Классный журнал

Владимир
Познер

Войти в раж и не выйти

В связи с недавними терактами во Франции меня спрашивают, религиозная ли это проблема или социальная. Равно как и о том, изменилась ли роль религии в современном мире.

Нет, я не думаю, что роль религии изменилась по существу. Роль религии, по-моему, всегда, во все времена была и остается одна и та же. Это воспитание и вырабатывание определенных принципов — и, может быть, это было самой главной ее задачей. Ну а если говорить о религиозных организациях, тут всегда было стремление к власти, к управлению.

Другое дело, что сегодня вопрос власти не стоит — по крайней мере, у некоторых религий и в определенных странах. Но в некоторых мусульманских странах роль ислама очень велика, и более того: скажем, в Иране религия просто управляет страной. Со всеми вытекающими последствиями. Но в общем и целом, конечно, сегодня религия не обладает той властью, которой она обладала когда-то. А вот ее стремление навязать определенный взгляд на жизнь и регулировать эту жизнь тем или иным способом — оно остается. Если раньше за нарушение религиозных догм людей сжигали живьем, то сегодня, в принципе, нет, хотя, скажем, кое-где в Индии женщин, изменивших своим мужьям, и до сих пор сжигают заживо согласно религиозному обычаю. Сегодня религия, даже в светских государствах, очень активна в вопросе абортов. И вмешивается в светскую жизнь самым непосредственным образом, требуя, чтобы власть принимала законы, запрещающие аборты. Мы видим, что происходит в Польше, да и не только в Польше.

Журналист Кристофер Хитченс, один из самых резких критиков христианства и ислама, считал, что сегодня многие религиозные организации являются источником распространения ненависти, нетерпимости, страха и недоверия. Я, будучи противником не религии — каждый волен верить во что угодно, — а института церкви, тут с ним вполне согласен.

Если говорить о христианской церкви и ее влиянии, то она довольно сильна сегодня в Испании, в уже упомянутой Польше, в Литве, в Италии. Там церковь имеет реальное влияние. Она имеет своих представителей даже в парламентах и может играть определенную роль в принятии политических решений. А в США, где больше всего католиков, католическая церковь, напротив, не имеет большого влияния на политику и решения американских властей. Гораздо большее влияние имеют некоторые церковные группы — адвентисты седьмого дня, например, и им подобные, чьи прихожане бывают слишком экзальтированны, могут легко войти в раж, это умело используется их пастырями, и в этом смысле эти организации играют довольно большую роль во время выборов. К тому же их представители регулярно выступают по телевидению, агитируя и влияя на общественное мнение.

Что же касается ислама, то он родился как агрессивная религия — так сказать, зеленый стяг Аллаха был во главе завоеваний, создания огромных арабских империй. Хотя христианство в былые времена тоже воевало будь здоров, все же агрессия ислама была гораздо большей, и его появление на рубеже VI и VII веков сразу сопровождалось кровавыми завоеваниями огромных территорий. Но сегодня… Я бы не сказал, что сегодня ислам сам по себе агрессивен. Есть отдельные его представители, есть радикальные крылья. Но они есть и у христиан, они есть и у иудеев. Разве что буддизм не агрессивен ни в каком плане и вообще является чрезвычайно интересной религией, не признающей многое из того, на чем зиждется как христианство, так и ислам.

Хотя связь между религией и пассионарностью ее представителей вовсе не обязательна, все же очевидно, что там, где религия сильна, — в частности, на Ближнем Востоке, — наверное, этой самой пассионарности больше гораздо. Отчасти, я думаю, это связано с тем, что кроме религии у этих людей очень мало что есть. Религия им заменяет очень многое из того, без чего мы уже давно не обходимся.

Не надо забывать о том, что в течение длительного времени многие исламские страны находились в почти колониальной зависимости от западного мира. Люди там живут намного беднее, намного труднее и тяжелее. В течение двух-трех веков их абсолютно нещадно эксплуатировали, превращая их жизнь в ад и заставляя их жить как нищих. Я сейчас говорю конкретно о Северной Африке — Алжире, Тунисе, Марокко — и о некоторых странах Центральной Африки, которые были просто колониями, то есть были подчинены странам христианской веры. И конечно, там много чего накопилось по этому поводу. В том числе и комплекс неполноценности, и комплекс обиженного, униженного и оскорбленного.

Поэтому мне, по крайней мере, понятно, почему такая резкая бывает реакция у некоторых представителей ислама по поводу известных карикатур на тему их религии. И кстати говоря, я что-то не очень могу сейчас вспомнить какие-либо журналы, на обложках которых были бы карикатуры на Иисуса Христа. Что-то не приходит в голову. Я думаю, что если бы такое было, то шум поднялся бы очень большой.

Я безусловный сторонник свободы слова и свободы выражения, но нужно понимать, что для верующего человека высмеивание его святынь вынести трудно, и в этом высмеивании нет никакой необходимости. Если вы хотите сделать, например, карикатуру на Эрдогана (хотя ему это, может быть, и не нравится), или на Путина, или, скажем, на Макрона — на здоровье. По поводу карикатуры можно обратиться в суд, как это и сделала турецкая сторона. И это совершенно нормально. Здесь нет никаких проблем. Но если вы затрагиваете то, что для миллионов людей является святым и священным, то вы, конечно, играете с огнем. Это надо понимать.

Я еще раз подчеркну: конечно, из-за этого отрезать кому-то голову — разумеется, нет. Тысячу раз нет! Но в то же время проявлять полное отсутствие элементарного такта, а потом жаловаться, что в ответ на это вы получаете такую вот очень кровавую историю, — ну не знаю… Я никак не оправдываю, естественно, этих убийц, но я и не являюсь сторонником тех, кто их дразнит.

И вместе с тем страшная трагедия, произошедшая недавно во Франции, — это, я полагаю, проявление глобального, но именно социального конфликта, который обильно приперчен «религиозным перцем». Я сказал бы, что это расплата за колониальное прошлое и, разумеется, за допущенные очень серьезные ошибки. Дело в том, что как Франция, так и Великобритания, и Германия, и некоторые скандинавские страны, испытывая чувство вины перед бывшими колониями, создали для желающих эмигрировать к ним некоторые особые условия. И наиболее широкий в этом жест, что ли, сделали французы. Приехавшие из Северной Африки мигранты получали и особые пособия, и жилье особое, причем раньше, чем обыкновенные французы могли его получать. Эти приехавшие люди, первая волна эмиграции из Африки, из Алжира, воспринимали этот жест с некоторым, скажем, пониманием — подразумевалось, что французское общество им таким образом как бы сообщало: ребята, извините нас, мы перед вами виноваты и пытаемся вам показать это вот таким образом. Все это так. Но уже дети и внуки этих приехавших людей — они тоже это получали и принимали это как само собой разумеющееся, хотя никакого повода для этого у них не было. Они родились во Франции, они жили как французы, и не было никаких серьезных причин выделять их таким образом. Это было, конечно, ошибкой со стороны французских властей. И эта толерантность по отношению к приехавшим, их повадкам и их поведению постепенно привела к тому состоянию, которое мы наблюдаем сегодня.

Но при этом, принимая этих самых иммигрантов, их принимали не до конца — они все равно сосредоточены в гетто. То есть они вроде бы французы, но не совсем. Что тоже, конечно, очень обостряет ситуацию.

У британцев тоже имелись и имеются проблемы с гетто: когда в том или ином районе постепенно поселяются иммигранты, белые оттуда выезжают. Но все-таки британцы несколько лучше сумели справиться с этой проблемой ассимиляции, не давая детям, внукам и правнукам иммигрантов никаких привилегий, говоря этим самым: вы такие же, как мы, будьте любезны, справляйтесь.

Примерно так же действовали в Германии, хотя там другая история. Германия, точнее, тогда еще ФРГ и Турция заключили соглашение о гастарбайтерах. Это были не иммигранты в чистом виде. Энное количество людей должны были отработать энное количество времени в Германии, а потом вернуться к себе в Турцию. Но потом эти самые гастарбайтеры не стали возвращаться. Это другая история, и поэтому говорить о каком-то совсем общем европейском подходе не приходится. В каждой стране — своя история и свой подход. Наиболее серьезные проблемы, конечно же, у Франции. И я, как французский гражданин, очень опасаюсь того, что если все будет продолжаться и развиваться таким образом, то это кончится кровью. Кровью этих же самых иммигрантов, поскольку их все-таки гораздо меньше, чем не иммигрантов (пока максимум 15%, но процентный состав населения постепенно меняется, и это тоже может представлять проблему, которую нужно будет решать). И это кончится тем, что их будут высылать тысячами, если только не будет изменена политика французских властей в этом вопросе — самым серьезным образом и не откладывая. Тогда и сообщество, о котором мы говорим, возможно, постарается очистить свои «авгиевы конюшни», навести порядок среди себя, чтобы, к примеру, не быть высланными из страны в массовом порядке.

Французскому правительству придется решать эту проблему так или иначе. И, вероятно, посредством довольно жестких мер.

P.S. 

В мире в течение длительного времени существует и неверующая часть общества, и верующая его часть, и религиозная, и не религиозная. И в светском государстве они сосуществуют прекрасно. Верующие люди ходят в церковь по воскресным дням, ходят на какие-то, возможно, еще религиозные занятия, а в целом они живут, как все остальные граждане, — учатся, работают, их дети ходят в школу и так далее.

Но когда религия — дело государственное, тогда все по-другому, тогда возникает дискриминация. От тебя, во-первых, требуют признания веры, и если ты не признаешь, то твоя жизнь становится намного более сложной. А есть страны, в которых ты просто не можешь жить. Потому что там существует определенный подход, скажем, к бракосочетанию или к детям. В том же Израиле, где государственная религия, вы не можете просто так пожениться — вы должны получить разрешение раввината.

Вот поэтому мне кажется, что наиболее благоприятно как для верующих, так и для неверующих — это жить в светском государстве, в котором существует свобода вероисповедания. Образцом такого благополучного в этом смысле государства я могу назвать всю Скандинавию. Все скандинавские страны не особенно религиозны и при этом необыкновенно успешны. 


Колонка Владимира Познера опубликована в журнале "Русский пионер" №100. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".