Классный журнал

Ольга
Ускова

Сто «Пионеров» о любви и смерти

Среди связок в горле комом теснится крик,

Но настала пора, и тут уж кричи — не кричи.

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи,

И как хлопало крыльями черное племя ворон,

Как смеялось небо, а потом прикусило язык.

И дрожала рука у того, кто остался жив,

И внезапно в вечность вдруг превратился миг.

И горел погребальным костром закат,

И волками смотрели звезды из облаков,

Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь

И как спали вповалку живые, не видя снов.

А жизнь — только слово. Есть лишь
любовь и есть смерть.

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь — стоит того, чтобы ждать…

Виктор Цой

Чем бы мы ни занимались, о чем бы ни говорили, ни писали, ни думали, все в конечном смысле сводится к ЛЮБВИ и СМЕРТИ. Таинство энергии и материи — только это и создает необходимую амплитуду для движения. Особенно сейчас, особенно — в наши смутные времена перемен. Так это было в России в конце 80-х — начале 90-х. Так это во всем мире в 2020-м. Сегодня — глобальные «90-е», и дело здесь не только в ковидной пандемии.

Любовь и смерть проявились в полный рост на общем полотне жизни людей на шарике.

Так же, как и тогда, 30 лет назад, у нас:

— смерть в мире стала обыденным делом. Безвременно уходят близкие и далекие. Те, которые не должны были. Я в социальных сетях привычно пишу R.I.P. на всех своих разноязычных лентах в среднем два раза в неделю. Так же было в период с 1988 по 1999 год. Только соцсетей не было. А похороны ровесников были привычным делом.

Так же, как и тогда:

— полетели все привычные налаженные логистические, экономические, финансовые структуры. В новых обстоятельствах в новом мире стало необходимо придумывать новые пути и формы.

Точно так же, как в «90-е»:

— произошло стремительное расслоение человечества на «вписавшихся» в новые обстоятельства и «лишних» людей. И весь мир безжалостно повернулся к «лишним» человекам ж…ой.

Ах нет, есть, пожалуй, одно отличие от беспредельных российских «90-х». Помню, тогда мы прорвались через видеосалоны к американским фильмам и начали страстно щеголять фразой: «It’s not personal. It’s just business».

По поводу и без повода, изображая из себя Аль Капоне и Крестного отца сразу в одно лицо, мы завершали свое какое-нибудь сомнительное с точки зрения примитивной морали деяние этим рефреном и считали себя «красавчегами».

Но в наши дни, в этот раз — все предельно личное. От смерти и до любви — личное.

Я решила здесь рассказать три истории: о смерти, о любви и о жизни со смертью и любовью. Все имена настоящие. Все истории документальные. Я думаю, именно все истинно подлинное должно быть в сотом номере «РП». Знаковый юбилей все-таки.

История первая. Моя личная. О смерти

Мой костер

— Дунечка, спой своему старику про костер…

Старику — 40 лет, это мой папка. Дунечке — 15, это я. День рождения «старика». Как обычно, человек сорок бухает самых близких. Я театрально вздыхаю, беру протянутую гитару, ставлю пухлые пальчики на баррэ (пять необходимых аккордов я освоила) и со всей страстностью пятнадцатилетней опытной женщины завожу:

«Мой костер в тумане светит;

Искры гаснут на лету…

Ночью нас никто не встретит;

Мы простимся на мосту…»

— Доча, доча! Только забери меня отсюда. Хочу дома. Хочу жить.

— Папочка, милый. Потерпи еще. Нельзя пока домой. Еще чуть-чуть подлечимся.

Маленький, горячий в ковидном отделении весной 2020-го. Общаемся через скафандры. Я не выдерживаю:

— Папка! Ты узнаешь меня?

Пытаюсь стянуть шлем. На меня кидается сестра. Выводит из палаты.

— Я так и знала! Все! Теперь только по телефону. Больше не пущу никогда.

Сестра Марина злится, чуть не плачет. Я покорно набираю телефон:

— Папочка, чего тебе хочется? Может, поесть что-нибудь?

— Дунечка, спой про костер…

«…Ночь пройдет — и спозаранок

В степь далеко, милый мой,

Я уйду с толпой цыганок

За кибиткой кочевой…»

Три дня назад, по телефону:

— Пап, ты мне приснился. Ты был молодой, а я маленькая. Мы в лодке плыли. Искали что-то. Ты как?

— Дунечка, все ищу что-то (усмехается). Все время сплю, а во сне пытаюсь дотянуться до вас с Лешкой и что-то отдать, но вы все время заняты.

— Пап, может, тебе хочется чего-то? Скажи, привезу.

— Дунечка, спой своему старику про костер!

…Я сижу на полу в своем кабинете и выплакиваю последний куплет «про костер».

«…Вспоминай, коли другая,

Друга милого любя,

Будет песни петь, играя

На коленях у тебя!

Мой костер в тумане светит;

Искры гаснут на лету…

Ночью нас никто не встретит;

Мы простимся на мосту».

…Сегодня ночью разразилась странная для конца октября гроза. Стеной лил дождь. Шарашили молнии. Когда раздался звонок, я уже знала, что услышу:

— Оля, папы больше нет…

История вторая. О любви

Нина и Марат

Кому в пандемию хуже всех? Всем хреново. Но вот артисты театров… Бойцы офлайна. Как они выживают? Что с этими ребятами? Как они зарабатывают на пропитание при закрытых площадках, мероприятиях, границах?

Среди моих друзей есть Нина и Марат. Ведущие мастера Playback-театра. Это импровизационный театр. В нем зрители рассказывают свои истории, а актеры превращают их в пьесы и вовлекают весь зал в действие. Это волшебство социальной трансформации. Кем бы человек ни был на данный момент — министром или безработным, журналистом или бойцом без правил, его эмоциональное «я» питается взаимопониманием и сочувствием. И когда работают мастера своего дела, такие как Нина и Марат, то стираются границы между сословиями. В зале оказываются просто люди, которые смеются и плачут во время представления. Мы так и познакомились с Ниной. Пригласили ее труппу в Cognitive на отмечание крупного события. И я была поражена, как в течение полутора часов миллионеры и программисты, банкиры и инженеры вдруг превратились в просто людей, которым классно и интересно вместе. Но такая работа, конечно, требует предельной личной эмоциональной чуткости и… офлайна!

Нина — из российской труппы, Марат — из израильской. Осенью 2019 года у них вспыхнул безумный роман, они летали друг к другу каждые выходные. А в марте 2020-го — закрыли границы.

Дальше началась битва этих ребят с пространством за право прикоснуться друг к другу. Нине было хуже всего. Девушка, актриса, сплошной оголенный нерв — за что наказывают, почему нельзя, пустите к любимому, гады! В какой-то момент мне начало казаться, что сломаются. Слезы, Нина плакала, Марат плакал. Они стучали пальцами в стекла экранов. Они пытались разорвать 2D-плоскости и найти там руку, хотя бы руку, объемную, теплую руку страстно любимого человека. И любовь материализовалась. Даже не в 3D, а, по-моему, в 4D. Марат начал писать музыку. Прекрасную светлую музыку про Нину, про тепло ее тела, про желание своего тела… Это было уже больше чем прикосновения, это были колебания души. Это была победа. В начале октября я увидела в ZOOM их новый онлайн-перформанс «Между нами». Столько пар, разорванных расстоянием в тот вечер, были вместе и впитывали ЛЮБОВЬ…

История третья. О жизни

«Мама лосей»

В Сети я познакомилась с совершенно потрясающей журналисткой, писателем, человеком Мариной Ахмедовой. В конце сентября она повесила в Сети репортаж-расследование из Костромской области:

«Алексей — Мама лосей. Он усыновил лосят с костромской фермы, а еще тех, у кого погибли мамы на дорогах в ДТП, и тех, чью маму убили браконьеры. В марте он подобрал лосенка, который убежал от браконьеров. Ему было девять месяцев, он жил в лесу с мамой-лосихой и братом. 29 февраля сезон охоты был закрыт. Но 1 марта браконьеры убили мать лосенка. 8 марта они убили его брата. А 17 марта уже выгнали самого лосенка в поля.

Алексей слышал выстрелы. Он часто слышит выстрелы возле своего дома. Его хозяйство — на территории, облюбованной охотниками. В его голове тогда крутилось только одно слово — “воздаяние”. Потом он вышел искать лосенка и нашел его в полях, испуганного, голодного, с поврежденной шеей и ногами. От Мамы лосей пахло лосями, а еще он умел говорить по-лосиному, он позвал лосенка, тот встал и пошел к нему. Сам залез в машину, как будто только и ждал, что за ним придут — спасать. Наверное, это свойственно детям — верить в чудо. А лосята — так говорит Алексей — все равно что человеческие дети, они сильно плачут, когда им обидно. Этот лосенок плакал — из его глаз катились слезы.

Однажды Мама лосей уже видел такие слезы — тогда плакала лосиха, стоя у дороги. Сбили насмерть ее детей — двух лосят.

Первые сутки лосенок не ложился спать — всего боялся. А потом уже лежал днями и не хотел вставать. Алексей сам поднимал его на ноги. Потом учил его заново ходить, жевать.

Плачет ли сам Мама лосей? Он отказался комментировать. Наверное, когда слышит охотничьи выстрелы, сжимает кулаки и повторяет про себя: “Воздаяние. Я в тебя верю”, — не плачет. Но несколько дней назад, может быть, плакал, когда делал искусственное дыхание своему лосенку Рубину — самому маленькому. Его зарезали браконьеры. Так они ему мстят за то, что он им мешает. За то, что они убивают, а он спасает. За то, что он живет с лосями тут, а им самим хочется занять это место.

Мама лосей пытался спасти лосенка до последнего. Потом, наверное, уже плакал, когда вспоминал, как кормил его совсем маленьким из бутылки. Алексей написал заявление в полицию и попросил провести экспертизу Рубину. Ему отказали в грубой форме. Он и его лосята — вообще кость в горле у местных. Во-первых, конечно, у браконьеров. Во-вторых, у тех, кто их прикрывает. Он выходит в лес собирать ветки для лосят и, конечно, видит браконьеров. Сезон охоты уже бывает закончен, а у них распахнуты кузова и пахнет свежей кровью. Им не нравится, когда Мама лосей их видит. Им не нравится сам Мама лосей. А он считает так (и говорит им об этом): современные охотники и браконьеры — трусы, которые просто компенсируют свою трусость за счет убийства животного, заведомо не имеющего шансов спастись. Они стреляют из ружья с дистанции из-за укрытия, сидя на дереве, по трое-четверо выходя на одного зверя. А когда-то предок Мамы лосей по мужской линии ходил с ножом на медведя без рогатины, возвращался порванный, с поломанными ребрами, но с добычей. И это была борьба на равных.

— Давайте я покажу вам своих лосят? — предлагает он и подходит к лосям с длинными глянцевыми глазами. В экране телефона я вижу, как они кладут ему мягкие морды на плечо.

“Ум-м, ум-м”, — слышу я странные нечеловеческие звуки.

— Что они говорят? — спрашиваю я.

— Это не они, это я с ними говорю, — отвечает Мама лосей.

Сегодня к часу дня он успел заготовить для лосят ветки. Съездил за комплектующими для забора — скоро сезон охоты, у Алексея есть всего несколько дней на то, чтобы закрыть своих лосят от охотников. Разгрузил их под дождем. Недавно у Мамы лосей кончились деньги, и он, выбирая, кому еду покупать — себе или лосятам, выбрал лосят. Несколько дней пил только чай. Поэтому я дам его счет (счет его друга Антона), если вы захотите помочь с забором.

А как помочь с браконьерами, пока не знаю. В администрации Шаховского района говорят, что у них браконьеров нет, и в упор не видят фактов. Я рассказала об Алексее председателю Совета по правам человека Валерию Фадееву. На этой неделе он напишет обращение в администрацию с требованием разобраться в ситуации. Не знаю, можно ли разобраться в ситуации с браконьерами по всей стране или даже в этом отдельном районе. Но конкретно Маме лосей давайте все постараемся помочь…»

Марина — герой и молодец. Подняла на ноги и своих читателей, и председателя Совета по правам человека Валерия Фадеева. Мы тоже рванули к лосятам. «Мама лосей» сказал, что было бы здорово сделать ему по периметру искусственный мозг на базе Cognitive Pilot, распознающий миграцию лосят. Мои нейронщики приступили к этой задачке. Нет ничего нерешаемого, когда душа болит за ногастых малышей.

И тут меня накрыло: у нас вокруг столько смертей самых близких нам и дорогих людей. Обстоятельства лишают нас дохода, работы, возможности видеться офлайн с любимыми. Но мы находим в себе душевные силы, время и ресурсы заниматься лосятами в Костромской области и странным парнем, «Мамой лосей», который живет вне времени, вне обстоятельств. По-моему, это и есть жизнь. Жизнь, в которой всё-всё-всё, до жизни последнего лосенка, абсолютно личное…  


Колонка Ольги Усковой опубликована в журнале "Русский пионер" №100. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".