Классный журнал

Райхельгауз
На ясный огонь
07 апреля 2020 09:52
Режиссер Иосиф Райхельгауз отгадывает огонь. Испепеляющий, созидательный, спасительный. Он рассматривает огонь с разных сторон, он приближает его к глазам, отдаляет на вселенские расстояния. Ясно, что режиссер Иосиф Райхельгауз исследует эту субстанцию, как чей-то гениальный спектакль, чудесный и неповторимый, — чтобы перенять, чтобы научиться огню.

Вопрос для игры «Кто хочет стать миллионером?» за 100 рублей:
«Интенсивный процесс окисления, сопровождающийся излучением в видимом диапазоне и выделением тепловой энергии».
Варианты ответов:
А — гниение;
В — распад;
С — любовь;
D — огонь.
Отгадает любой: это огонь, конечно. Но если подумать, то и все остальные варианты тоже верны. Не успев родиться, человеческий организм соприкасается с внешней средой — и сразу начинает умирать. Он распадается, гниет… Ужас, не правда ли? А если — горит? Пылает? Если он охвачен огнем — огнем любви, огнем желаний, как пишут поэты? Огнем воображения и творчества? Лично мне это гораздо ближе.
Чем старше, тем больше понимаешь, что этот мир вокруг тебя, да и ты сам в этом мире — неоднозначен. В молодости почти каждый вопрос имел четкий ответ: да — нет, белое — черное, доброе — злое, красивое — уродливое… Чем старше становишься, тем яснее видишь: в белом — черные вкрапления, в черном — беловатый туман…
Двойственность мира, в котором бог и дьявол — это один и тот же персонаж. Огонь, пожирающий, сжигающий, уничтожающий и одновременно греющий, направляющий, дающий жизнь — это стало понятно людям так рано, что даже сложно сказать, когда именно. Вероятно, когда Прометей нарушил волю богов Олимпа, похитил огонь у Гефеста и передал его людям, тогда уже было ясно, что в пламени соединились зло и добро. Огонь — идеальное воплощение гегелевского единства противоположностей. И я, признаться, поклоняюсь огню, как поклоняется ему человечество с тех пор, как молния попала в лес и люди стали огонь сохранять. Огонь, может быть, самое гармоничное выражение объема жизни, которое мы видим в самой природе.
Сколько поэтических строк посвятил огню мой любимый Булат Окуджава!
— А где ж та гора, та река? Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда?
— На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.
Огонь, дающий тепло, свет, надежду. Олимпийский огонь, который символично проносят через страны как знак мира и объединения народов в спорте! Костер инквизиции — казнь? Да! Но казнь как спасение души, а не как наказание! И в то же время печи Освенцима и напалм во Вьетнаме…
А как безжалостна бывает природа, когда лесными пожарами уничтожаются огромные территории планеты!
Когда-то пожар уничтожил дачу моих родителей — маленький домик на крошечном участке земли на берегу моря… Для них это была ужасная беда. Но благодаря этому горестному событию я забрал их и перевез к себе в Москву. Остаток своей жизни мама и папа провели со мной — и это было счастье и для них, и для меня.
В 2013 году сгорел театр «Школа современной пьесы». Я примчался к обгоревшему зданию в тот момент, когда уже стало ясно: пожар уничтожил большую часть нашего дома. Прошло шесть лет — и возрожденный театр, обновленный, отреставрированный, красивый, удобный, открыл свои двери для зрителей.
И философия, и литература, и живопись, все мировое искусство постоянно обращается к метафоре огня. Поэтам нравится балансировать на грани жизни и смерти, их лирический герой всегда находится в зоне риска — только через опасность смерти он чувствует вкус к жизни. И огонь в такой художественной конструкции здесь просто незаменим. Вспомним вновь Окуджаву:
Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был:
ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.
Не доверяли мы ему
своих секретов важных,
а почему? А потому,
что был солдат бумажный.
А он, судьбу свою кляня,
Не тихой жизни жаждал.
И все просил: «Огня, огня!» —
Забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул отважно,
и так сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.
«Еще один сгорел на работе» — этот лексический штамп, над которым потешались Ильф и Петров, возник в 20–30-х годах прошлого века, когда стало модным работать с утра до ночи в период бурного социалистического строительства. Но на самом деле в этом ничего смешного нет. В том числе и потому, что человек буквально горит: такова физиологическая картина жизни человеческого организма, сгорающего в атмосфере, насыщенной кислородом. Да и в переносном смысле — потому что по-настоящему увлеченный человек, конечно же, «горит». Мне неинтересны «прозябающие» люди. Когда я набираю режиссерскую мастерскую в ГИТИСе, то, пожалуй, именно это главный критерий — «горит» будущий режиссер или нет. Отрицает ли он яростно все, что до него сделано, или благодушно принимает. Я и сам был такой: в «Современнике», где мне посчастливилось работать с Далем, Гафтом, Нееловой, Квашой — невероятными артистами! — мне все казалось старомодным отстоем. И все хотелось сжечь дотла. И, конечно, я был абсолютно не прав — но такова уж природа вечно протестующего, возмущающегося, «рассерженного» молодого человека. Он горит изнутри. Он настроен на процесс разрушения. И это значит, что в нем есть потенциал для процесса созидания, который я смогу открыть и выпустить на волю.
Расхожее выражение: спички детям не игрушка… Помню, как трехлетнюю дочку Машу мама не подпускала к горящей газовой плите. А Машу туда так и тянуло! Однажды пришел Толя Васильев, мой друг, режиссер, для Маши — дядя Толя.
— Пусть дотронется, — сказал он. — У нее должен быть свой опыт. Она сама поймет, что огонь — опасность.
И Маша дотронулась. И, кажется, поняла.
Не играть с огнем… Но как же хочется играть! Играть на грани, балансируя, рискуя сорваться. Эта грань и есть жизнь. Как и дербеневский «миг между прошлым и будущим».
Как только человек получил огонь, он стал пытаться им управлять — от щепотки пороха до атомной энергии. Получается не всегда.
Не всегда удается управлять огнем страсти и любви. Казалось бы, этот тип огня исключительно созидателен. Но — нет. Даже он в состоянии физически разрушить жизнь и здоровье человека. Жалеть об этом? Нет. Если жизнь дала шанс соприкоснуться с подобным огнем, надо быть ей только благодарным.
Кем же создан огонь? Природой? Богами? Непостижимым законом Вселенной? Точно не человеком. Но именно человек наделяет его теми или иными смыслами, интерпретирует его, «прочитывает», использует как оружие массового поражения или источник жизни, ощущает как депрессивный финал в топке крематория или, напротив, этап возвращения в новой реинкарнации. Ведь не зря пепел — благодатная среда для нового урожая. Каждый выбирает по себе. Лично мне в цикличности самосожжения и возрождения птицы Феникс нравится этап возрождения. Он кажется наиболее эстетичным и художественно убедительным.
Колонка Иосифа Райхельгауза опубликована в журнале "Русский пионер" №96. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
23.05.2023Жизнь моих домов и дома моей жизни 1
-
09.03.2023Реки мира 1
-
18.01.2023Зима крепчала 1
-
26.11.2022Назначили все это в зоосаде 1
-
15.10.2022Перестаньте, черти, клясться 1
-
17.06.2022Много черных лошадей и одна белая 1
-
20.05.2022Три сестрицы и три сестры 1
-
18.02.2022Милость милостыню 1
-
11.12.2021Но кто же за меня заплатит? 1
-
21.11.2021Римские каникулы 1
-
06.10.2021Играем! Разрешает Бог! 2
-
08.07.2021Нырнуть в небо 1
-
2
2626
Оставить комментарий
Комментарии (2)
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
Не ласки жду я, не любовной лести
В предчувствии неотвратимой тьмы,
Но приходи взглянуть на рай, где вместе
Блаженны и невинны были мы.
А.А. Ахматова
Сколь бы ни юлить, ни клянчиться, край всему раз счесть,-
времена ни с чем не нянчатся, всё знай уж здесь честь,
кто на что оканчивается, то ведь тот и есть,-
лучами пусть ослепительно брызжа, в тускнеющей синеве,
так рыжее солнце, путаясь в рыжей, прозрачной уже листве,-
лишь опускалось всё ниже и ниже, к такой же рыжей земле.
И, грустно-ласковой облеплены синью,
не печаля пока покой ничей,-
чуть лились листьев ленивые ливни,
словно в легком обмороке лучей,-
но, снисхожденья к живому не зная,
пусть с нами мир, до поры лишь играет.
Да бессмертьем озаренья меря,
суть приобретенья и потери,-
так бы литься и литься, что листья с древес,
бесконечно в прозрачной дали,-
чтобы снова случиться, в пространстве небес,
вопреки притяженью земли!
Как за возможное ни держись,
невозможное и есть ведь жизнь,-
коль ложась на зелень листьев, неизбежно хлад завистлив,-
уж не вернуть мир первозданным,
хоть ни мечте, увы, ни вдохновению,-
пусть нет земли обетованной, но есть обетованное забвение.
Раз не случайность же, и не беспечность,
печали жизни, лишь излечит вечность,-
пусть поет всё весною и тает,
поет и тает осенью всё по-иному,-
пусть весной в небесах дух витает,
находит осенью он дорогу к дому.
Весны ли пенье птичье, мечты ли вечные черты,
всё меркнет пред величьем, простой осенней чистоты,-
но как понять вам, наши чувства ранние,
лишь расцветая ярко в голубом,-
что мир смиряется и с отмиранием,
осенним осененный вдруг огнем?
Раз изначально неизлечимо же болен,
не случайно извечностью времени,-
пока мир состоит почему-то из боли,
пусть и сладкой порой, тем не менее,-
и ничего коль уж не придумано боле,
всё начнется и кончится семенем.
Дается по законам судьбы, на бремя времени вброшено,
раз уж хорошее здесь, увы, за счет другого хорошего,-
обо всём забывая, не забудь когда рад,
что у всякого рая, есть всегда же свой ад,-
срываясь, что в пропасть, в распростертую даль,
наверное, времени кротость, и есть печаль.
Да пусть невзрачен прозрачный лесок,
и горизонт за ним тоже стал мрачен,-
уж кое-где лишь последний листок,
коль желтизною поблеклой означен,-
к убогому независтлив, смотри ж, вспоминай,
непуганых пока листьев, тот трепетный край!