Классный журнал

Павел
Астахов

Мой Додырчик

— Следующий! Кто, кто следующий? — встрепенулась и заметалась, квохча, крупная дама в ярком летнем костюмчике — нарядном и модном, но совершенно не органичном для слишком массивной фигуры женщины.

Мягко говоря, костюмчик сидел на даме, как на корове седло.

Как ни странно, но некоторые люди совершенно не умеют одеваться. И при этом сохранять спокойствие. Деньги у них есть, а вкуса и выдержки нет ни капли. Так думала Наташа Кузнецова в ожидании выступления своего сына Сеньки, коротая это томительно-напряженное время, разглядывая товарок, приведших, как и она, своих чад на прослушивание.

Наталья кротко закатила глаза и правой рукой подтянула поближе сына, похожего сегодня на большую дорогую куклу, а не на маленького разбойника, как обычно.

Нервничающий Сенька был фарфорово бледен, круглые голубые глаза его сверкали, обычно непокорные вихры, зафиксированные парикмахерским гелем, застыли красивыми волнами. Идеально отутюженные черные брючки, девственно белоснежная рубашечка — с галстуком! — и до блеска начищенные туфли завершали образ благочестивого юноши.

Сеньку можно было ставить на свадебный торт как кондитерский аватар жениха — в паре с любой из присутствующих тут же девочек, принаряженных в едином стиле: в пышное, нежное, белое.

Можно подумать, благородных барышень к первому причастию привели, а не на просмотр — или как правильно называется это нервное действо? — для поступления в первый класс.

— Кто, кто? — не получив ответа, снова заквохтала модная корова в юрком и модном.

— Мы, мы! — не издеваясь, а просто так уж вышло, промычала Наташа, левой рукой удерживая приоткрытую дверь с отпечатанной на принтере табличкой «Приемная комиссия».

Ширина щели у косяка была тщательно выверена методом проб и ошибок. Распахнув дверь пошире, следовало вскоре ждать гневного окрика изнутри: «Закройте, пожалуйста!» Прикрыв слишком плотно, вы лишались возможности узнать первой о результате очередного собеседования.

Уважаемая приемная комиссия не приветствовала присутствие в коридоре заинтересованных зрителей и не одобряла какой-либо интерактив.

Зрителям — то есть в данном случае родителям, преимущественно модным мамашам, — следовало тихо, молча ожидать под дверью, воздерживаясь от вопросов, комментариев и, упаси Бог, подсказок. Но мамаши были не из тех, кто привык ожидать и при этом помалкивать, поэтому в коридоре было людно, шумно и нервно.

Разноцветные модные наряды родительниц были щедро разбавлены черно-белой классикой детских парадных одежд, но в глазах от этой пестроты все равно рябило буквально до тошноты.

Одной девочке и в самом деле стало плохо, бедняжку даже вырвало свежим завтраком, и ее увели в медпункт, а нервозности оставшимся добавила явившаяся уборщица с ведром и шваброй. Выглядела она в своей синей униформе почти элегантно, а ворчала совершенно классически: «Ходют тут всякие…» — и так и норовила пройтись мокрой тряпкой по дорогим туфлям этих «всяких».

Эти «всякие», даром что не из последних людей — почти сплошь «богатенькие буратины», — боязливо отмалчивались.

Не зная здешних порядков, вполне можно было предположить, что, может, и уборщица скажет свое веское слово, когда будет решаться главный вопрос сегодняшних «смотрин»: брать ребенка в элитную школу или не брать. Тех, кого на пол тошнит, определенно не возьмут, а с остальными-то пока непонятно…

Дверь под Наташкиной рукой дрогнула и рывками пошла на нее, выпуская полуобморочную девочку в белом. У бедняжки был дикий взгляд, потный лоб и такой лихорадочный румянец, словно уважаемые члены приемной комиссии битый час рассказывали ей неприличные анекдоты или — с поправкой на элитность заведения — читали вслух «Лолиту» Набокова.

— Алина! Линочка! Ну что? Ну как?!

Очередная дама в модном летнем костюмчике (светлый беж, натуральный лен, юбка с запáхом, рукава буфами — и все тот же эффект «на корове седло») пылко прижала полуобморочную девочку в белом к своей пышной груди.

Тесно притиснутая к бежевому льну девочка Линочка молчала, только слабо трепыхалась, как выловленная в пруду золотая рыбка.

— Следующий! — нервно рыпнулась толстуха в пудровом и попыталась пропихнуть под локтем Натальи свое собственное чадо — набриолиненного мальчика в черно-белом с галстучком.

Тут Наташа подумала, что совершила ошибку, когда не позволила Сеньке пойти на комиссию в джинсовых шортах с бахромой и майке с толстой желтой зайцебелкой, именуемой покемоном.

Майка была старая — покемоны уже почти вышли из детской моды, — но любимая и, главное, счастливая. В ней Сенька выиграл дворовый чемпионат по мини-футболу, выловил на рыбалке с Наташкиным старинным поклонником дядей Костей Таганцевым здоровенного карася и не сломал, а лишь ушиб руку, свалившись с шелковицы в саду приморского домика другого поклонника — дяди Никиты Говорова. Трудновыводимые пятна от ягод шелковицы с покемоновой майки, кстати, невероятным образом отстирались совсем без следа.

Ой, зря она настояла на брючках с рубашечкой, тем самым убив всю Сенькину индивидуальность…

Но сокрушаться было уже поздно.

— Стоять! — Наташка перехватила чужого черно-белого мальчика и ввинтила на его место своего собственного. — Сенька, готов?

— А если нет? — все-таки проявил неистребимую индивидуальность Сенька.

— Разговорчики в строю! — грозно рявкнула мать.

И спешно пригладила на голове сына непокорные вихры, вопреки парикмахерскому средству норовящие превратиться в подобие предательских рожек и выставить ее маленького ангела сущим исчадием.

Пальцы слиплись от геля. Несмотря на это, взволнованная Натка склеившимися перстами тут же быстро перекрестила Сеньку. Он наморщил свой конопатый нос. Мать погрозила ему пальцем, а потом последовательно показала «вилку» — знак «Виктория», большой палец и, наконец, кукиш.

Совсем недавно она верстала в своей газете заметку «Пять жестов пальцами, которые приносят удачу» и собиралась применить полученные знания прямо сейчас. Так вовремя подсмотренные сведения пригодились к месту.

Не тот был случай, чтобы хоть чем-то пренебрегать: конкурс в эту элитную школу образовался просто дикий — восемь человек на место!

— Пальцы скрести! — С этими словами любящая мать под взглядами несколько ошалевших от ее загадочной жестикуляции родительниц решительно втолкнула сына в логово приемной комиссии, заодно проявив небывалую креативность и придумав дополнительный «бонусный» жест для сыночка.

Вот придумали же пытку для невинных деток-дошколят!

Невозмутимый Сенька воинственно шмыгнул носом, обреченно протопал в класс и пропал из виду.

Наташка прильнула к косяку.

В щель приоткрытой двери открывался внушительный вид на уважаемых членов приемной комиссии.

Три важные дамы, ориентированные к зрителям в коридоре в профиль, бок о бок сидели за покрытым длинной скатертью столом. В этой позиции они очень напоминали Натке что-то смутно знакомое, когда-то крайне важное…

А-а-а, она догадалась: барельеф с изображением Маркса, Энгельса и Ленина!

Наталья не сдержалась, хихикнула и поймала на себе сочувствующий взгляд тетки в пудровом. Та, похоже, решила, что чужая мамаша на нервной почве двинулась умом.

— Очень волнуюсь, — поддерживая эту версию, доверительно призналась Наташка пудровой тетке.

И, кстати поймав гениальную мысль, полезла в сумку за своей пудреницей.

Не для того, чтобы поправить макияж, разумеется: из пудреницы с зеркальцем при должной ловкости можно было соорудить приличное подобие перископа.

Ловкость у Наташки имелась, перископудреница была быстро приведена в боевую готовность, умело задействована, и, наскоро пристрелявшись, Наташа поймала в прицел Сеньку.

Он уже что-то отвечал, умильно тараща большие голубые глаза на Маркса-Энгельса-Ленина без усов-бород, но с выдающимися, как упомянутые вожди коммунизма, бюстами.

Важные дамы взирали на милого мальчика с непроницаемыми лицами — как будто и вправду их в мраморе высекли!

— Ничего, ничего, это ненадолго, — вслух подумала Натка, не сомневаясь ни в одном из многочисленных талантов любимого сына.

Особенно в его совершенно уникальной и неповторимой способности выводить из себя самых сдержанных взрослых, будь то благостные буддистские монахи, терпеливые индийские йоги или нордически спокойные потомки тевтонских рыцарей.

В Сеньке невероятным образом сочетались детская непосредственность, природная любознательность и неуемная энергия. В отличие от других мамаш, тихо возмущавшихся несправедливостью пропорции «трое взрослых на одного ребенка», Наташка ни разу не сомневалась, что и при таком раскладе ее Сенька выйдет победителем.

Опыт побед над взрослыми у него имелся.

К примеру, когда Сеньке было пять, он втихаря удрал от стариков в деревне и отправился в самоволку, тормознув на проселке армейский грузовик. В кузове под тентом сидели солдаты. Несмотря на то что при них имелись свои командиры, через час под руководством Сеньки все они дружно пели хором «Если с другом вышел в путь» и даже позволили юному массовику-затейнику снять фрагмент этого концерта на его старенький телефон, так что позже мамаша смогла оценить безупречную слаженность армейского хора.

Правда, в тот раз авантюристу и манипулятору Сеньке не удалось добиться, чтобы его высадили у метро, но и в полицейском участке, куда доставили его спевшиеся армейские хористы, милый мальчик произвел неизгладимое впечатление.

Когда срочно вызванная Наталья приехала за сыном, тот сидел в кабинете начальника, заливаясь не слезами, как надо было бы потерянному чаду, а чаем с конфетами в широком ассортименте.

Вот кто бы знал, что суровые полицейские — такие запасливые сладкоежки…

— Ну что там? Ну как? — Очередная нервничающая мамаша невежливо толкнула Натку, пожелав самолично заглянуть в кабинет хотя бы одним красиво подкрашенным глазком с накладными ресницами.

— Все под контролем! — строго ответила Наташка, под напором чужой силиконовой груди лишь пошатнувшись, но не сдав позиций.

Сенька и в самом деле справлялся: мраморные лица Маркса-Энгельса-Ленина уже заметно размягчились, теперь на них читались вполне человеческие эмоции. У Энгельса — удивление, у Маркса — сомнение, у Ленина — простодушная радость. За вождя мирового пролетариата в комиссии сидела специалист-логопед, она успела было заскучать, а Сенька внес в происходящее свежую струю.

— Одеяло убежало, улетела простыня, — услышала мама Наташа: испытуемый сынок перешел к декламации. — И подушка, как лягушка, ускакала от меня…

Заскрипели половицы: это в классе перед лицом высокой комиссии проскакал резвый мальчик, талантливо изображающий подушку и лягушку в одном теле.

— Боже, боже, — строго по тексту тихо простонала его матушка.

С полгода назад Сенька открыл для себя «Мойдодыра» Чуковского — и безоглядно влюбился в это бессмертное произведение.

Выразительный образ кривоногого и хромого умывальника, периодически являющегося такому же, как он сам, неидеальному мальчику, запал в детскую душу так глубоко, как не сумели этого сделать популярные современные киногерои. Айронмен, человек-паук, капитан Америка, могучий Тор и всякие там черепашки-ниндзя померкли в тени Мойдодыра — для Сеньки по-свойски «Додырчика».

Мамину спальню — таинственный приют неуловимого Додырчика — ребенок тщательно обыскал и обшарил с простукиванием стен и половиц. «Где же он тут у тебя прячется?» — бормотал Сенька, ввинчиваясь под кровать с налобным фонариком из набора «Лего».

— Боже, боже, что случилось? Отчего же все кругом завертелось, закружилось и помчалось колесом? — донеслось из класса вместе с изумленно-испуганным возгласом, и тут же кто-то застучал ладонями по столу, прихлопывая взметнувшиеся бумаги.

В щель приоткрытой двери ветром вынесло одинокий кувыркающийся лист.

Черно-белые мальчики, нежные кисейные девочки и их душистые ухоженные мамочки в модных нарядах самых трендовых расцветок и фасонов молча отследили полет белого листа и дружно, как по команде, уставились на Наташку.

— Ну так завертелось же, закружилось, — разведя руками, объяснила она.

Вновь заскрипели половицы.

— И помчалось колесом, — завершила свой комментарий Наташка и опасливо прислушалась к короткой паузе.

«Ой, не к добру она…» — промелькнула тревожная мысль.

— Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросенок! — ликующе возвестил радостный детский голос под взрослый нервный смешок и длинный скрежет спешно отодвигаемого стула.

Наташка заглянула в кабинет и наконец увидела свою родную кровиночку живьем, а не в зеркальце перископудреницы.

Сенька подскочил к столу высокой комиссии и обращался, не мелочась, прямиком к завучу, азартно уличая ее от имени и по поручению своего любимого Додырчика:

— Ты чернее трубочиста, полюбуйся на себя: у тебя на шее вакса, у тебя под носом клякса…

На шее у завуча была вовсе не вакса, а изящное серебряное колье от Тиффани, под носом же у нее приоткрылся в изумлении аккуратно напомаженный розовый рот, но Сеньку мелкие разночтения не смущали.

— У тебя такие руки, что сбежали даже брюки! — заклеймил он завучиху в безупречном платье-футляре. — Даже брюки, даже брюки убежали от тебя!

— Я думаю, достаточно, — кашлянула дама-психолог — Карл Маркс уважаемой приемной комиссии.

Но Сенька уже разогнался, как паровоз, и остановить его было невозможно.

Он ударил в воображаемый медный таз и вскричал «Кара-барас!» так, что загудело и в коридоре.

— И сейчас же щетки, щетки затрещали, как трещотки. Как ТРИ щетки, три в одном, понятно? — деловитой скороговоркой пояснил юный артист оригинального жанра в сценическом режиме «реплика в сторону».

На талантливо изображенных трещотках у Ленина-логопеда взгляд сделался завороженным, почти влюбленным.

У Энгельса, он же завуч, дрогнуло и потекло, казалось бы, крепко бронированное ботоксом лицо.

Сенька был в ударе.

Декламируя и жестикулируя, он успевал пояснить, что мочалками его мама Наташа называет невоспитанных соседок-малолеток, а Крокодилом в их доме кличут зубастого питбуля соседей со второго этажа.

Он продемонстрировал триумвирату нарисованное гуталином на запястье пятно и поведал ему — да, да, только ему и еще полусотне ошеломленных происходящим зрителей в коридоре, — что это обладающий волшебной силой тайный знак секретного мойдодырского сообщества. Стоит только потереть его — и из маминой из спальни сразу же выскочит, как дядя Костя в прошлое воскресенье, сам Додырчик!

— А хотите, я его вызову прямо сейчас? — занеся послюнявленный палец над пятном, в звенящей тишине спросил верный друг, поклонник и соратник начальника умывальников и командира мочалок Арсений Кузнецов.

— Дядю Костю? — обморочным голосом переспросила дама-психолог, непрофессионально упустившая нить сюжета.

— Да, только старшего лейтенанта Таганцева тут нам не хватало, — мужественно борясь с подступающим истерическим смехом, пробормотала Наташка и осторожно побилась головой о дверной косяк.

Получилось немного слишком громко.

— Закройте дверь! — очнувшись, рявкнула из кабинета дама-логопед.

Наташка поспешно выполнила категорическое требование.

— Ну вот, — огорчилась чья-то мамочка — стройная и в элегантном палевом цвете. — Теперь мы не узнаем, чем все закончилось…

— Вы разве не читали «Мойдодыра»? — высокомерно удивилась другая мадам, в лимонном. — Как можно!? Это же вечная детская классика! Моя Анжелочка перечитала всего Чуковского еще в четыре года!

Присутствующие заволновались.

Тема правильной и своевременной подготовки к школе, усиленного и скоростного развития детского интеллекта и неустанного поиска творческих способностей ребенка для данной аудитории была крайне актуальна.

— Маленький герой «Мойдодыра» в итоге стал ярым приверженцем гигиенических процедур, — авторитетно добавила высокомерная мамочка в лимонном.

— Меня вообще-то интересует судьба совсем другого маленького героя, — сказала мамочка в палевом, и Наташка взглянула на нее с благодарностью.

Дверь задергалась, выражая желание открыться. Наташка отлепила от нее плечо, сдвинулась в сторону, и в коридор неторопливо и важно — совсем не в духе своего порывистого кумира-Мойдодыра — выступил юный герой Сенька.

— Ну? Как?! — дружно выдохнули в коридоре.

— А какие варианты? — Арсений Кузнецов продолжал демонстрировать яркую индивидуальность. — Все супер!



Колонка Павла Астахова опубликована в журнале "Русский пионер" №100. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".