Классный журнал

Охота на чизкейк

28 января 2020 18:30

У гастронавта-любителя «РП» Николая Фохта всегда найдутся такие кулинарные аргументы, которые и закоренелого сухаря-педанта оживят, регенерируют базисные желания. А в списке базисных желаний, давайте хотя бы здесь и сейчас не будем притворяться, где-то на лидирующих позициях желание вкусно поесть. В этой рубрике не принято стесняться — присоединяйтесь, приятного аппетита. И попробуйте десерт, обязательно.

— Мы с мамой переехали сюда, на Удальцова. А он жил в том же доме, на четвертом. Я на втором. А я такой человек, я со всеми здороваюсь, если вижу человека часто. Мы с ним сталкивались часто, ну и здоровались. Я же видела, что он младше, ну и мы с ним на «вы». Очень долгое время. Потом он себе собаку купил. Как шутит друг, потому что видел, что я гуляю с собакой. Чтобы тоже. Парк у нас рядом. Так мы с ним общались, с собаками гуляли.

И вот зимой встречаемся где-то на улице, и я говорю: «Иду елку покупать».

Он: «Давайте я вам помогу».

И мы идем покупать елку. Ну вот… И вдруг он ставит передо мной футляр.

Я: «Это что?»

Он: «Посмотрите».

Я открываю, а там кольцо.

Я: «Андрей, а как вы вообще… на что вы рассчитываете? Мы же с вами едва знакомы, только “здрасьте-здрасьте”».

Он: «А я знаю, что у меня такая вот должна быть жена».

Я говорю: «Я так не могу, нет».

А я на тот момент была в отношениях, наверное, лет шесть. Ну и вообще, человек младше меня. Нет. Я кольцо не взяла.

Он говорит: «Ну, мне так тяжело с вами общаться», — и исчезает на какой-то период.

А я расстаюсь с молодым человеком по своей инициативе. В какой-то момент увидела, что Андрей лайкает мои публикации.

Я ему пишу: «Андрей, ну мы же взрослые люди, мы же можем просто общаться». Мы и стали снова общаться.

Я как раз устроилась на новую работу, копирайтером работала, на Пушкинской. Он всему отделу привозил пирожные из кондитерской «Волконский». Дарил вот такие вот букеты. Мой коллега, рекламщик, взрослый мужчина, мне говорит: «Лен, давай я за него замуж выйду, чего ты думаешь?» Но дело даже не в этом было, не в цветах-пирожных. Дело было в том, что он всегда оказывался рядом. Я никогда его ни о чем не просила. Просто сказала, например, что мне нужно найти машину, съездить зачем-то на дачу, — и он просто везет меня. И я очень хорошо помню этот момент. Мы едем в машине, играет песня Агутина… Не могу сказать, что мне очень нравится творчество Агутина, но вдруг услышала слова: «А ты подумай, все только для тебя». И у меня в голове вдруг такая мысль: а что ты еще хочешь? И вот у нас в мае завязались отношения, в ноябре он мне делает предложение, и вот всё… В январе будет шесть лет нашей свадьбы. Он самый лучший муж. Когда меня спрашивают про любовь… Раньше я думала, что любовь — это какие-то выяснения отношений, страсти, знаете, бросила телефонную трубку… Потом я поняла, что для меня любовь — это когда тебя жалеют. Заботятся, хотят, чтобы тебе не было тяжело: я на себя самое тяжелое возьму. Это очень важно для женщины. Если у меня будет дочь, я ей буду говорить, что это самое главное.

Эту историю Лена Пахомова рассказала в самом конце. Когда все намеченное было приготовлено, когда с минуты на минуту должны были вернуться с прогулки сын Ваня с бабушкой — вот тогда Лена и рассказала. Если честно, это я ее сам спросил — я знал про романтическую историю в общих чертах и решил черты конкретизировать.

Когда мне в голову пришла идея приготовить что-нибудь вместе с Леной, я был уверен, что мы сосредоточимся на десерте. Потому что Лена вела и ведет Инстаграм. А в ее Инстаграме всегда много сладкого. Потому что Лена умеет писать стихи про еду. Точнее, она виртуозно рифмует рецепты. И почти всегда, как мне кажется, это рецепты разных пирожных, десертов и такого вот. Ее посты в сетях, ее небольшие стихи у меня всегда вызывали радость. Казалось бы, все постят еду, многие даже эту еду рифмуют. Но вот у Елены Пахомовой это получалось как-то чисто, изящно, своеобразно и в конечном счете талантливо. В общем, мне захотелось.

И первое, что я услышал в телефонной трубке, было: давайте приготовим чизкейк. Ура! Но второе, что я услышал, сломало шаблоны и зачем-то расширило горизонты до неузнаваемости: а еще давайте приготовим котлеты из кабана. Или из лося. Нет, из лося, муж говорит, что у нас есть лосиный фарш.

Лось? Какой еще лось? А вот оказалось — самый настоящий, добытый Андреем в Тульской, кажется, области.

Я ждал этой встречи с тревогой и нетерпением. И вот уже Лена открыла дверь, вот она, как гостеприимная хозяйка, показала мне свой дом, вот мы уже на кухне и надеваем фартуки, вот мы приступили было к запланированному чизкейку — и тут я задаю непростой вопрос: а вот лось и охота — как же это так?

— Ой, я вот тоже мужа укоряю за это. Ну вот как можно в животных стрелять? И что это за охота, я ему говорю. Вы вон с ружьями, с тепловизорами, в ботинках специальных по лесу бродите — у животных ведь ничего такого нет. Охота, говорю я ему, это когда на равных: выбегает на тебя кабан, например, — сражайся с ним, охоться. Без автомата своего, честно. Мы ведь венчаны, а венчанные и на том свете вместе. Я не хочу в ад попасть из-за твоей охоты. Ведь неизвестно, какой из наших грехов самый страшный, может, как раз охота. Так что, говорю, Андрей, если в ад из-за охоты, ты уж один, я на это не подписывалась. Вот лучше с фотоаппаратом, что ли, ходи — красиво и все живы. С другой стороны, он, конечно, ответственный охотник. Никогда не сделает выстрел, если на сто процентов не уверен. Ну вот такое увлечение, что поделать. Но я не оставляю усилий, пытаюсь переубедить. Ну и все-таки это лучше, чем в танчики играть.

А вот сейчас было обидно. Я в «Танки» не играю, хотя пробовал, но в играх как раз не вижу ничего плохого. Взять охотничий даже симулятор: бродишь по открытому миру, выслеживаешь газель какую-нибудь — а когда столкнешься с ней лицом к лицу, и стрелять даже пропадает желание. Чистая медитация.

Не успел я возразить про танчики, Лена сделала контрольный выстрел:
— Но вообще, Андрей сказал, что лепить котлеты из дичи — не женское дело. Вы спрашивали, что помочь, — вот котлеты и будете жарить.

Ладно, это я, конечно, нагнетал. Сам, бывало, и колбасой оленьей не брезговал, и кабанятину в свое время пробовал, оленину в пельменях не отвергал, медвежатину там. Больше скажу, с детства стою на кривой дорожке. Существовал когда-то магазин «Олень» на Ленинском проспекте, недалеко, в общем-то, от улицы Удальцова. Да, там продавали дичь, иногда, когда была. Но дичь там торговалась дороговато для советского человека, да и смысл, скажем, жестких, костлявых куропаток по сравнению с гладкими и насыщенными бройлерными курицами был не совсем ясен. Тем более в куропатках попадались дробинки, а в венгерских курицах — нет. Но дело не в этом. Самое страшное случилось, когда на прилавок магазина «Олень» (а потом, кажется, и магазинов «Океан») выкинули китовое мясо, точнее, фарш из китового мяса. Это мясо было каким-то нереально дешевым, но популярностью оно совершенно не пользовалось. Никакого «Гринписа» в сознании советских людей, конечно, не было — китовое мясо дико воняло. Непривычно как-то, вроде и по-рыбьи, но и не совсем: примешивался горьковатый, чужой, неопознанный запах. Моего отца это не смущало, он с радостью покупал дешевый полуфабрикат, он бодро лепил котлеты и жарил на всю нашу небольшую семью. В процессе горячей обработки проявился еще один изъян — котлеты рассыпались. Никакие ухищрения — хлеб, мука, картофель — не способны были удержать несчастное это мясо. Тем не менее в свое время я съел много китового мяса. Поэтому не мне витийствовать и морализировать про лосей и кабанов.

Однако пора было сменить тему, до котлет еще дожить надо.

— Лена, а почему чизкейк, что в нем такого?

— А потому, что мы его будем делать из овсяного печенья. То есть, во-первых, это значит быстро, во-вторых, овсяное печенье полезно. Даже наши друзья, приверженцы правильного питания, лакомятся моим чизкейком. К тому же овсяное можно заменить на какое-нибудь еще более полезное. Со злаками, например. А можно из «Юбилейного» делать. Теоретически. Я не пробовала. Ну и в-третьих, готовить его просто, но скажешь «я испеку чизкейк» — неискушенному гостю представляется что-то такое важное, фундаментальное, праздничное.

Лена взяла печенье и стала перемалывать его блендером. Мне стало как-то не по себе — потому что я представил себя на ее месте. Ведь у меня половина основополагающего сырья окажется на полу. А у Лены все не так. С гордостью я наблюдал, как послушные крошки неведомой, магической гравитацией удерживались на орбите и затягивались обратно в миску, едва только задумав вырваться и намусорить. Именно в этот момент я разглядел, что хрупкая Елена Пахомова, поэтесса, нежная мама и верная жена, — человек, в общем-то, сильный. Не знаю, как это объяснить. Миксер ревет, печенье хрипит — Лена невозмутимо гнет свою линию. В смысле, продолжает изготавливать чизкейк. Смешивает полученное крошево с размягченным сливочным маслом, выкладывает на пергамент в форму, задвигает полученное в духовку. И вот через пару минут по кухне разливается пряный, ванильный аромат. Масло объединилось с печеньем — и сразу стало понятно, что чизкейк получится, что вообще все в жизни получится, даже котлеты из лося.

Лена, конечно, не останавливается. Она достает сливочный сыр, сливки, сахар, яйца. Методично, с пенелопьим терпением перемешивает венчиком сыр с сахаром. Сначала кажется, что сыр не поддается, хочется даже вмешаться, хочется применить силу и жесткость. Но Лена останавливает взглядом, взмахом ресниц дает понять, что все идет по плану, все под контролем. И действительно, через минуту сыр сдается, масса превращается в кремообразную. Туда вливаются жирные сливки, добавляются яйца. Постепенно, мало-помалу, но неуклонно и неотвратимо. А тут и наш корж из печенья подоспел, наш овсяный фундамент готов принять сырно-сливочную надстройку цвета слоновой кости. Лена аккуратно заливает и задвигает в духовку. Хотя, в принципе, можно было уже и так есть.

Чизкейк поставлен на огонь, и Елена вопрошающе смотрит на меня. Я киваю головой.

Мы решили ничего, кроме порубленного лука и одного яйца, в фарш не добавлять. Котлеты, Лена уверена, будут сочными — потому что в фарше достаточно много жира. Я приступаю к лепке. Как, спрашиваю, не великоваты ли? Нет, подбадривает Лена, самый раз. Пара капель растительного масла на сковородку, потом, когда она хорошенько разогреется, — котлетку за котлеткой. По минуте с каждой стороны, до корочки. А потом убрать огонь до среднего и прикрыть крышкой. Можно было бы водички плеснуть, но жира и правда достаточно, не пересушатся. Дела-то на пять-семь минут.

Лена заглядывает в духовку, проверяет торт палочкой. Готов. Он чуть остывает и сразу отправляется в холодильник. Вообще, застывать ему положено несколько часов, но мы договорились, что столько ждать не будем — остальное как-нибудь домыслю, реконструирую.

Сначала мы болтаем о разном — о том, что Лена написала и напечатала книжку стихов для Вани (для себя, несколько десятков экземпляров). Что сейчас также издает книгу про переживания женщины, у которой родился ребенок. Маленькие, тихие замыслы — поэтом она себя не считает, но то, что задумала, выполнит обязательно.

А потом вот рассказала историю своей любви с Андреем. Такая, с одной стороны, простая, но с другой — невероятная история. Рождественский сюжет для короткометражки. Не для большого экрана, но для клубного просмотра. Для тех, кто понимает, кто разбирается.

Мы решили, что ранний, скороспелый чизкейк можно уже пробовать. Но сначала котлеты. Дичь не спутаешь ни с чем: в ней как будто больше мяса. И действительно, сочные котлеты получились. Даже несмотря на то, что жарил их я.

А чизкейк правда замечательная идея. Вроде жирный такой — сколько сыра, масла, сливок вбухано, — а не чувствуется совершенно. Легкий, совсем не приторный. Сверху Лена усыпала его голубикой — а можно чем угодно, в зависимости от желания или от сезона.

Все произошло компактно, содержательно, вкусно. Мы уложились: раздался звонок, это Ваня вернулся.

По дороге домой я вспомнил слова Лены Пахомовой про то, что любить — это, скорее всего, жалеть. Вспомнил, потому что моя бабушка вообще никогда не говорила слово «любить». Она говорила «он ее жалеет», «она жалеет его». И слово «желанный» у нее было от слова «жалеть», не «желать». Желанный — значило у нее «умеющий жалеть, любить». Это, мне кажется, хорошая, правильная трактовка любви.