Честное пионерское

Андрей
Тарковский-младший Андрей Тарковский-младший

"Человек не создан для счастья"

21 августа 2016 11:30
25 августа в Губернском театре состоится вечер-посвящение Андрею Тарковскому. В вечере-концерте примут участие сын режиссера Андрей Тарковский-младший, актеры Сергей Безруков и Анатолий Белый, а также итальянский дуэт «Гацзана». "Русский пионер" встретился с организатором вечера Андреем Тарковским и узнал, удалось ли сыну великого режиссера следовать "заповеди" отца: человек не создан для счастья, существуют вещи поважнее. Например, поиск истины.
Все творчество отца очень личное, контакт зрителей с его фильмами происходит, в первую очередь, на каком-то внутреннем эмоциональном уровне. Оно больше созвучно музыкальному произведению, потому что музыка воздействует непосредственно на душу любого человека вне зависимости от его образования и социального статуса. Мне бы хотелось, чтобы люди, которые придут на этот концерт-посвящение, приобщились к тому внутреннему миру, в котором Тарковский жил и работал, который оставил после себя. Разделили бы эти внутренние образы, послушали ту музыку, которую он любил, которая звучала в его картинах, или просто провели это время в размышлениях. 
 
На вечере прозвучат отрывки из произведений отца и стихов деда – Арсения Тарковского, которые будут сопровождаться видеорядом. Это и фильмы отца, и уникальные документы из архива Флоренции: редкие фотографии, дневники, его поляроиды. Будет музыка – Бах его любимый, итальянский дуэт «Гацзана» и современные композиторы, которые по своему духовному складу близки Тарковскому. Это музыка Арво Пярта, Валентина Селиверстова, Оливье Мессиана. 
 
… И вы специально приедете из Италии, где живете практически всю сознательную жизнь.
 
Я уехал, когда мне было пятнадцать лет, все-таки что-то уже соображал. Но да, уже много лет живу в Италии. Я бываю в России довольно часто, а с этим проектом впервые. Он родился в Италии, правда, без видео, без изображения, и для Москвы мне захотелось сделать что-то более подробное. Показать отрывки из фильмов и какие-то материалы архивные, которые никто не видел пока. 
 
Как сейчас в Италии относятся к творчеству Тарковского? Отличается ли восприятие от российского?
 
Я никогда не замечал разницы в восприятии творчества отца между итальянцами, французами или русскими. 
 
Иногда у нас, конечно, люди говорят, что только мы, русские, можем понять его творчество, потому что это что-то очень близкое русскому искусству и русской душе. Но мне кажется, что и итальянцы, и на Западе люди очень  хорошо понимают, любят и почитают его работы. Так что мне довольно сложно сделать какие-то разграничения. Произведение искусства, если оно есть, оно универсально, иначе это уже не произведение искусства. Оно должно быть доходчиво каждому. 
 
А в каком возрасте вы начали понимать, что отец хотел донести своими фильмами?
 
Я родился во время съемок фильма «Солярис». Все мое детство сопровождала его работа над картинами, все детские воспоминания связаны со съемками. Конечно, полностью понимание пришло позже. К сожалению, подробно и глубоко мне удалось поговорить с ним только о последней картине. Это было в тот год, когда мы жили вместе в Париже во время его болезни, когда он доделывал картину «Жертвоприношение». 
 
Общение с ним всегда было интересным, даже когда я был ребенком. Какие-то вещи, которые я не понимал тогда, я мог додумать через его картины – очень личные, глубокие, интимные. Он своими фильмами досказал мне очень многое.

Андрей Тарковский с сыном Андреем
 
В вечере-посвящении прозвучат и стихи Арсения Тарковского. Есть у них что-то общее в творчестве? Они были похожи с вашим отцом? 
 
Мне кажется, вообще творчество отца – это в какой-то степени продолжение в кинематографе того, что дед Арсений сделал в поэзии. Отец был чрезвычайно сильно связан с поэзией своего отца. И он этого не скрывал. Он цитировал практически в каждом фильме его стихотворения. И это духовная связь является продолжением поэзии деда в картинах отца. И она довольна явная. Наверно, Арсений в большей степени повлиял на отца и наставил его на тот путь поэтический, художественный, который он принял. То есть его выбор пойти в кинематограф был связан с его любовью к поэзии Арсения. Он, конечно, никогда не стал бы поэтом, но его не зря называют «поэтом в кино». 
 
А вы пишите стихи?
 
Я нет, не пишу. 
 
Известно, что Тарковский писал дневники каждый день. Как вы думаете, для чего он это делал? Желание выговориться?
 
Да, практически каждый день. Отец начал вести дневник в семидесятом году в апреле, и почти до последних дней своей жизни он писал. Его дневники называются «Мартиролог», он назвал их так сам. За двадцать лет своей работы в России он сделал пять картин, и это был сложный, тернистый путь художника. Из них видно, какая тяжелая жизнь у него была, и как ему приходилось бороться за каждую картину, за каждый свой проект, за возможность выразить себя. Дневники в какой-то степени помогали, потому что он записывал все, что с ним происходило в жизни, что потрясало, мучило, что ему нравилось, что впечатляло. Его сны, переживания, страдания, его борьбу с советской бюрократией и цензурой. То есть вся его жизнь в этих дневниках отразилась. Но я не думаю, что он это писал для кого-то. Он это писал для себя, потому что дневники всегда пишут для себя. Наверно, в какой-то степени он хотел оставить сам себе какое-то воспоминание, свидетельство своей жизни и своего сложного пути. 
 
Он также писал рабочие дневники по каждому фильму, они пока не изданы. Тоже очень интересные, хотя, конечно, более специфические. Каждый съемочный день записывал. Самый крупный у него по фильму «Зеркало» - с фотографиями, размышлениями, диалогами. Он любил читать и дневники других художников и писателей, это давало очень большой стимул к работе, к самодисциплине. 
 
На вечере прозвучат отрывки из книги «Запечатленное время». Это книга, которую отец писал всю свою жизнь. Он закончил последнюю главу, посвященную фильму «Жертвоприношение», в восемьдесят шестом году, за месяц до кончины.. Это о его кино, о теории эстетики и кинематографа. Это практически все его размышления о смысле искусства, о его видении философии искусства, скажем так. Очень глубокая книга, которую хотелось бы издать и на русском языке. 
 
Вы как-то рассказывали, что отец вас всегда учил: человек не создан для счастья, существуют вещи поважнее. Например, поиск истины. Вы согласны с этим сегодня? 
 
Конечно, я согласен. Понимаете, счастье у нас сейчас воспринимается немножко ошибочно. Почему так говорю. Потому что материальное благосостояние, которое все ищут, это не есть цель человеческого существования. Поиск истины всегда сопряжен со страданием, с жертвой, которую мы должны приносить. Его идея, особенно последней картины «Жертвоприношение» - это идея жертвы во имя любви. Это то, о чем он всю жизнь свою размышлял и к чему шел. Это философия его жизни, которую я разделяю полностью. Для того чтобы чего-то достичь, нужно пожертвовать очень многим. Но не просто пожертвовать, а пожертвовать любя. Ничего не прося взамен. 
 
А вам истина открылась?
 
Нет, еще пока нет. Сам поиск истины может стать смыслом жизни, ведь она открывается немногим. Отец мой был человек гениальный, и ему она, наверное, была открыта с самого рождения, потому что, мне кажется, таким талантом нужно родиться. Им нельзя стать, этому нельзя научиться. Все гениальные люди в истории рождались такими. Мы можем сколько угодно учиться, но никогда не достигнем того уровня, той чувствительности, того восприятия мира, который уже заложен в них с рождения. Ну и конечно, огромная-огромная работа, которую он проводил ежедневно. Постоянство тоже очень важно, его дневники свидетельствуют об этом. Самокритика. Он был очень критичен ко всем и больше к самому себе. Он ни разу не сказал, что его фильмы ему нравились. Говорил, что некоторые его фильмы нравятся больше, чем другие, но всегда находил что-то, что хотел переделать, изменить. Никогда не был доволен самим собой. 
 
Вы посвятили жизнь поддержке наследия Тарковского. Насколько тяжело заниматься этим сегодня?
 
Вы знаете, я думаю, всегда было непросто. Да, забот очень много по Фонду Тарковского – я занимаюсь архивами, публикациями. Но с другой стороны, это очень интересно. Приятно, когда люди, которые заново открывают для себя Тарковского или впервые с ним сталкиваются, приходят и делятся своими впечатлениями. Удивительно, насколько его творчество сегодня востребовано, насколько оно живо и насколько еще способно изменять жизни даже молодых людей. Сейчас настолько изменилось восприятие, настолько изменился вообще наш мир, не знаю, в какую сторону – хорошую или плохую, но по силе образов его картины до сих пор остаются такими же. А ведь когда он их снимал... 
 
Есть большой архив писем зрителей – с шестидесятых годов по конец восьмидесятых. Удивительно, но и сегодня люди говорят те же самые вещи, они так же потрясены и так же находятся под впечатлением произведений. Как у Булгакова – «рукописи не горят». Истинные произведения остаются. Я думаю, его кино будет еще много лет востребованным. Тем более, сейчас, когда не хватает настоящего кино. Люди начинают обращаться все больше и больше к мастерам. И поэтому это большое удовольствие дать возможность вновь узнать и приобщиться к  творчеству отца.
Запечатленное время, Андрей Тарковский, вечер-посвящение, 25 августа, Солярис, Жертвоприношение, Арсений Тарковский, сын Тарковского
Рекомендую
1 5112
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    21.08.2016 14:33 Владимир Цивин
    Удар как дар благодаря

    Так иногда, осеннею порой,
    Когда поля уж пусты, рощи голы,
    Бледнее небо, пасмурнее долы,
    Вдруг ветр подует, теплый и сырой,
    Опавший лист погонит пред собою
    И душу нам обдаст как бы весною…
    Ф.И. Тютчев

    Закатною сказкой алеют, прекрасных крон его паруса,
    как алый парус, грустно реет, октябрьского леса краса,-
    а на асфальте уже сникших скверов, под хмурыми небесами,
    опавшие листья как каравеллы, с багряными парусами,-
    и, не зная, что его оправит, зима в тенета пут,
    алмазом в золотой оправе, застыл предзимний пруд.

    Тем грустнее, увы, чем чудесней,-
    что средь зла невзрачного добро,
    осени ранней, чудей и весей, паутинное плывет тепло,-
    становясь всё прозрачней отныне,
    затихает в предчувствии лес,-
    и читается вдруг уныние, на холодном холсте небес.

    Но, как в ласковости водной глади, и под ужасом сфер,
    что бы жуткости ни заладили, всё же в лучшее верь,-
    бесслезно пусть зло на земле, и редко усердье в добре,
    дает душе отдохновенье, отрадный холод вдохновенья,-
    не зря ведь сердцу грусть, всего созвучней, естества,
    высокой осенью, когда летит, стелясь, листва.

    Казалось, покой с холодами нисходит,
    да что-то в нем душам живым не подходит,-
    серость, сырость и слякоть, тут не причем,
    просто хочется плакать, так, не о чем,-
    да и не о погоде, все мы грустим,
    просто срок наш проходит, что здесь гостим.

    Неосторожными гранями, не раз же миром изранены,-
    как кроны в шелесте одежды, однажды, что им жизнь вернет,
    мы все нуждаемся в надежде, что жажду нашу вдруг поймет,-
    да осень старость нам напоминает,
    пора итогов и плодов, в ней равно раз некстати совпадает,-
    с порой ветров и холодов.

    Приметы осени печальны, но мы от жизни ждем добра,
    такой порой первоначальной, как лейтенантская пора,-
    идя как молодость к лейтенантским погонам,
    так первый снег нас радует неуклонно,-
    сменяются дни чередою, увы, мы меняемся тоже,
    уж жизненный холод порою, на собственной чувствуя коже.

    Да, словно краски на шелке знамен,-
    пускай сменяются маски времен,
    что листвой, застилая дол, золотою золою зол,-
    во всем, летящем к времени в пасть,
    лишь одно дано лицезреть,-
    как низко может тут душа пасть, и как высоко вдруг взлететь.

    Пусть знача в жизни так много, как вечера и утра,
    коль друг без друга не могут, доверие и игра,-
    изменным и низким, язвимые в жизни,
    негодуя на недуги непогод,-
    всегда же, вместе с радостями мы ищем,
    ведь, увы, и неизведанных невзгод.

    Раз суждено отроду, что свыше Божью благодать,
    судьбу, как и погоду, здесь благодарно принимать,-
    однажды, наверное, и нам, как и ветвям октября,
    отдаться вдруг надо ветрам, удар как дар благодаря,-
    не умом и не слезами, жизнь же мы постигаем,
    измеряя себя сами, жертвой, что избираем.
Классный журнал
 
Новое