не только образование, но главное – общежитие. Директор этого училища господин Калюжный, организовал довольно ловко внутреннюю систему денежной политики. Он ввел купоны, и вместо стипендии выдавал эти купоны детям. Там же, при училище, самим Калюжным, был организован магазинчик, который работал исключительно на местной валюте. Мы посчитали стоимость дешевых тапочек  в этом магазинчике, оказалось, что тапочки стоили как одна пара кроссовок на обычном рынке. Своё изобретение Калюжный оправдывал тем, что таким образом заботился о подростках, которые как известно расточительны и беспечны, тратят положенные государством деньги на всякую ерунду. А магазин имел только необходимые товары и заботился о бедных сиротах с поразительным благоразумием.
Встретили мы Калюжного когда он собирался сесть в свое авто. Кузьменко пригласил его отойти в сторону для разговора. Они говорили минут пять. Потом я стал слышать, как Иван повысил голос: «Ты что <бл…> творишь…!» После этого испуганный директор попытался ретироваться. Кузьменко схватил его за шиворот и слегка приударив головой, уже говорил ему что-то тихо. В конце этого диалога Кузьменко переспросил его громче – понял ли его директор?  Директор сказал что понял. 

В тот же вечер Кузьменко задержали и выпустили через пару часов. Иван, выйдя из милиции, сразу отправился на поиски директора училища. Директора нигде не было. Ночью Иван зашел ко мне. Выпив водки, Кузьменко говорил чуть ли не скрепя зубами: «<Бл…..> отродье. Вот это и есть Россия! Была и есть. Эти культурники и гуманисты говорят о звере Сталине – мол был тиран и мучитель, а он был ангел, ниспосланный для России – Богом поставлен! Как и Грозный. Церковники пищат о большевичках, стонут о том, как  их ангелочков мучали, а теперь свобода им и благодать. Посмотри на эту благодать. Им псам,  была дана благодать семьдесят лет. И что же покаялись они? Чёрта с два! До революции сосали кровь народную и опять сосут и поощряют беспредел под видом смирения. Только теперь вдобавок, они считают себя мучениками от советской власти. Ух, проклятое фарисейское племя!»

Вообще болезнь российского общества Кузьменко во многом возлагал на церковь и как правило всегда гнев его оканчивался тирадой в сторону даже не Православной церкви, а сколько на её представителей. Хотя он особо не разделял христианские конфессии и не видел разницы между православными, католиками или протестантами. Все они по его мнению неизбежно деградировали в сторону лжи и лицемерия. Хотя к русской церкви как русский человек, Кузьменко имел особую претензию. Когда я пытался приводить ему доводы о том что не все бессовестные попы, Кузьменко отвечал: «Оно то верно – не все – да вот что я тебе скажу: когда в <мусарню> (милицию) приходит нормальный человек – что бывает? Его либо ломает система, – заставляя подчинится правилам игры, либо он уходит – считая для себя невозможным оставаться в этой среде. Если ни то и ни другое, то скорее всего человека уничтожают как врага внутри этого гнилого аппарата. Так и церковь как система – со своими паршивыми правилами ломает любого. Об этих установившихся правилах хорошо говорил Ницше. Нормальные люди как минимум… вынуждены хитрить перед самим собой – играя роль священника или неизбежно быть в глупой позе белой вороны. Христианин должен призирать церковь в том виде, какая она есть – возрождать, восстанавливать, вливать молодое вино в старые мешки – бесполезно!».

Поговаривали, что Кузьменко был антихристианином во всех отношениях и в том числе имел отвращение к православной культуре и её традициям. Это неправда. Иван носил серебренный крупный византийский крест на шее. В комнате было несколько икон, одна из них была неплохая копия Троицы Андрея Рублева. Другая икона, кажется…. Архангела Гавриила. Была у него огромная затертая Библия православного издания.
Помню, как мы шли мимо одной старенькой церкви, осенью. Как обычно осенним вечером под небесным пейзажем вокруг луковичных куполов, кружились в круговую галки. Иван всматриваясь и прислушиваясь сказал: «нигде нет наверное ничего подобного, как у нас». 

        В душу, вернее в существование души – Кузьменко не верил – считая это платоновским учением. Однажды мы разговорились о душе и Кузьменко сказал примерно следующее: «Душа не может быть привидением в трупе. Плотник вкладывает душу в работу вместе с молотком или стамеской. Но в работе плотник и его инструмент – это одна душа. Душа может быть гораздо шире, чем  кажется – говаривал Кузьменко – душа бывает там, куда я её вкладываю». 
 
О России Ваня говорил тоже очень пессимистично и далеко нелицеприятно. Я как любитель русской литературы говорил ему, что желал бы что бы он почаще читал Чехова или Толстого. Он мне ответил вечером после случая с директором: «да читал я… ты и эти интеллигентишки живёте в своём надуманном каком-то мире – нет той России – если она вообще была такая. Сейчас Россия состоит из детей <мусоров>, детей стукачей, надзирателей и недорезанных свиней из духовенства – все они виляют собачьим хвостом перед своим хозяином. Я был в монастыре: эта же какая-то армия мерзких похабных доносчиков и подлых мерзавцев! О государстве нашем я вообще молчу. Интеллигенты – это далеко не Россия. Кстати их-то, Россия всегда топтала и уничтожала как первых своих врагов. Кто первый враг народа? Интеллигент. Кто первый враг церкви? Интеллигент. Это же касается и государства. Может твоя интеллигенция и останется где ни будь в Париже или в Америке, а Россия исчезнет. Земли ты…. посмотри сколько! А твоя Россия тем временем – лежала и лежит на печи – при этом чиновнички благополучно воруют как этот деятель директор. И что бы поднять с печи нашего брата или заставить чиновника не воровать – им нужен жесткий рабский кнут! Вот и приходят пастыри подобно Сталина и лупят по этим <бл….м харям> ! Этот народ раствориться как какая ни будь мордва или другая национальная гадость. Не будут Россию терпеть больше – как Бог в своё время устал терпеть жидов и отправил их в Вавилон к чёртовой матери. Вернулись другими людьми – совершенно другими. А наш народ  далеко не евреи… Оттяпают им какой-нибудь кусок – как индейцам,  и будут жить в своём мире со своим прогнивающим православием и государственной сраной машиной».    

Дети, то есть воспитанники детского дома,  знали и в принципе, может быть любили Кузьменко. Обращались к нему только на «ты» и с каждым у него были какие-то сношения. Мы как то стояли у входа в общежитие и девочки высовывались из окна с сигаретами, пытались шутить с Кузьменко: «здравствуйте дядя Ваня…ха-ха-ха…» Кузьменко помню нахмурился и сказал мне: «каждая вторая из них будет стоять на трассе или обсасывать притоны». 


Вышел мальчик и не заметив нас, следовал беззаботно в своём направлении. 


– Седин – стоять! – окликнул Кузьменко мальчика. 


Мальчик увидев кто его позвал, мгновенно подбежал к нам. На его лице как и на многих лицах этих подростков, отпечатаны грехи родителей. Он сильно заикался, и глаза его напоминали о заторможенности сознания. 


– Куда гребёшь – Седин, – водку жрать? 


– Не-е-э-э-т. И-ид-д…у  – курить – выпустил с легкостью наконец последнее слово, мальчик. 


– Иди. 


Седин положил руку к «козырьку» и побежал дальше. Кузьменко внимательно посмотрел ему вслед и сказал мне: «у этих людей судьба написана на лбу. Вот тебе и свобода воли и свободный выбор…. А ты знаешь, как они поступают со своими детьми? Даже если детдомовские женятся между собой и имеют своё жилье – они как правило отдают своих детей в интернат.»   




Не буду утомлять дальше скучными и долгими дальнейшими описаниями моего героя, а приступлю к событию, которое прославило как бы Кузьменко и послужило причинной его ареста и последующей кончины. Скажу лишь со своей стороны, что после того рокового события, мне показалось что я как бы знал, что всё это время Кузьменко готовился и ждал своего часа.  Вспоминая  дни проведенные вместе с Кузьменко, мне  многие моменты и события связанные с ним, стали казаться  каким-то преддверием  добровольной неминуемой катастрофы. Скорее всего, он готовился пусть не к конкретным действиям, исходя из продуманного плана; но нечто подобное он вынашивал в сердце своём. Наверное не обошлось без шизофрении – как сказал наш местный психиатр о диагнозе Кузьменко. Может быть, если бы не гибель в тюрьме, то Ивана признали как душевнобольного и поселили в соответственном заведении.  


Итак, что произошло. Весной в нашем монастыре, расположенном на территории города, как обычно ожидалось большое празднество на Святую Пасху. В этот  раз ожидали приезда высокопоставленных духовных лиц. Одновременно должны были приехать несколько архиереев и чуть ли не сам Патриарх всея Руси. То оказались, конечно слухи, но действительно было много гостей из других епархий и немало среди приезжих оказалось лиц высокого духовного звания. Причина тому: открытие вновь восстановленного древнего храма  разрушенного некогда большевиками. В воскресенье, после всех пасхальных богослужений и празднеств, собрались гости и простой народ около вновь возведенной святыни. Я там не был, но как известно из подробностей, было пение большого хора, который состоял чуть ли не из пятидесяти голосов одновременно. Пение было слышно далеко за пределы монастыря. Наконец настала та часть, когда скажем, на сценической площадке, собрались высокопоставленные гости и прочее духовенство. В центре сцены находился микрофон, в который говорили поочередно выступающие. Вот тут и вышел на сцену Иван  Кузьменко. 

Он выскочил из толпы зрителей, неожиданно быстрым шагом проследовал к выступающим. В руках у него был большой кнут с железным наконечником на конце жесткой длинной веревки. Этим кнутом он стал незамедлительно наносить удары по стоящим на сцене людям. 

Много ходило сплетен потом, по этому поводу – что мол Кузьменко чуть ли не убил нашего архиерея, а кому-то разнес голову и прочее и прочее. Но достоверно известно, что действительно пострадало несколько человек, но не так уж прям сильно. Сам скандал, мало того что был неожиданный для всех, но и невиданный и неслыханный.  Возмутило всех то, что эта возмутительная выходка устроенная в такой святой и светлый день как Святая Пасха.
Неслыханное кощунство произошло. К счастью Кузьменко относительно быстро скрутили работники милиции, которые по-видимому находились тут же среди зрителей. Правда и милиции тоже досталось, так что Кузьменко не успел особо покалечить святых отцов. Да и сам «бич», скорее был сделан для символического применения, а не практического. Но зная Ивана и его прыть и жестокость, дело могло окончится и с более неприятными и отягощающими последствиями.
Когда Кузьменко вышел из толпы, то скорее всего особо ни кто ничего не понял – что это за человек и что он делает и что держит в руках своих. Может быть кто-то и шептался насчёт появления неожиданно появившегося постороннего. И лишь когда Кузьменко расправил кнут и замахнулся, тогда то вся публика ахнула. При втором и последующими ударами, толпа покачнулась и раздались первые визги баб, а потом и детские рыдания. Преимущественно ведь, среди публики были женщины с детьми да одни старухи. Присутствовала конечно и молодёжь и мужчины, но их было гораздо меньше. Поднялся страшный переполох. Пострадавшие, пережив первые удары плетью, возмущенно двинулись на Кузьменко – что бы угомонить вопиющего хулигана. Но не тут то было. Кузьменко говорят стал так активно орудовать плетью, что отцам пришлось не только отступить, но и бежать с того места.  

Когда Кузьменко завалили на землю и одели наручники, многие бабы из постоянных прихожан кинулись на помощь своему духовному начальству. Говорили что вначале этой развернувшиеся драмы, до того как подоспели милиционеры, в Кузьменко вцепился один инок. Схватившись руками за волосы Кузьменко, инок пытался помешать неприятелю. Кузьменко сильным ударом отбросил от себя инока. Бедняга упавши, истекал кровью из носа, так больше и не поднявшись до конца представления. 
Когда наконец всё окончилось, кто-то из пострадавших, стоял около связанного Кузьменко, рассматривая его; кто-то сидел в сторонке и вытирал кровь с лица, а кто-то молча удалялся с места происшествия поддерживаемый помощниками. Надо напомнить что пострадавшие, по преимуществу люди были преимущественно почтенного возраста.  Кузьменко говорили, лежал связанный молча. Правда и тут много болтали. Сказывали, что он рычал и скрежетал зубами. Некоторые утверждали что Кузьменко извергался бесноватым нечеловеческим голосом, бранился матом, и пена со рта «текла обильно» и что там же на месте из одержимого был изгнан злой дух  окровавленным Владыкой – одной лишь его краткой молитвой. Много чего болтали, но главное всеми было признанно, что Кузьменко не только сумасшедший, но и беснующиеся с целым легионом. Со временем эти слухи о душевном бестиарии Кузьменко, плавно приняли позицию медицинскую, то есть в основном считали покойника лишь душевнобольным. Мне в первое время тоже досталось как единственному другу бесноватого. 
 
 Любопытного много ходило о том, что Кузьменко прокричал перед первым взмахом плётки. Говорили в начале, что он лишь зверски рычал и даже лаял по-собачьи. Потом пошли слухи, что Кузьменко отчетливо продекламировал о своей преданности сатане и его царству. И всё в таком жанре. Один свидетель утверждал, что Кузьменко сказал следующее: «вот вам собаки!» (это кстати более соответствует манере речи Ивана) Но есть у нас в соседней школе щупленький пьяненький учитель, который утверждал (будучи свидетелем), что при нанесении первого удара, Кузьменко произнес такие слова: «за народ мой многострадальный». Вначале эти слухи не усваивались, но тем не менее слухи плавали среди обывателей. Наконец они как-то осели на достоверную твёрдую почву, то есть когда спустя год Кузьменко был принят как всеми как душевнобольной. А более всего, фраза «за народ мой многострадальный» стало приниматься, когда появились те самые люди, которым Кузьменко жертвовал при жизни суммами, из той самой пачки долларов. Даже был дурацкий слуховой момент, когда кто-то рассказывал, что Кузьменко исцелил кого-то чудом «собственноручно». Но посчитали, если и было такое, то скорее всего это колдовство или поганая магия; да и деньги Кузьменко давал для совращения или удовлетворения своих бесовских или больных, фантазий. 

Находились обвинители пострадавшей стороны, говоря не громко что высокопоставленные гости пожаловали с почестями президентскими; то есть на каких-то дорогущих машинах и с многочисленной свитой и прочими такими вещами, которые поражают воображение наблюдающих. И встречали их соответственно – сгибая спины. Как раз Кузьменко это ненавидел – то есть такие церемонии и традиции где бы то ни было в христианстве. А у нас на Руси как известно это в порядке вещей и даже приветствуется. Может быть на празднике его это и «вывело из себя». Хотя плеть он взял заранее? Бог его знает….          

Надо отдать должное духовенству. Во-первых эта история не распространилась дальше наших местных СМИ. И как то люди особо на это не возмущались, так как сам характер инцидента довольно гадкий –  что ли…. Говорят, что даже те, кто снимал на камеру эту безобразную вопиющую выходку, добровольно отдали в специальные органы свои свидетельства. Конечно, тут имеет место нежелание скрести металлом по стеклу – касаемо отношения к святыням.  

Было одно выступление из присутствующих:  какой-то батюшка  говорил примерно, что это просто сумасшедший и несчастный человек и что никаких тут сатанинских козней нет, а лишь одно бесчинство от  больной головы.  Таким же манером отнеслась вся пострадавшая свита, как к больному  и только. Были и несомненно и церковные ревнители, брызгающие гневной слюной с избытком ревности и пафосного негодования. О них вспоминать и говорить не хочется, так они оказались исключением из правил.   

Главное что я могу точно и уверенно сказать, что слухи о том, что Кузьменко был задушен «по найму в тюрьме»  это точно неправда, а лишь скорее всего домыслы обывателей . В тюрьме Кузьменко отличился и без того своими резюме и амплуа.  Я говорил с одним надзирателем, который охранял камеру где содержали Ивана. Так тот рассказывал, что и они не знали что и делать с этим «бесом». Мало того что Кузьменко в первые дни избивал своих сокамерников, так он чуть ли не круглосуточно третировал надзирателей разными выходками. Потом Кузьменко «отделили» и что там было потом непонятное с ним. А когда его опять перевели в «общую», в ту же ночь он был задушен.  Тут надо учитывать что Кузьменко уже был известен как великий богохульник и беснующиеся. Это тоже по-видимому сыграло определенную роль на настроения в камере. 

Я даже знаю реакцию  на эту историю  местных сектантов, включительно баптистов, пятидесятников и других разновидностей западных подобных сообществ. Всем давно известно, что между Православием и так называемыми сектами или западными конфессиями, происходят гласные и негласные конфронтации. «Бичевание» святых отцов не понравилось некому, но «знак» был некоторыми из них обнаружен и подмечен. Моя соседка Юлия Ивановна, являлась членом одной  такой вот «западной» церкви, так она говорила мне с широченными испуганными глазами, что их проповедники, частенько вспоминают эту историю и сравнивают действительно Ивана с бичом божьим, естественно при этом сильно намекая на Православие. Также она рассказывала, что и в других подобных конфессиях, происходят схожие реакции.
Примерно в тоже время, ко мне зашли как то «на чай», всем нам известные свидетели Иеговы. На мой вопрос, о случае на Пасху в монастыре, прыщавая улыбающаяся дама средних лет, ответила мне (ещё откровеннее улыбаясь голыми зубами), что Кузьменко был близок их учению. В чём проявлялась эта близость?, – дама мне не смогла объяснить.  

Кстати о «божьих коровках» (так обычно Иван, называл подобных верующих из подобных сообществ). говорил всегда с каким-то пренебрежением и своеобразной иронией:
«– Божьи коровки – говаривал он в приятном расположении, – приходили сегодня… книжечки, журнальчики, библии. С книжечками отцеживают комара, а сердцем проглатывают целого верблюда не пережёвывая. Бедненькие чистенькие импотенты»  

Другой случай, это когда спустя месяца два, после случая в монастыре, ко мне пришла одна женщина, очень бледная и серая, как большая часть моей неудавшийся жизни. Она напоминала мне запуганную человекоподобную мышь выбравшеюся из холодного сырого подвала. Летом, голова её была укутана наглухо в платок, а костюм её состоял из драпового закрытого женского пиджака и очень длинной юбки из толстой шерстяной ткани. Я еще помню, подумал глядя на её костюм: «она видать… живёт в норе и ей там в этом наряде комфортно». Оказалась из этих, так называемых сектанток. Я не мог понять чего она хочет, но наконец, это очень робкое существо решилось и промямлила, что Тимофеевич год назад отдал ей три тысячи долларов. Она долго мне разжёвывала о том как она сопротивлялась, но наконец, решилась взять как бы… эти деньги. Сын у этой женщины-мыши, тяжело был болен и Кузьменко случайно или неслучайно – узнал об этом. Перед тем как принять помощь, притащилась к Кузьменко с личным пастырем, для уведомления сего поступка; в том смысле каков его характер и смысл с точки зрения небесного законодательства? Но я представляю… чем это окончилось. Когда я спросил у этой особы, она рассказала мне с испуганными бесцветными глазами, что Иван обозвал (очень плохим словом), и выгнал её вместе с напуганным до смерти пастырем, а деньги немедленно отнес в больницу, к доктору. Я даже знаю что Кузьменко дал этому пастырю ногой под зад – на прощанье.
Далее, после операции она пришла с братьями и сестрами,  благодарить Кузьменко, то есть проповедовать слово божье; ибо по её глубочайшему убеждению Кузьменко находился в сетях дьявола и неправильно понимал бога. А благодарностью, по её мнению, и лучшим подарком – это было бы дальнейшее «спасение» Ивана».  

Вообще надо отдать должное этим… правда что «божьим коровкам». Пробить их убеждения и сердца невозможно – хоть ты пойди на каторгу ради них – один хрен они будут требовать знаков принадлежности к своей консервативной среде.   
 
 Что касается туманной биографии Ивана, так тут оказалось всё тоже очень запутанно и противоречиво: оказалось что Иван жил под чужим паспортом. Мало того, в процессе следствия, выяснилось, что после армии Кузьменко на протяжении жизни пользовался скорее чужими или поддельными документами. Много вопросов было к местному участковому, который как выяснилось на многое закрыл глаза с появлением Кузьменко в родной городе. Дальняя родственница матери узнала Ивана, и якобы по этой причине не у кого вопросов не возникло. Она то, родственница, мне немножко поведала о детстве Кузьменко. 

Родственница рассказывала что Ваня был очень странным, но в принципе, добрым мальчиком. Отличался от сверстников замкнутостью, скрытностью и всегда добивался справедливости. По-видимому эта черта была привита в Иване с самого рождения. А поскольку Ваня был очень слабого вида и здоровья, сверстники его часто били и даже издевались. Мать его часто вздыхала на кухне, что Ваня никогда не пожалуется о своих несчастьях, а «всё» держал всегда в себе. Был запомнен характерный случай. Он мне напомнил что-то из античной литературы Ликурга Спартанского. 

Будто бы маленький Кузьменко пришел домой, и мать заподозрила, что мальчик странно проследовал тихо в себе комнату. Так и ни добившись ничего, женщина оставила его в покое. Лишь ночью обнаружилось что у Вани был ужасный открытый перелом руки. А когда его привезли в больницу, доктор был удивлен и поражён терпению этого мужественного мальчика. Было ему на тот момент около девяти лет. 

Второй случай, произошел ещё раньше, это как однажды Ваня тяжко заболел и был отправлен даже на лечение в санаторий. А причина вот какая. Буд-то бы маленький Кузьменко возвращаясь из школы, увидел как мальчишки мучают новорождённых котят (топят их в каком-то корыте). Ваня кинулся на мучителей и стал защищать животных. Но ребята были и старше, и числом сильнее, да и сам Ваня как я уже говорил был слабый и болезненный ребёнок. Короче, Кузьменко удалось спасти лишь одного котёнка. Он принес в слезах котёнка домой, неся перед собой двумя ладошками, сам при этом поцарапанный и побитый. Животное уложили и принялись ухаживать, как только можно – борясь за его жизнь. К утру котёнок умер. Ваня обнаружив утром  трупик, долго на него смотрел; потом взял его и пошёл молча хоронить. Вернувшись с похорон домой, он слег от какой-то нервной болезни. Лечились они долго и даже пришлось возить Ваню куда-то еще к специалистам. Ваня с того момента совсем замкнулся и перестал совершенно плакать и жаловаться. Если до этого у него была такая характерная склонность «скрываться», то после болезни Ваня окончательно замкнулся в самом себе.   

Затрагивая тему животных, надо сказать о взаимоотношениях с кошками уже взрослого Кузьменко. Я уже говорил, что Иван мог днями сиживать на улице на ступеньках. А во дворе, благодаря нашим женщинам, котов и кошек гуляло десятками. Кузьменко они страшно боялись и смотрели на него всегда как на очень опасный предмет. Животные старались ступеньки Ивана, обходить десятой дорогой. Я наблюдал как в «засадах» на приличном расстоянии, коты сидели и наблюдали за Кузьменко, словно им это наблюдение доставляет в некоторой степени удовлетворение. Кузьменко их редко обижал физически, а лишь изредка швырялся в них камнями, когда некоторые из них пытались приблизится к его территории. В основном  коты и Козменко, третировали друг друга психологически. Когда они (то есть Кузьменко в своем наблюдательном пункте, а коты на своём), сидели вот так друг против друга – греясь на солнышке, – Кузьменко внезапно грозился отдельным котам; угрожая кулаками или строя лицом своим всякие недоброжелательные рожи. Те, чётко зная о том, что к ним как бы обращаются, приоткрывали спокойно глаза и подолгу спокойно смотрели на опасного знакомого.  Иногда Кузьменко сам впивался взглядом – в какого ни будь животного – словно он находился под коротким гипнозом. Также я замечал во время езды на автомобиле, что Иван увидев одинокого кота-бродягу, грозил ему кулаком. Коты обычно на такой раздражитель приостанавливались и застывали; вылупив на Кузьменко испуганные глаза. Бывало намеренно – ни обращали внимания на Кузьменко. Тогда Иван  произносил возмущенно: «у-ух – бандюга!»  Бывали случаи перемирия. В эти дни, некоторые довольные дворовые кошки, тёрлись у Кузьменко ног, либо сидели рядом с поставленной для них миской. Видимо в эти часы добрых приступов Иван кормил их и поглаживал. Отношений Кузьменко с собаками я не помню.   


Сказать, что было заметно перед Пасхой что-то особенное? – я не могу такого сказать – он как обычно занимался тем, что в принципе – ничем не занимался. Единственное что мне хорошо запомнилось, как Иван однажды предложил мне съездить в лес и посидеть у костра. Я согласился – это было за месяц или чуть больше до его ареста. Было холодно, срывался мокрый снег. Разведя костер мы выпили водки и удобно разместились на брёвнах. Он тогда и «выдал» как бы предсказание своего трагического скорого финала. Заговорил неожиданно, глядя на огонь:  « хана мне скоро….  жду этого часа – очень жду. Невыносима мне жизнь – будь она проклята. Сколько меня било – ты и представить себе не можешь. И всё по его воле…. (Кузьменко показал при слове «его» пальцем вверх) Очень живучее животное – человек».
Я подумал что он приболел. А он и правду, тогда как бы приболел и покашливал. 


Кстати касаемо так называемого «свободного выбора» или воли как свободы и ответственности за эту свободу. Мы как то разговорились на эту тему. Я помню приводил доказательства ему, что если я ковыряюсь палкой в костре, значит это происходит не по дерганью чьих-то нитей или рока, а по моей воле и моему желанию. И что я, в конце концов, не автомат и не кукла. Иван посмотрел на меня, а потом чуть выразив усмешку сказал: «Что ты не кукла – это я и без тебя вижу – только мне скажи: откуда берётся твое желание ворошить костёр? Да-да… – слышал я о рефлексах, реакциях и прочей галиматье – но ведь ты же понимаешь, что желание не по твоей воле возникает, а память вся состоит из миллиардов когда-то возникших желаний. О наследстве я вообще молчу: воля то и есть, по сути твое желание. Где ж тут свобода? Это всё равно, если бы телевизор сказал: у меня идут новости и это моя воля. В этом то и заключается весь человеческий бред – что человек думает что он свободен, что человек имеет свободу воли. Нет… он её имеет… Но только свобода человека в руках миллиардов закономерностей, чужих желаний, случая и чего угодно до бесконености…Все мы спящие машины, а жизнь это бредовое неуправляемое сновидение. Во сне ты как? Сильно волевой? Церковники говорят: «таким его или меня – создал Бог». Чушь собачья! Не какие мы не прообразы и подобия, а лишь призраки в царстве для покойничков. Нас закинули сюда после страшного суда – нас вышвырнули из рая».     


Мне трудно судить – был Иван болен – или просто он был человек с крайними странностями или болезненными наклонностями. Я не психиатр и не берусь судить об этом с точки зрения психиатрии или психологии. Для меня очевидным всегда было что Ваня «не от мира сего» в самом прямом смысле этого значения. Поступки его конечно, часто были вызывающими и противоречивыми. Самое же неприятное в нём это была какая-то вспыльчивая и в тоже время холодная жестокость и часто слепая злость – по отношению к тому же духовенству. Явного бреда, жалоб, или признаков галлюцинаций я не наблюдал . Сказать, что он был одержим прямо своими идеями фанатично – тоже не могу сказать. Говорил он редко и как выяснилось, иногда действовал в соответствии со своими убеждениями. Может действия эти можно рассматривать как маниакальные поведение или как следствие скрытого фанатизма?  Бог его знает…

Теперь приступлю к той самой девочке с фотографии, обнаруженной мною в Евангелии. По прошествии пяти лет после смерти Ивана, я возвращаясь домой встречаю соседку которая докладывает что меня ожидают гости. Подойдя к дому, я вижу прямо у моего двора какой-то шикарнейший автомобиль. Хозяйкой этой машины оказалась та самая девочка с фотографии. Звали её Лида. Я не сразу её узнал, а лишь потом угадал по тем же большим невероятно красивым глазам и какому-то завораживающему взгляду её. Цвет этих глаз был настолько красочно синим, что эти глаза напоминали красивейший густо-синий переливающиеся океан с высоты птичьего полета. А лицо её имело черты ни женщины, а скорее маленькой девочки, лет семи – не больше. Да и взгляд её содержал какой-то ангельски вопрошающий смысл – от чего под этим взглядом чувствуешь себя в каких-то объятиях нахлынувшего на тебя счастья – подобно тому, когда на тебя смотрят дети или младенцы. Весь её образ имел сочетание шарма и вместе с тем простоты и скромности. На ней был темный костюм с пиджачком, туфельки на высоком тоненьком каблучке; очень мило гармонировавших на её изящных ножках.  Золотистые волосы, были подобранны и ловко уложены на затылке; словно она находилась ни здесь и сейчас, а в домашней своей обстановке; но в тоже время, всё как то было ухоженно и невероятно правильно подобранно в деталях. Пахло от нее как от какого-то нежнейшего цветка, на подобие каких-то редких капризных тюльпанов, чей запах и сам вид этих нежных цветов вызывает легкое опьянение и страшное желание прикоснутся к этим цветам – но очень и очень аккуратно и осторожно.

 Я конечно растерялся и в некоторой степени искренни остолбенел. Ей это реакция наверное понравилась и она заулыбалась при нашем первом и последнем свидании.

Вообще эта Лида заставила меня помучаться некоторое время. Я как престарелая девственница ворочался на своей кровати, а душа моя невыносимо зудела. Но вернемся к делу…. 

Оказалось что лет восемь назад или чуть более, Кузьменко жил на съемной квартире в городе «N», и соседствовал с Лидой и её мамой. Мать Лиды, безбожно пила, а Лида переносила от нее бесконечные истерики и пьяные сцены; особенно когда дочь возвращалась поздно вечером домой. По намёкам и догадкам я понял что уже тогда Лида по-видимому привлекала к себе много поклонников. Мать-алкоголичка внезапно умирает от сердечного приступа, а Лидочка остается одна, практически никому ненужная. Вот тут и подворачивается добрый волшебник Иван Кузьменко. 

Вообще, касаемо этой Лиды, я боюсь впасть в некое неприятное противоречие. Сам, будучи неравнодушным, тем ни менее, рассудок мой требует хладнокровия и объективности. Эта девушка обладающая невероятным магическим обаянием, заключала в себе по-видимому сильнейшее противоречие. Её ангельская головка, кажется, содержала много такого, чего нам поклонникам этой женской красоты – лучше наверное не знать и даже не задумываться о содержании этих «милых» внутренностей. Поэтому я как и во-всем своем рассказе, постараюсь быть лишь, пересказчиком. 
 

Бог его знает… что там было, между Лидой и Кузьменко. Она мне говорила тогда на кладбище, что через каких-то своих старых знакомых, после смерти матери, Иван отправляет её в Москву с суммой денег.
Потом на старый адрес Лида пишет письма Кузьменко, а тот в свою очередь один только раз отправляет ей весточку, где указывает «на всякий случай» свой будущей адрес – вернее адрес нашего города. На этом переписка прерывается. И вот Лида решается приехать в наш городок, что бы найти возможные следы своего благодетеля. Узнав о смерти Ивана она также узнаёт и обо мне – как о единственном его товарище.  Как-то так…. 

Выдавить какую либо информацию у этой девицы насчёт «к каким знакомым отправил её Ваня? Где они теперь? Или что она ещё знает о прошлом Вани? – мне так и не удалось. 
Девушка действительно была очень огорчена смертью Ивана и удивлена его так сказать «хобби» устраивать погромы в храмах. Якобы в нём, (в Иване) она ничего такого не замечала, а лишь находила странным его уединение и безсемейность. Его духовная страсть и вера в те времена непрявлалась с таким рвением . Из её краткого описания прошлого, я понял, что Иван скорее всего не был так одержим всеми своими духовными идеями  и скорее всего, на мир смотрел более менее спокойно. На кладбище Лида достала из груди маленький золотой крестик, висящий на такой же тоненькой золотой изящной цепочке. Это был прощальный подарок от Кузьменко перед отправкой в Москву.  
В Москве Лиду встречают, и там она начинает учится и все такое…. Через несколько лет появляется «очень хороший и порядочный человек» и она вступает в новую стадию своей жизни. Наконец ветер стремительной жизни уносит Лиду заграницу с хорошим, порядочным, человеком. Но даже там, как и подаренный на груди крестик, она носит на сердце память о Кузьменко, как о человеке давшей ей «столько много». 
Когда мы поехали на могилу Лида не проронила ни одной слезы, но я заметил в её лице сильную перемену в выражении. Личико даже поглупело и на время потеряло прежнее очарование, и стало каким-то погруженным в невольные какие-то воспоминания.  Опять же, бог его знает о чём она думала в тот момент. 

Вообще из общей картины, Лида может и не нуждалась прям, в таких заботах от Кузьменко. Интуитивно предполагаю, что у юной совсем тогда ещё Лиды уже были желающие оказаться хорошими, порядочными людьми. Причем девочка уже тогда могла оценить на мой взгляд… все эти добродетели. В ранние годы вокруг нее крутились какие-то взрослые мужчины и довольно странные лица в качестве помощников. Она рассказывала  ангельским невинным голосом от которого я ловил мурашки по коже: «Иван… Иван Тимофеевич – говорила она поправляя себя – тогда очень помогал мне. Меня сильно компрометировал один местный уважаемый… в этом городе – человек. Я не знала что мне делать…. За «другое» я вообще молчу. Иван Тимофеевич был добрым моим ангелом….» 

«Другое» это по-видимому деньги и билет в столицу. 


Вот такая была примерная история. Но Кузьменко всё же посчитал необходимым принять участие в судьбе этой особы.  


Еще один случай из области «житейской фантастики», я узнал от одной вдовы, которая случайно оказалась знакомой моей, и так же случайно мы с ней обнаружили, что она также знала Ивана. 

Будто бы Иван приходил к одному полусумасшедшему старику, которого многие не любили, и даже надеялись что бы эта старая бестия как можно поскорей покинул этот мир. Старик этот действительно оказался скверный тип. Ходил он на двух костылях страдая сильно ногами; было ему на тот момент за восемьдесят лет. В округе ему дали прозвище «гитлер». Ходили слухи что якобы он во время войны служил полицаем у немцев. Но я не уверен что это так, да и моя рассказчица тоже сомневалась по поводу этих слухов, скорее всего он заслужил это прозвище от своего омерзительного вспыльчивого характера и человеконенавистничества. Имел он награды отечественной войны. Людей он искренни и откровенно ненавидел. Люди побаивались его и в тоже время презирали. Старик цеплялся по каждой мелочи: устраивал скандалы и неоднократно вызывал милицию (или соседи вызывали жалуясь на него). Малейший шум или музыка – дедушка громко бранился – незамедлительно гремел по отопительным трубам железным предметом, от чего весь дом вставал на уши прямо посреди ночи. А если ни дай боже, чей-то кран создал пятно на потолке у дедушки – тот немедленно крался на костылях к виновникам и тарабанил палкой по двери брызгая истерической слюной и бранясь громком матом на весь подъезд. Особенно страдала молодежь. Один раз этот старичок стукнул костылём непочтительного юношу по голове лишь только за то, что тот начал огрызаться и дерзнул ему «ты». Юноша от этого удара, покатился говорят, с лестницы. Была у деда жена, но он свёл её в могилу. Как поговаривали бедная супруга этого пенсионера сошла с ума ещё в молодости. Говорят старик подозревал старуху в изменах до самой её кончины. Дедушка часто обещал взорвать дом газом перед своей кончиной или подпалить дом к чёртовой матери со всеми жильцами. Ему верили и ждали катастрофы; всех жильцов он содержал в неимоверном напряжении.  

Вот к этому красавцу оказывается захаживал Иван. А знакомство между ними вот как состоялось….

Весь дом скинулся на новую железную дверь в подъезде и опальный старик естественно категорически отказался вносить свою долю. Как обычно разыгрался очередной скандал. Дверь вмонтировали и как раз у соседей в тот день было организовано собрание жильцов. Народ собрался для обсуждения насущных вопросов. Мимо собрания на двух палочках, прошкандыбал скандальный старичок. По-видимому собрание ещё имело цель обмыть новую дверь  и все прибывали в хорошем настроении. Ключ от двери дедушке естественно не выдали. Остановившись перед новой дверью, под весёлые издевательства и подтрунивания соседей, старик принялся тарабанить палкой по железному препятствию. За мощную дверь, по-видимому никто не беспокоился, а за дедушку так и подавно. Чем больше пинсионер приходил в ярость, тем больше он вызывал злорадное удовольствие у замученных им соседей  наблюдавших за его очередной истерикой. Наконец старик начал выдыхаться, пошатнулся  и потеряв равновесие грохнулся на землю. Костыли рассыпались, очки его слетели и треснули, да и видать силы его окончательно покинули в полном своём отчаянии. Барахтаясь в грязи под доносящиеся усмешки врагов своих несчастный человек говорят плакал в отчаянии.
Вот тут и подвернулся ему Кузьменко, случайно проходивший мимо этой драма-комедии. Кузьменко поднял старичка на ноги, потребовал ключ и оттащил дедулю домой. И после этого случая они вроде бы как бы подружились. Кузьменко зачастил к пенсионеру, таскал ему даже какие-то пакеты с продуктами и даже в шахматы они играли на балконе. Все были удивлены. Старичок притих, смягчился, и даже однажды сенсационно поздоровался с одной изумленной соседкой. Та ушам не могла поверить – так это для неё показалось чем-то совсем уж противоестественным. Но чудо недолго длилось. Однажды наблюдатели увидели стремительно выбегающего из подъезда Кузьменко , а в след ему доносились маты и проклятия его друга; даже камень полетел в на прощанье в друга и защитника Гитлера. Соседи успокоились – мол чудес не бывает и всё хорошо. С того момента Ивана никто не видел в доме.

И вот спустя какое-то время, находят опального старичка у себя в квартирке на полу – беспомощного и почти без движимого.  В больнице дедушка требует перед смертью свидание: немедленно привести Кузьменко. Но Иван и без того является к умирающему. Умирающий и Кузьменко долго беседуют, а в окончании сцены дедушка берёт за руку Кузьменко, прощается, и попросив у людей прощения  испускает дух. 

Вот так мне примерно было рассказано.  Этот случай со старичком, на меня произвел странное впечатление. Хотя опять же – бог его знает как оно было на самом деле.              


Ещё одно что я расскажу, это трагичный и жестокий случай от которого у меня был горький осадок . Спустя годы я побывал в одной церкви, где когда-то Иван устроил свой так называемый «погром». Было это, наверное, где-то за год до появления Кузьменко в нашем городе. Церковь эта находится в двухстах километрах от нас, в таком же небольшом провинциальном городишке. Встретил меня молодой священник отец Георгий. Впечатление он на меня произвел самое приятное и располагающее. Георгий был молод, но человек здравомыслящий, уравновешенный и к тому же добрый. Как выяснилось, многие люди ценили его за эти качества, а также за его внимательную отзывчивость и трудолюбие в делах службы своей. В те годы когда появился Кузьменко, отец Георгий был всего лишь помощником тогдашнего батюшки отца Иллариона, и случайно оказался свидетелем неожиданной баталии. 

Сам Георгий скромно умолчал о характеристике прежнего священника, но я кое что выведал об отце Илларионе из других источников. Трудно сказать, что правда, а что лишь злые сплетни. Но правда то, что сама церковь была выстроена за нечистые деньги одного местного миллионера, и что отец Илларион частенько имел сношения с подобными субъектами; в том числе и с коррумпированными  чиновниками и прочей нечестью. О предприимчивости прежнего батюшки ходили целые легенды, и даже непристойные анекдоты, естественно среди невоцерковлённой публики и слишком вольнодумной. Но я пресекаюсь, так как доверять сплетням и слухам считаю делом недостойным для себя.

Как это было – то есть сам факт «нападения» Ивана…. После службы среди недели, закончив все «процедуры», отец Илларион вышел на улицу сопровождаемый своими спутниками-помошниками (среди них был отец Георгий). Во дворе их ожидал Кузьменко, приняв какую-то намеренно-величественную позу с широко расставленными ногами. На расстоянии, с видом некого загадочного лукавства, без каких либо причин и пояснений Кузьменко поманил священника к себе пальцем. Илларион и помощники подумали  что скорее всего этот человек пьян. Но Кузьменко продолжая указывать тем же пригласительным наглым жестом, произнес: «а ну-ка подойди сюда… да-да – ты…» (Кузьменко дал понять, что он имеет ввиду батюшку). Батюшка уверенно подошёл со смелым вопросительным жестом. И Кузьменко сразу же нанес страшнейший удар в лицо! 

Удар действительно оказался невероятно сильный и сокрушающий. Как мне рассказывал отец Георгий,  в больнице выяснилось что у батюшки была проломана кость, от верхних зубов челюсти, до носового отверстия. После удара тело батюшки рухнуло с треском, словно его снесло автомобилем несущимся на большой скорости, а сам батюшка пришел в сознание только в больнице. Мало того, при падении голова несчастного тяжело ударилась об остриё бордюра, от чего на затылке образовалась ещё одна очень опасная травма. Все кинулись на помощь несчастному, а Кузьменко спокойно пошел прочь. Никто даже не пытался остановить Кузьменко, так всех шокировало это происшествие. Впоследствии милиция была поднята на уши и не только она. Преступника искали любыми способами и средствами. Город и вся область была перевернута вверх ногами, но так и ничего и не нашли. К тому же жизнь пострадавшего весела на волоске. Лет, отцу Иллариону было где-то пятьдесят, или около того. Была проделана сложная операция и батюшку впоследствии долго и усердно лечили. 

Но что интересно, перед этим случаем за день или два, как рассказывал сам Илларион, будто бы ему позвонил вечером анонимный неизвестный голос который угрожал будущей скорой расправой. И уже потом спустя годы Илларион рассказал более подробно отцу Георгию об этом звонке. Оказалось, что голос сказал что якобы придет на днях ангел господень, что бы покарать пакостного священника, за мерзкие невыносимые деяния перед Богом и перед людьми. Илларион поведал Георгию о том, что в ту же ночь после звонка, ему приснился странный и как оказалось…. Вещий сон. Буд-то бы во сне, ему является сам сатана и заявляет: «по велению Бога Творца, посылаю тебе слугу Его – великого смертоносного демона». А батюшка спрашивает: «а как же Бог… может посылать демона?» – не верит во сне батюшка. А сатана отвечает: «всё может быть». 

Вообще эта история сильно подкосила отца Иллариона. Оправившись после потрясения, он спустя несколько лет покинул приход  по состоянию плохого здоровья. Как-то он потерял прежнюю активность и предприимчивость, и стал ни то что бы суеверный, а скорее очень мнителен и расстроен нервами. Тут конечно сыграла роль тяжелейшая травма головы. 

Когда я рассказал историю о Кузьменко отцу Георгию, он задумался и ничего особо не сказал о своих впечатлениях от услышанного: 

«– А что я могу сказать – пожал плечами отец Георгий, – судя из ваших рассказов, человек этот был ни лишён и добрых поступков». 


Был ещё один свидетель и пострадавший от безумных акций Кузьменко. С ним мне удалось встретится лично – благодаря  отцу Георгию. Отец Иов – его имя. 

Когда я прибыл в гости к отцу Иову, сразу скажу, впечатление он на меня произвел максимально неприятное. Батюшка Иов встретил меня на пороге своего дома. Вышел человек с женоподобной грузной фигурой и надутым донельзя шарообразным животом. Ходил он как бы согнутым спиной назад, словно помогая лицу находится в гордом приподнятом положении. При этом выставляя свой шар-живот, как будто бы он был даже горд своим этим достоянием. Волосы на голове были седые, маслянистые, с пожелтевшими неприятными мазками и очень редкие как высохшая слабая трава. На затылке резиновым жгутиком (которым обычно перетягивают пачки с деньгами), торчал маленький общипанный жалкий хвостик. Но главное что мне запомнились это его руки. Кисти и пальцы были пухлые, надутые, украшенные несколькими броскими золотыми перстнями. Пальцы эти, находясь в состоянии покоя, клались на шар-живот; во время движения они вечно что-то нащупывали и как бы пытались всё лапать. Когда мы зашли попить чайку, отец Иов принялся за куриную копчёную лапку. Я не мог сосредоточится, а лишь видел эти пальцы измазанные жиром, поглаживающие куски разорванного мяса, словно эти пальцы таким образом как бы ели вместе с хозяином, словно это был автономный отдельный организм отца Иова. Глаза у него на выкате как у старой лягушки, густо-мутного бесцветного оттенка, не серые, а почти бело-грязные. Нижняя толстая красная губа, висела словно мёртвая, а верхняя, заячья, была чуть задрана, выставляя два передних тоненьких зубика. Вообще физиономия очень напоминала обрюзгшее бабье лицо. Я подумал  что если на это лицо одеть платок, то получилась бы настоящая обычная баба, каких сотни сидят на лавочках у подъездов. Батюшка этот  тяжело и громко дышал, а когда слушал собеседника, неприятно прищуривался, словно он желал не только услышать слова, но и подозрительно присмотреться повнимательней, на то, что ему говорят. 
Голос у него был сладкий, с причмокиванием; всегда он слова употреблял в уменьшительном единственном значении: «боженька», «матушка», «денежка», «хлебушка», «прибылёчичек». Эти его пальцы при обдумывании, поглаживали и гладили редкую мочально-образную бородку, состоящую из редких белых нитей. Вообще пальцы отца Иова, если верить философии Ивана о душе – составляли наверное, существенную часть души отца Иова. Пальцы были не только тем инструментом которые служат обычно человеку; они по-видимому служили неплохим советчиком в мысленной работе – если не полноценными  равноправными партнёрами с сердцем или головой. 

Когда я заговорил с ним о Кузьменко, отец Иов забегал глазами, (он кажется редко смотрел в глаза кому либо) и начал причитать словно булькая водой:

«Ох – прости нас всех грешных матушка Богородица и сохрани нас матушка наша. Был такой – был. Я вам скажу миленькай мой – что то басище поганая. Что ответил перед государствам – то очень хорошо – очень славненька. И что в аду теперь душа его с чартями – тоже приславненька – пусть его проклятая вонючкая  душа, там мучается и бесы его мучают обязательна. Пусть… аспид сатанинский – что наделал – что наделал. А ведь на кого черти-то обрушиваютса? На самых святых при святых – на батюшку Иллариона – господи ты наша… Батюшка наша Илларион миленькай – бесов то изгонял одним лишь глазиком своим праведненьким – посмотрит – и изгонит проклятых. Посмотрит – и изгонит проклятых. Вот черти и напали на батюшку нашего добренького. Господи помилуй – господи помилуй (Иов несколько раз перепугано перекрестился). Таких надо в кандалы – в кандалы с проволокой заковывать и подвальчике держать – прости меня матушка богородица ты наша. На святыни наши как накинулся – бесов то бесов то сколько! Накажи боженька наша – гадёныша – накажи. Ой накажи… В икону бес плюнул – прямо в храме нашем миленькам. Господи помилуй – господи помилуй….(отец Иов поспешно несколько раз перекрестился)»  


И всё в таком духе. 


Говорить прямо и определенно, отец Иов не имел возможности и все его ответы как правило, это пересказ его впечатлений и чувств на собственном своём своеобразном языке. Но мне всё же удалось «выцедить» с него информацию и кое-что я узнал от свидетельницы-помощницы отца Иова, матушки Аксиньи. 

Образно говоря, оказалось, что Кузьменко нагрянул в храм за покупкой иконы(!). Когда он начал интересоваться ценами, то в итоге принялся как бы возмущаться и подтрунивать над матушкой Аксиньей. Торг происходил на повышенных тонах, и голос Кузьменко долетел до ушей отца Иова. Тот естественно незамедлительно появился. Кузьменко и с ним принялся юродствовать и сарказничать (бесноваться при святынюшках), а потом заметив  в дали икону Николая (канонизированного Николая второго – причисленного к святым), спросил: а почему нет до сих пор иконы святого великомученика святого старца Григория? Батюшка не понял намёк (о старце Распутине), продолжал себя вести соответственно, то есть терпеть неприятного покупателя. Как я понял Кузьменко предложил с ядовитой иронией, сотворить икону в честь великомучеников погибших в кровавое воскресенье (по-видимому речь шла о событиях девятого января девятисот пятого года). Потом батюшке и матушке Кузьменко преподнёс исторический короткий экскурс, и в конце концов символически плюнул на икону Николая второго. Свидетели, так же утверждали, что Кузьменко был пьян. Потом он что-то ещё оскорбительное выдал на прощанье… и убрался к чёрту. Вот и весь «погром» или визит. В сравнении с предыдущими или последующими встречами Кузьменко с духовенством, эта встреча относительно безобидная.  Я предполагаю что Ваня действительно был пьян в этом эпизоде. Выпив он всегда становился мягче – что ли… настроение принимало более менее весёлое расположение. Даже в самом гневном состоянии, остудив себя вином, Иван смягчался и забывал как бы свои агрессивные реакции на некую часть этого мира. Впечатление которое у меня сложилось от рассказа отца Иова и матушки Аксиньи я могу уверено сделать вывод что сей беспардонный сарказм и хулигански-мальчишеская недопустимая развязность в поведении, скорее всего  следствие алкоголя. А там бог его знает… Кстати, после осквернения Иваном иконы Царя-мученика Николая второго, обнаружилось чудо: икона стала известна как мироточивая и исцеляющая. Так что как говориться – не было бы счастья, так несчастье помогло… 

Мне вспоминается один наш с ним разговор – и может быть Иван вспоминал тогда, того же отца Иова, или его образ: «Да ладно тебе – возразил он мне резко на то, что я пытался опять защищать духовенство – хватит мне тыкать своими афонскими монахами… – эти люди делали то что думали и во что верили – делали это честно. Говоришь о труде – сам работай. О любви – люби. О жизни честной – живи честно. А это что? Попы в большинстве лентяи с толстыми жопами – дерут деньги за отпевания и окропление помещений. За церковные махинации – я вообще молчу. Работать попа ты хрен заставишь. Смирением, они называют позу «моя хата с краю» – этим эти лодыри сеют свою власть в бошках и крепят воровскую власть чиновников. При сильной же власти, эти хитрые лисы становятся прислужниками государства – оправдывая свою трусость ради – якобы, сохранения Христа и его учения. На самом же деле думают о шкурах своих. Из Бога сделали какого-то сопливого тощенького боженьку – спрятанного в углу или в кармане – набитым крохами и подачками от убогого народа. А наш народ терпел и терпел и терпел… в итоге передохла большая лучшего населения, в войнах, от голода, нищеты, тюрьмах, включая твоих интеллигентов. Кто у нас воюет? Те кто воевал в отечественную, как правило помер еще лет тридцать тому назад. Остались как правило одни тыловые крысы. Так и за всю историю России – осталось одно дерьмо. Как говорят: правда в земле лежит, а неправда по земле русской ходит…  Говорили мужику: видишь мерзавца в рясе – молчи дурак! А скажешь что дерзкое и честное – богохульство и хула на духа святаго! Мол –  кто ты – дурилка такой – что бы судить кого? А? Народ молчит и молчит – из поколения в поколения – жрет водку и топит в тоске голову – всё мол ложь и обман – и пошло оно всё к чёрту. А господа наши и эти хитрожопые попы – живут, – обещая лживо что на том свете воздастца… а русский человек тонет в стакане или в безнадёжной лени. А они <бл…> тычут мордой ему в икону  и наказывают судом за его же грехи! Мол ты – ленив и грешен! Запомни! Можно было остановить эту заразу  только уничтожением этой мерзкой дряни. Устроить этим скотам нюрнбергский процесс! А то как… интеллигентишки ждут пока святые отцы деликатно извинятся за небольшие прегрешения прошлого. А те – что – думаешь извиняться? Европейцы на своих инквизиторов плюнули – мол – да пошли вы с вашими извинениями – плевать теперь мы на вас хотели. Так католики готовы теперь венчать гомосексуалистов и лесбиянок – лишь бы к ним повернулись хоть как то лицом, а не жопой, а то лизать противно. Но мы не европейцы… ума немного. Поэтому этих гадов надо судить как Христос судил жрецов Иерусалима. А где суд – там глядишь и был бы толк. Хотя… где мирской суд, там неправда… Судить то некому». 

Однажды я сказал Кузьменко что если бы так все действовали и рассуждали – то до чего бы это дошло? 

«– А всем и не надо – да и не будет никогда такого. Ребёнок ты что ли верить в это? Даже твоя сраная демократия создана для оправдания привегилированных. А что смерть побеждена попранием смерти – так это ясно. Монахи твои… что несут по-твоему? Смерть. Ибо если бы все одновременно ударились в монастырь и истязали бы себя голодом и изнурениями – то кто бы баб обслуживал – с кем рожать-то? Что сказано: нет большей любви, чем один отдаст жизнь за другого – это что по-твоему? Вдолби это всем – так что будет? Любому животному внуши эти законы духа, любая тварь моментально подохнет от этих законов. Любовь в большей степени инстинкт, в меньшей – смертоносное жало против жизни. Они дурачки бросаются на науку считая умилительное любовное сладкое чувство каким-то божественным небесным озарением; сами следуют родительскому инстинкту или скрытому тщеславию. Иисус пришёл уничтожить этот ад мечом, покончить с миром, а значит прежде всего покончить с людским родом и его бытием. А люди принялись в жизни искать озарение, истинную жизнь, а она лишь в смерти – вернее за ней. Но я не убеждаю тебя – это моё дело. Твое дело – твоя жизнь – и что тебе в голову лезет – Богу лишь известно. Хочешь, живи так, только живи честно, духом. Не прощу я тебе хулы на Духа Святого. Если не веришь, живи как атеист, а веришь – не компромиссничай и не ссы никогда. Правда…от тебя… мало что зависит – хоть я тут голову себе отрежу…».  

Часто он вспоминал коммунистов, сравнивая их с христианами:

«В чём заключается доказательство что сей мир лишь ад? Любая идея, будь то христианская, буддистская, коммунистическая, всегда извращается не успев толком вспыхнуть. Счастливы оказались те коммунисты кто положил голову в начале борьбы, тем самым не увидев финальной фазы. Это же касается и христиан. Как только сатана взял в свои объятия учение Иисуса, он пожрал её и кинул на попрание свиньям. Христианство было задушено бесами, всеми этими волками в овечьих шкурах. Тут слуги дьявола у себя дома: властвуют, жрут, вытворяют, хозяйничают, извращают – они в своей стихии этот ад их по праву. Любая идея или истина в этом аду  превращается рано или поздно в бессмыслицу. Моя церковь, моя невеста – это одиночество. Эта и есть церковь и Дух Святой в сердце: признак приближающего царства. По этому признаку ты поймешь что Царствие Небесное близко и Христос скоро придёт – к тебе. Он воздаст – тебе, ни явно, Христос воздаст – тебе... Почему эти божьи коровки в массах своих отталкивают здорового человека своей верой? Они ищут явного, массового царства…и находят его – дурачки. С помощью рабской слабости и нищеты, надеются разбогатеть. Верующие становятся либо духовными тиранами, либо фанатиками, либо стадом послушненьких кастрированных баранов. Одиночество – в нём всегда сыщешь осколки истины. В нём есть всё: крест, свобода, мудрость…».           

Вот так он мне примерно проповедовал.

Мой слушатель, может в недоумении сам себя спросит: а в чём же заключается мой намек на сравнение Кузьменко или предположение, с неким образом человека интересного; с точки зрения того же христианства? Почему рассказчик допускает в Кузьменко наличие какой бы то ни было веры, а не бред лишь сумасшедшего изверга, или даже мерзавца оскверняющего святыни ? Да и вообще на каком основании я могу так с легкостью сопоставлять Кузьменко с христианством, если его место лишь вровень с преступниками или безумцами мира сего? 

Я и сам как бы не знаю что и сказать на это; часто я находился под разными влияниями чувств и мыслей, которые меня раздваивали в выводах. Но тем не менее, я как товарищ Кузьменко, всё же предпочитаю думать что Иван всё-таки верил в Бога. Тут вопрос: а может ли например сумасшедший верить в Бога? Я уже не берусь за предположение относительно допущения веры отъявленного злодея или откровенного богохульника. Успокаивали меня истории о византийских юродивых – ведь были среди них хулиганы и нашумевшие безумцы. Правда в наш век, юродивые, это обычно безобидные дурочки или дурочки. Хотя, что я об этом знаю?

Второе, это то, что Иван много совершил на моих глазах довольно достойных добродетельных и благородных поступков. Я же в свою очередь поклялся ему никому и некогда не рассказывать о его деяниях следуя традициям евангельским. Поэтому, по пословице наверное: для всех мил не будешь… Вам же передал в своем рассказе только возможное и допустимое из жизни Ивана Кузьменко. 

Вот пожалуй и всё на этом. Похоронили мы его за кладбищем. без крестов и отпеваний. Был лишь я, да та самая родственница, которая поведала мне немного о детстве Ивана Тимофеевича Кузьменко.            


© Copyright: Андрей Никитин 3, 2017
 
Рекомендую
2 929
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (2)

  • Алла Авдеева
    20.11.2017 07:59 Алла Авдеева
    Интересное повествование. Жаль, что всё так печально закончилось. Хорошо бы текст разбить на небольшие главы.
    •  
      Андрей Никитин автор
      24.12.2017 10:27 Андрей Никитин
      Спасибо Вам... С наступающими Вас и будьте счастливы и пишите в том же духе.. ) С симпатией и наилучшими пожеланиями моими)
 
Новое