Классный журнал

Дарья Белоусова Дарья
Белоусова

Чистое как восход

07 сентября 2019 08:22
Конечно, актриса Дарья Белоусова пишет о чувствах. Но ведь также и о разуме пишет, который анализирует поступки. И хотя поступки героиня колонки совершает не вполне рациональные, им находится толкование, пускай для этого придется опереться на Пушкина. Но тема чести все объемлет.


Ну как-то вот отпуск все не начинался. И уже даже казалось, а нужен ли он тебе, хочешь ли ты его по-настоящему. И что в нем, собственно, делать с собой. Вроде бы помнилось это ощущение гармонии от одиночных прогулок пешком по незнакомым городам, от затерянности в мире, от того, что ты никого и тебя никто. Есть только музыка, свежий воздух, и никаких мыслей — только здесь и сейчас. Погода в этом году тоже подкачала, количество работы грозило стать фатальным и сделать из тебя ремесленника, да и непонимание происходящего в пространстве и жизни разрасталось огромным пушистым шаром, похожим на сладкую вату. А тут еще и заболела… Лежишь себе один в квартире, мамы в городе нет, друзей напрягать неловко, а про других… да, пожалуй, тоже как-то неловко. И вот лежишь такой в кровати в полубреду, смотришь на свою жизнь сквозь другую призму, как будто сверху. И внутренний критик начинает тебя разносить. Потому что я, конечно, знаю, какая я там талантливая, классная и разносторонняя, но возникает вопрос — почему же до сих пор не миллионер или хотя бы не человек, который может в любой момент делать все, что ему захочется, — играючи — без вот этих вот бесконечных психоделических препятствий, без поисков денег на собственное кино, без бесконечного усилия, не относящегося к творческой профессии, — найди, докажи, убеди. Ведь я читала там про Пушкина: откупорил шампанского бутылку, покутил, посмеялся, а потом сел — и разом «Онегин» или «Нулин». Шедевр! А потом к какой-нибудь горничной под подол фьюи-и-ить. Понятно, говорит мне внутренний критик, он гений, а ты нет. Мы, когда в театральный вуз поступили к великим педагогам — а надо сказать, у нас был легендарный курс, — то даже нам, таким классным, сразу сказали: ну… гениев среди вас нет. Ну, в таком случае гениев в принципе сейчас нет, подумала я, не знаю ни одного… Хокинг был, пожалуй, да и тот весь вышел. И вот лежишь ты весь такой температурный и думаешь… а ведь через сколько-то лет не будет мамы, а потом и любимого человека, который старше тебя на нцать лет, и ты вот так и будешь лежать тут такой одинокий, такой больной. Почти как в Томе Сойере: и Бэкки Тэтчер подойдет к моему гробу, заплачет и скажет: «Такой маленький, а так страдал!» На этой мысли я осекаюсь и говорю себе: нет. Нужно просто понять, что мы все мечемся, ноем, в то время как просто быть здоровым, здоровым и все — это кристальное счастье. Чистое, как восход, как говорит моя по-друга. Только бы быть здоровым, ну и чтоб твои все были здоровы. Ну и еще чтоб жили долго. А там ведь можно и горы свернуть. Я просто не умею лезть по головам и думать про деньги — мне элементарно лень этим заниматься. Вот если бы все свалилось просто так, случайно, играючи — вот это я понимаю. А я пока буду заниматься самым интересным занятием на планете — жить, сочинять, философствовать, рисовать и создавать. Как и всегда — не думая о том, как там себя продвинуть: это ведь скука смертная — думать об этом. А может, просто-напросто уверенности не хватает? Такой пуленепробиваемой. Как солнце.
 
— Да-а-аш.
 
— А.
 
Это мне позвонила соседка. Конечно, кто еще будет звонить, когда ты тут в сумраке сомнений блуждаешь. Только кто-нибудь архиневажный.
 
— А ты слышишь, что у тебя под окном вообще?
 
— Нет. А че там?
 
Я встаю с кровати и замираю прямо посреди комнаты. Ор, который раздается с улицы, вспарывает мне живот и не дает дышать. Что-то звериное, страшное, первобытное врывается в мой задумчивый меланхолический мир. Я крадучись подвигаюсь к занавешенному окну и сквозь щель наблюдаю. Какие-то тени клубятся около мечущегося человека. Человек, не прекращая истошно орать, валится к бордюру моего дома и с усилием бьется головой о парапет. В кровь. В мясо. Бьется и бьется. А они сделать ничего не могут. Мне становится страшно, так страшно, как может быть только где-нибудь в стае, где раненое животное раздирают шакалы.
 
Наркотики, соображаю я. Точно. Окна моей спальни выходят аккурат на окна небольшого флигеля, единственным обитателем которого является Серега-скульптор. Говорят, был талантливым, окончил академию вместе с Рукавишниковым. Но это вряд ли. Охранники соседнего богатого дома рассказывали мне давеча, что Серега этот спит в гробу — вот так прямо приколотил его к полу в мастерской и спит там. И баба его, черноволосая полубомжиха-полуведьма, тоже в гробу спит. Та еще гоголевщина, короче. У Сереги всегда черные руки, как будто он продолжает лепить и работать, но на самом деле, конечно, нет. Он говорит, что его Бог — это смерть и дьявол и что в подвале под домом зарыт танк времен Великой Отечественной и его внутренняя сущность видит этот танк так же явно, как вот вишню в нашем дворе. В общем, пока Серегу менты и «скорая» закатывали в дурку на профилактику от мнимого отравления, как они сообщат его восьмидесятилетнему отцу, я так и продолжала стоять у окна в необъяснимом страхе. Страхе от жизни, от непоэтичности, с которой она иногда так явно предстает перед нами.
 
А наутро я купила билеты в Петербург. Все-таки там и Пушкин, и Зимний, да и вообще… «им овладело беспокойство, охота к перемене мест».
 
И вот спустя меньше недели, встав до неприличия рано, я уже стою в аэропорту. Очереди, давка, все дела. Подхожу к стойке…
 
— А вашего билета нет.
 
— Как это?
 
— А вы купили его на следующий месяц.
 
— Твою мать.
 
Внимание, конечно, мой конек. Давно говорю, что мне нужны гувернантка и дворецкий, которые все бытовые вопросы будут решать за меня. Возврат, конечно же, оказывается невозможным, как, впрочем, и обмен. Я возвращаюсь в свою квартиру. Пью кофе минут десять, не больше, потом завожу машину и, решив, что не буду искать вечерних рейсов, стартую в Петербург на собственном автомобиле. Давненько я этого не делала, тем более спонтанно, но… в этом вопросе главное не упустить первый импульс. Не слушать никого и успеть сделать все до того момента, пока здравый смысл возобладает. Так, кстати, в любом деле. Но никогда нельзя упускать шанс бросить себя в одиночество, в не до конца комфорт — только там выявляются все проблемы, которых в суете ты мог не заметить, не оценить.
 
Я снова думаю о нем. Три года этой всепоглощающей любви, которая открыла во мне новые грани. Те самые, о которых я и не догадывалась в себе. Вся эта история похожа на сказку о Русалочке. На самую печальную сказку в мире. Похожа тем, что цена высока. Хочешь быть человеком — хорошо, но у тебя не будет голоса и каждый твой шаг будет так болезненно делаться, будто ты ходишь по лезвиям.
 
— Ты хочешь, чтобы он бросил жену? — спрашивает меня подруга.
 
— Да, — с уверенностью говорю я. Я люблю его. Я уверена. Я всегда была уверена. С самого первого взгляда, когда этот огненный шар влетел в меня, не спрашивая разрешения. Оно так и бывает. С утра будто что-то дрожит в середине груди. Ты не понимаешь что. Почти поднимается температура. Или она действительно поднимается. И ты ходишь, не понимая, что с тобой, откуда этот озноб и страх. А потом вдруг видишь его. Он просто заходит в кадр. И ты точно знаешь, что это он. И как же высока цена. Но спустя три года, как и в первый день, и даже сильнее, ты видишь его лицо и плачешь. Только от того, что это его лицо. И только от того, что ты его видишь.
 
Я еду в своей машине… ритм дороги укачивает, успокаивает, делает меня почти невесомой. Волны сменяют одна другую: то кажется, что ты устал, то вдруг слышишь давно забытый трек «Двое не спят… двое сидят у любви на игле» и испытываешь взрывающее нутро счастье, то вновь возвращаешься в себя и думаешь, думаешь… какова же цена всего этого объема.
 
— Так ты действительно хочешь, чтобы он бросил жену?
 
— Ага.
 
— А ты не боишься сойти с ума? Если он будет жить с тобой постоянно, изо дня в день? Ты разлюбишь в три месяца. Даю тебе гарантию.
 
— Я очень боюсь, что, если он выберет меня, он сломается. Я боюсь, что у него не хватит сил остаться собой. Потому что у него отберут все, а он и так не до конца крепок. Он много пережил. И я очень боюсь, что он придет, но придет надломленный. И я тот рыцарь, который убьет дракона и сам станет драконом. Но это дело чести. Дело веры в высшую точку друг друга. В способность ее удержать. Даже в момент, когда ставки беспощадно высоки и барабан игры вращается с обезоруживающей скоростью. Иначе ничего не имеет смысла и мы все проиграли.
 
— А-а… То есть все люди планеты проиграли, если твоя любовь не победит?!
 
— Конечно, да. Если каждый… в каждом из нас — в людях — не победит любовь — значит, мы все проиграли. Это точно так. В каждом она должна победить.
 
Я еду к Пушкину и думаю о Пушкине. Думаю о том, что же там у него внутри за монаршая воля на все. На жизнь. Обезоруживающая витальность. Огонь внутри, заставляющий за неправду и несправедливость — на дуэль. На смерть. За абсолютное добро внутри себя. Я еду и думаю, что честь — это сродни этой самой воле. Это сродни тому, что ты едешь на машине из точки А в точку В и не отпускаешь руль. Держишь его даже тогда, когда хочется спать. Держишь. Держи-те. И пусть любовь победит. Это дело чести.  

Колонка Дарьи Белоусовой опубликована в журнале "Русский пионер" №92. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Дарья Белоусова, честь, Современник
Рекомендую
1 1589
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    7.09.2019 11:40 Владимир Цивин
    Разбередить боль по прекрасному

    Случайно, на ноже карманном,
    Найди пылинку дальних стран,
    И мир опять предстанет странным,
    Закутанным в цветной туман.
    А.А. Блок

    Корсет несвободы да по воле тоску,
    не так ведь и много, коли надо певцу,-
    то всеми нюансами, оттенков ласки,
    то трепетными роптаниями с утра,-
    струятся искрами, не зря здесь краски,
    знамений, смыслов и слов естества.

    На разных языках, разными словами,
    изображена вокруг, коль уж загадка красоты,-
    завороженными чудными мечтами,
    не случайно ждут и жгут, художника ее черты,-
    так в океане безликого, до мыслей пока и слов,
    ведь проплывало когда-то, проглядывая из оков.

    Творение великое, еще грядущих веков,
    человеческим ликом, в очертаниях облаков,-
    всеобщую подтверждая вторичность,
    метафоричность раз в природе вещей,-
    не в том ли и величие личности,
    что мир весь может отразиться вдруг в ней?

    Лишь гармонией, поверив Кумира,
    коль вдруг понять же, обретая простоту,-
    что Бог истинный, подлунного мира,
    Поэт высокую, творящий красоту,-
    не зря ведь, как Икара и Дедала, людей всегда манила высота,
    недалека когда от идеала, корысти неподвластна красота.

    Пусть вдруг нежно-прекрасные розы,
    что куда-то трамваем везли в целлофане,-
    посреди окружающей прозы,
    оказались беззащитны как будто в бане,-
    да деянья дня для, веря лишь в лучи,
    чтит ведь гимны огня, вечность и в ночи.

    Неспроста, традиционным пусть обрядом,-
    раз всегда, добра и зла здесь драмы рядом,
    искушая чертовщиной вычурной разум,
    лишь же чуть холодеет, как будто улыбаясь луна,-
    чтобы фраза музыкою стала не сразу,
    точно в кружевцах лужиц, купающиеся купола.

    Вьется витиеватой строкою,-
    пусть мысль сквозь сплетенья теней,
    чтобы понять вдруг что-то такое, что и света и тьмы святей,-
    да хрупки ходы вдохновенья, души сквозь вселенскую мглу,
    раз длиться недолго мгновеньям,-
    подвластным сердцу и уму.

    Пускай же Поэты случаются, лишь кем-то коль замечаются,
    как ни старайся кто, всё зря, украсть красу вещей нельзя,-
    спор, смотрящих на мир со своих высот,
    с тоскою и грустью порой красот,-
    и, наоборот, красующихся пустот,
    ведь только культура одна разберет.

    Раз и нетленная природа, черпает свои силы там,
    где ею данная свобода, приводит к всходам и плодам,-
    нам обиды бы все забыть,
    не заботясь о судьбе по напрасному,-
    бденье бренное разбудить,
    разбередить боль по прекрасному!
92 «Русский пионер» №92
(Сентябрь ‘2019 — Сентябрь 2019)
Тема: честь
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое