Блог ведет Svetlana Popova

 ХХ век в мировой истории оказался одним из самых трагических и жестоких. Но в этом бурлящем котле революций, войн, кризисов и потрясений нашлось место для приключений и романтики, любовных драм и счастливых финалов.

Для одной из таких романтических историй подмостками стал весь мир – от Парижа и Нью-Йорка до Шанхая и Москвы. Речь идет о женитьбе знаменитого француза Жана Монне (Jean  Monnet, 1888-1979), которого поклонники почтительно именуют «духовным отцом Объединенной Европы», а недруги называют бесстыдным авантюристом, масоном-заговорщиком и апологетом «мировой финансовой закулисы».

Такое несходство в оценках совсем не удивляет - даже сухая официальная биография Монне читается, как приключенческий роман.

Как известно, будущий «отец Европы» родился во французском Коньяке, где половина жителей производила это «жидкое сокровище», а другая половина им торговала. Семья Монне стала известна своими успехами именно в коммерции, а созданный в 1897 году респектабельный коньячный дом существует под семейным именем, несмотря на смену владельцев, до сих пор (La Maison Monnet).

Юный Монне совсем не любил школу. Намного интересней были беседы, которые вели за обеденным столом клиенты и компаньоны отца, приезжавшие со всех концов мира – из США, Канады, Англии, Скандинавии. В 16 лет начинающий коммерсант отправился путешествовать, получив, как молодой д’Артаньян, единственное напутствие от отца. «Не бери с собой книг, - сказал Монне-старший. – Никто не может думать вместо тебя. Смотри в окно, беседуй с людьми. Будь внимателен к тем, кто рядом с тобой».

В Лондоне Монне выучил английский и открыл для себя мир финансов и бизнеса Сити. В далеком канадском Виннипеге он понял, что значит французский коньяк для его клиентов – суровых людей, живущих в суровых условиях. Он посетил множество стран, включая Россию. Как вспоминал сам Монне, в этих путешествиях «я обогатил свой опыт негоцианта и, так сказать, мой человеческий опыт […] В Китае нужно уметь ждать. В США нужно научиться возвращаться. Это две формы терпения, к которому коньяк – продукт довольно долгого производства – так хорошо предрасполагает».

Во время первой мировой войны Монне не попал на фронт «по состоянию здоровья», но активно участвовал в делах по снабжению армий союзников. Обнаружив, к каким потерям ресурсов ведет отсутствие кооперации между штабами, он добился встречи с французским премьер-министром Рене Вивиани и убедил его в необходимости создать единый координирующий центр. Монне тогда было всего 26 лет.

В 1919 году Монне принял участие в создании Лиги Наций и три года проработал заместителем Генерального секретаря этой организации. Разочаровавшись в перспективах Лиги Наций, Монне ушел в отставку и снова занялся бизнесом. Новой сферой его деятельности стали финансы.

В 1925 году Монне отправился в США и вскоре стал одним из соучредителей крупнейшего банка в Сан-Франциско. Путешествуя по всему миру, он успевал заниматься не только делами семейного бизнеса, но и «попутно» решал проблемы целых государств. В 1927 году он помог стабилизировать польский злотый, а в 1928 году – румынский лей, участвовал в переговорах о международных займах для Польши, Румынии, Югославии и Болгарии…

С 1932 по 1936 годы по приглашению правительства Чан Кайши Монне занимался реструктуризацией китайских железных дорог и возглавлял комитет «Восток – Запад». Этот комитет привлекал западных партнеров для развития экономики Китая. Монне познакомился и подружился с самыми влиятельными бизнес-семьями мира – шведскими Валленбергами, германскими Бошами, бельгийскими химическими королями Сольвей, американскими Рокфеллерами. Он водил дружбу с Госсекретарем США Джоном Фостером Даллесом и с «Банковским Пикассо» - американским банкиром Андрэ Мейером, которого миллиардер Дэвид Рокфеллер считал «самым изобретательным финансовым гением в мире банковских инвестиций».

Во время Второй мировой войны Монне стал советником американского президента Франклина Делано Рузвельта и убедил его поддержать европейских союзников. После победы над фашизмом Монне активно продвигал идеи общего европейского рынка и стал первым председателем «Европейского объединения угля и стали» - предшественника Европейской комиссии. В 1955 году основал Действительный комитет Соединенных Штатов Европы, который стал мотором для создания ключевых элементов объединенной Европы – Общего рынка, Совета Европы, общей кредитно-денежной системы... Он отстранился от дел, чтобы, наконец, заняться мемуарами, когда ему исполнилось 87 лет.

И хотя долгая жизнь Монне описана и изучена в деталях, ее самая романтическая страница по-прежнему хранит нераскрытые тайны.

Теплым августовским вечером 1929 года за ужином в Париже собралась компания друзей. Там Монне впервые увидел юную художницу Сильвию де Бондини (Silvia de Bondini,1907-1982), которая только-только стала женой его лучшего друга, итальянца Франческо Джаннини. Это был настоящий удар молнии, любовь с первого взгляда.

Да и как было не влюбиться в красавицу-аристократку, обожавшую музыку и искусство, но при этом неплохо разбиравшуюся в политике? Итальянка де Бондини родилась в Турции, поскольку ее отец – успешный издатель - выпускал в то время в Стамбуле популярный франкоязычный еженедельник La Turquie. Оказавшись с младенчества в мультиязычной среде, Сильвия выросла, как сегодня бы сказали, трилингвом и с легкостью переходила в беседах с итальянского на французский или греческий.Композиторы дарили ей свои музыкальные автографы, бизнесмены и дипломаты удивлялись разумности ее суждений. Сама она тоже предпочитала компанию умных мужчин, потому что «смертельно скучала на всех этих дамских ланчах и чаепитиях».

Самое удивительное, что, несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте (в момент встречи Сильвии было 22 года, а Монне шел 42-й), любовь оказалась взаимной и длилась всю оставшуюся жизнь. Как писал Монне, в тот судьбоносный вечер они просто забыли про всех остальных гостей и очень скоро решили, что должны жить вместе.

Однако выполнить это решение оказалось непросто. Сильвия была католичкой, а итальянские законы не признавали развод. Вдобавок, ее муж совершенно не собирался отдавать жену лучшему другу и даже признал своей дочь, которую Сильвия родила в 1931 году. Это еще более осложнило ситуацию, поскольку во всех странах римского права, включая Италию и Францию, в случае измены жены опека над ребенком всегда передавалась отцу.

Пять лет разлученные влюбленные искали способ устроить свое счастье. Соратники вспоминают, как Монне, боясь упустить Сильвию, день и ночь ухаживал за ней «по телеграфу и трансатлантическому телефону». Одновременно Монне поднял все свои связи и обратился к друзьям-юристам с просьбой изучить правовые системы мира, чтобы найти подходящую юрисдикцию, где Сильвия могла бы добиться развода и вступить в новый брак. Он готовил свою женитьбу, как готовил бы переговоры великих держав. Потому что хотел, чтобы легитимность его союза была подкреплена всей мощью законов сильного государства.

Страны римского права отпадали сразу из-за невозможности получить опеку над дочерью. Юрисдикция США была тоже отвергнута, потому что даже в Неваде существовал ценз оседлости для получения гражданства и женитьбы. Вдобавок, по мнению Монне и его будущей невесты, свадьба среди страстей и огней казино Рино выглядела бы не слишком достойно. В итоге раскладывания и перекладывания всех этих юридических пасьянсов в качестве единственно возможного варианта выпала Москва.

Говорят, что «московский проект» предложил доктор Людвиг Райхман, с которым Монне познакомился еще в годы работы в Лиге Наций, а потом не раз встречался в Европе и Китае. Будущий основатель Всемирной организации здоровья, польский эпидемиолог и «человек мира» Райхман водил дружбу со многими русскими. Он родился в те годы, когда Польша была еще частью Российской империи, а в 1921 году в составе «Нансеновской миссии» Лиги Наций организовывал помощь для России, которая тогда сражалась с голодом и тифом. Именно Райхман взялся обеспечить необходимые контакты с советскими властями.

С точки зрения нормального европейца, сталинская Москва накануне Большого Террора могла показаться довольно странным местом. Но такой выбор позволял получить гражданство без «ценза оседлости» и право заочно развестись.

Пасмурным ноябрьским днем 1934 года красивая молодая итальянка прибыла из Швейцарии в столицу мирового коммунизма и заявила о своем желании стать гражданкой СССР. Ей тут же был выписан паспорт. По законам того времени советский гражданин мог в одностороннем порядке расторгнуть брак без уведомления супруга-иностранца, если тот постоянно проживает за границей. Новоиспеченная советская гражданка Сильвия де Бондини тут же воспользовалась этим правом - оформила развод с итальянцем и немедленно зарегистрировала новый брак с приехавшим из Китая Жаном Монне.

Вся эта история, по разным источникам, заняла не больше двух дней. После чего счастливая «советская ячейка» вновь разъехалась по заграницам. Месье Монне отправился в Китай по Транссибирской магистрали, а гражданка Монне помчалась в Париж, чтобы забрать дочь и вместе с ней присоединиться к мужу.

Больше в СССР они никогда не возвращались.

И хотя Монне всю жизнь доказывал, что советские спецслужбы не имели к этой истории никакого отношения, ситуация была явно не так проста. Особенно, если учесть, какие строгие процедуры с участием органов Наркомата внутренних дел (НКВД) существовали в 1930-е годы в отношении приема иностранцев в советское гражданство и регистрации их браков. Вдобавок, для получения «советского подданства» требовалось, ни много ни мало, решение Президиума ЦИК СССР.

Зарубежные источники называют помощниками Монне в московском проекте послов Франции и США в Советском Союзе. Но представляется маловероятным, чтобы иностранные дипломаты могли как-то повлиять на решения, принимаемые советским правительством и спецслужбами. Максимум, что они могли сделать, это принять Сильвию в Москве и сопроводить ее по нужным московским адресам.

Ключевую роль в этой истории сыграли все-таки российские дипломаты, однако истинные причины их участия остаются до сих пор тайной за семью печатями. Не меньшей загадкой остается вопрос, на какие кнопки и рычаги пришлось нажать, чтобы советская бюрократическая машина, да еще во времена шпиономании и «закручивания гаек», вдруг провернулась с такой неимоверной скоростью ради счастья двух влюбленных.

Известно, что по просьбе Райхмана одним из организаторов «самой блестящей операции за всю карьеру Монне» стал советский посол в Китае Дмитрий Васильевич Богомолов (1890-1938). Скорее всего, Богомолов, который до своего отъезда в Китай в 1933 году немало лет проработал в советских диппредставительствах в Австрии, Польше и Великобритании, мог лично знать всех участников истории.

К тому же, мир европейской политики между двумя мировыми войнами был похож на джентльменский клуб, где все знают всех. Вот, например, как писал Богомолову его друг-дипломат Иван Михайлович Майский (1884-1975): «Спасибо за письмо, дорогой Дмитрий! Оно невольно напомнило мне былые лондонские дни, которые я всегда с удовольствием вспоминаю [...] С кем из старых «друзей» ты поддерживаешь теперь отношения? [...] в каких настроениях почтенный [Ллойд] Джордж? [...]. Видишь ли Свэлса, Перселя, Кука? Кстати, если тебе придется как-нибудь увидать Брайльсфорда, поинтересуйся, почему он не ответил мне на письмо, которое я послал ему месяцев пять назад?». Так что пути Богомолова и Монне вполне могли не раз пересекаться еще в Варшаве, Вене, Париже или Лондоне.

Тот факт, что в 1934 году Богомолов и Монне находились в Китае, означал не только вероятность их близких контактов, но и возможность использовать советские  дипломатические каналы, включая диппочту, для скорейшего улаживания «бумажных дел» с документами Сильвии де Бондини.

Это, конечно, только косвенные догадки, но известно, что советским полпредам в Китае в 1920-1940-е годы приходилось постоянно работать с огромным количеством бумаг, связанных с вопросами гражданства десятков тысяч бывших русских подданных – жителей Маньчжурии. Различные жизненные перипетии и бесконечные извивы советско-китайской и советско-японской политики вынуждали русское население Маньчжурии то вступать в советское гражданство, то выходить из него, заваливая консульских работников и чекистов горами бумаг и прошений.
В такой ситуации часть необходимых проверочных процедур порой выполнялась формально, а скорость работ и окончательный вердикт могли зависеть исключительно от личных связей. Например, чтобы ускорить решение каких-то дел, Генконсульство СССР в Харбине могло обращаться в Подотдел въезда и гражданства Наркомата иностранных дел с объяснением обстоятельств и просьбой направить материалы о вступлении в советское гражданство или лишении его на рассмотрение ЦИК СССР.

Имея необходимые связи и знакомства, Богомолов вполне мог ускоренным путем направить досье на Бондини через НКИД прямо в советское правительство, где ее фамилию включили в ближайшее постановление о приеме в советское гражданство. С учетом того, что друг Богомолова Иван Майский неплохо знал тогдашнего наркома иностранных дел Максима Максимовича Литвинова (1876-1951), эта версия вполне имеет право на существование.

Что же касается причин участия советских дипломатов в улаживании семейных дел Жана Монне, то, возможно, помимо чисто человеческого желания помочь «другу друга друзей», это был способ заложить «крючочек» на будущее, за который в случае чего можно было бы дернуть влиятельного иностранца и попросить об ответной услуге. Тем более что в середине 1930-х начался небольшой сдвиг советской внешней политики к улучшению отношений с Францией и Великобританией. В частности, готовилось подписание Франко-советского пакта о взаимопомощи (2 мая 1935) против фашизма.

В любом случае свадьба в Москве, которая стоила, по словам Монне, «месяцев работы и целое состояние», свершилась 13 ноября 1934 года.

Но до окончательного разрешения всех семейных проблем, включая официальное получение четой Монне права опеки над дочерью, прошло несколько долгих лет. И советский паспорт Сильвии еще не раз выручал влюбленных, которым несчастный рогоносец Джаннини настойчиво пытался испортить жизнь. Он забросил все свои дела и пустился в погоню за бывшей женой и бывшим другом, чтобы заставить выполнить решение римского суда, согласно которому дочь должна быть передана на попечение отца.

Трагедия обманутого мужа очень скоро превратилась в фарс. Эта история стала достоянием не только светских сплетен, но и газетных фельетонов.

«Итальянский банкир совершил кругосветное путешествие, преследуя свою жену!», - кричали разносчики газет, соблазняя читателей заплатить свои 10 сантимов за номер «Вестника Невшателя и невшательских виноградников».
И неважно, что Джаннини не был в полном смысле слова банкиром. Но он действительно провел три с половиной года, в погоне за женой, «мчась из столицы в столицу, перепрыгивая из поезда на корабль, из порта на самолет, практически замкнув круг вокруг света». Он чуть-чуть опоздал поймать Сильвию в Москве и немедленно поехал за нею в Китай. Потом - в Японию, потом – снова в Китай.

Как живописала швейцарская газета, «в Шанхае ему показалось, что скоро мучения закончатся. Он тайком прибыл в город, даже раньше, чем там появилась его жена с компаньоном, и у него было время, чтобы договориться с китайцами и обеспечить возможность забрать девочку у пары. К несчастью, едва услышав, что им придется предстать перед китайским трибуналом, мадам Джаннини и месье Монне сменили отель и устроились в международной зоне. А за время, которое потребовалось г-ну Джаннини, чтобы открыть новое судебное преследование, птички уже упорхнули».

Фельетонист ошибся: гражданка СССР Монне нашла убежище не в международной зоне, а в советском консульстве в Шанхае. А затем, благодаря всё тому же советскому паспорту, она официально въехала в США и получила вид на жительство по так называемой «турецкой квоте», поскольку родилась в Турции. Этот юридический трюк позволил поставить точку в судебных тяжбах с бывшим мужем.

Джаннини подал иск в Нью-Йоркский суд с требованием вернуть дочь, но проиграл, потому что в глазах американского правосудия развод Сильвии и ее второе замужество были вполне законны. Судебное решение об опеке дочери в пользу мадам Монне было принято в 1937 году.

Как писали биографы «отца Европы», вся эта история и сама Сильвия Монне стали символом прагматического отношения ее мужа к национальной идентичности. Смена гражданств и паспортов была всего лишь утилитарным инструментом в домашнем хозяйстве Монне, что не мешало Сильвии оставаться итальянкой до кончиков ногтей и пламенной католичкой.

А сам Монне никогда не терял своих французских корней и чувства душевной связи с крестьянами родного Коньяка. Получив защиту от суда США, они оба могли бы легко стать американцами. Однако вместо этого в 1939 году Сильвия приняла решение стать «натурализованной по мужу» французской гражданкой и оставалась таковой до конца жизни.

Московская история стала одной из самых романтических страниц 45-летнего счастливого брака супругов Монне. Теперь прекрасная итальянка могла открыто сопровождать своего обожаемого бизнесмена-политика по всему миру и принимать участие в его делах. Монне с удовольствием читал ей вслух проекты важных докладов и выступлений. Его помощник Жак-Рене Рабье вспоминал, как Монне не раз заставлял переделывать подготовленные бумаги, потому что Сильвии они показались скучными, а шофер, который отвозил пару домой, вообще ничего не понял. «Мой дорогой Рабье, - говорил Монне, - если мой шофер не понял ни слова, то, скорее всего, некоторые парламентарии этого тоже не поймут!»

В день своего 80-летнего юбилея Монне заявил журналистам: «Секрет моего успеха заключается в том, что моя жена никогда не принимала меня всерьез». Но друзья говорили иное: секрет его успеха заключался в том, что эта пара удивительно дополняла друг друга. Разные тонкие вещи, которые Монне не мог «почувствовать», будучи бизнесменом с грубоватыми крестьянскими инстинктами, ему чудесным образом объясняла артистичная и аристократичная итальянка. Так что понять Монне, оставив в стороне влияние Сильвии, было бы просто невозможно.

Следовало бы добавить, что этого счастья могло бы и не случиться, если бы много лет назад советская дипломатия не протянула руку помощи двум влюбленным. Правда, в отличие от семейства Монне судьба ключевой фигуры «московского проекта» Дмитрия Богомолова оказалась жестокой. В 1937 году он был отозван из Китая в Москву, арестован и 7 мая 1938 года приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни «за участие в антисоветской террористической организации». Расстрелян в тот же день на полигоне «Коммунарка». Реабилитирован в 1957-м.
 
Читать:
 
1.     Duchêne F.Jean Monnet: The First Statesman of Interdependence. W. W. Norton & Co., 1995
2.     Ellis C.D., Vertin J.R.Wall Street People: True Stories of the Great Barons of Finance, 2003. Vol. 2. P. 28-30.
3.     Feuille d’Avis de Neuchatel et du vignoble neuchâtelois. № 284. 1 December 1936.
4.     Fransen F.J.The supranational politics of Jean Monnet: ideas and origins of the European Community. Greenwood Press, 2001.
5.     Girard E.Le cognac: entre identité nationale et produit de la mondialisation // Cybergeo: European Journal of Geography. 07 avril 2016. URL: http://cybergeo.revues.org/27595 (датаобращения: 03.12.2016).
6.     La Maison Monnet. URL: http://monnet-cognac.com/fr/accueil/(дата обращения: 03.12.2016).
7.     Monnet J.Memoires. Paris: Fayard, 1976.
8.     И.М. Майский - Д.В. Богомолову. 9 марта 1930 г. // Документы ХХ века. URL: http://doc20vek.ru/node/1776(датаобращения: 03.12.2016).