Честное пионерское

Дневниковые записи на холсте

Настроение у меня по жизни оптимистичное, то ситуация, сложившаяся за последний год, заставляла все больше и больше уходить куда-то в себя. Отсюда и такое название. Я жил в полной изоляции от того, что происходит в мире – без телевизора, газет, радио. Кстати, когда я сделал выставку, с удивлением обнаружил, что мир изменился. Я был в легком в шоке. Конечно, я был морально готов, но, наверно, не до такой степени. После перерыва я вновь вернулся к кисти и холсту. Я никогда не доволен своими работами: я их переписываю, переписываю и переписываю. И не исключено, что часть работ, которые сегодня на выставке, я тоже после перепишу. По образованию я историк искусства, и у меня есть некоторое представление о том, что было сделано до меня. Есть некая точка отсчета, после которой, добиться того, чтобы тебе понравилось то, что ты сделал, довольно трудно. Раньше я смывал и переписывал сто процентов своих работ.  Сейчас хотя бы часть стал оставлять.



Я переписываю до тех пор, пока холст не будет окончательно испорчен. Иногда написал работу, остался доволен, через три-четыре года смотришь – ерунда. А иногда работа не понравилась, повернул ее лицом к стене, а через пару лет  – вроде ничего, можно и оставить. Я оставляю в том случае, если в момент ее создания я пережил очень сильное вдохновение. Работа может быть чудовищной, корявой, но я точно помню, что момент вдохновения был, я им дорожу, поэтому оставляю.
 
К своему искусству я отношусь достаточно просто, можно сказать, с юмором. Нельзя сказать, что я себя сильно считаю за художника. Занимаюсь этим как дилетант. Есть настроение – пишу, пришла мысль в голову – я ее записываю, читаю какую-то книгу, наткнулся на поразившую меня фразу – выписал.  Это дневниковые записи, только на холсте.


Писал очень мало, с трудом. 2013. Холст, масло

Есть вещи, которые для меня очень важны: например, мой школьный портфель, который я таскаю вот уже 40 с лишним лет. Все время всплывает что-то из прошлого, ты пытаешься от этого избавиться или вспомнить, наоборот. Это мои личные дневниковые записи, но замечательно, что иногда людям это  близко, потому что они тоже бывали в такой ситуации, также учительница их прибила и у них травма на всю жизнь. У меня есть работа, на которой такой текст: «Я преподавала в школе для идиотов, но такого дебила как Гутов даже там не было». Это сказала моя учительница в начальных классах, и это оказало очень сильное влияние на мою жизнь. Я к этому серьезно относился, ведь, если такого дебила не было, то, может, уже расслабиться, на всех плюнуть и делать, что хочешь.
 
Творчески я пережил и свой развод. С женой мы прожили вместе 33 года, а роману, который начался, когда мне было 17, а ей 16, было 35 лет. Я был поражен, что можно столько времени прожить с художником, это опыт для очень мужественных людей. У нас остались чудесные отношения, мы ходим вместе в театр, на концерты. Но только приходится готовить самому: на выставке есть холсты с надписями «Жена ушла - теперь сам готовлю» или «Читаю Похлёбкина - собираюсь варить овощной суп».



Я всегда призывал не искать подтекста в моих работах. У меня есть один холст, на котором написано “Смысл выходит за пределы картины”. Когда говорят слово “подтекст”, имеется в виду, что что-то запрятано. За всеми картинами есть человеческая жизнь, ничего другого там искать не нужно. Там нет загадок, шифров – вот в  этом смысле подтекста нет. Я стараюсь работать честно: если работа не была связана с моей жизнью и какими-то сильными переживаниями, то она точно не появится. Работа пишется несколько минут, но перед этим приходится пару дней концентрироваться, чтобы в эти несколько минут ее написать. Я изучаю разные восточные художественные практики. Когда лечу из Китая или Японии, у меня чудовищний перевес багажа из-за книг. Смотрю, как ребята делали в четырнадцатом веке – на самом деле, всегда все было одинаково. Чудовищная история, потрясение, катаклизмы, угроза существованию, угроза репрессий. Всегда давление извне. Собственно, почему школа играет такую роль в моих работах? Я ее воспринимал как тюрьму. Десять лет – это довольно большой срок. А что в тюрьме делать? Ты смотришь на стену, о чем-то фантазируешь, уходишь в значительной степени иллюзорный мир. Может быть, я когда-нибудь повзрослею и забуду этот кошмар, трудно сказать…