Классный журнал

Ахшар и Джимара

28 марта 2019 11:57

Электричество — это всегда шанс. На свет, на тепло, на еду. Значит, тот, кто дает людям электричество, может и должен стать пионером-героем «РП». Обозреватель «РП» Александр Рохлин отправляется в горное село Джимара, потому что именно там Ахшар Асланбекович Варзиев своими руками соорудил турбину, построил гидроэлектростанцию и дал людям электричество. Это наш герой.

Было нас в ущелье трое. Я, луна и фонарь на краю Джимары. Про фонарь говорили: он блаженный, заколдованный, светит днем и ночью пятнадцатый год подряд, ничто его не берет. Луна, понятное дело, сидела на горе, и ей оттуда даже горбатый Казбек был виден. Она заливала небо, ущелье и Джимару бесплатным голубоватым молоком. А я спал в вагончике на огороде, за которым обрыв, и все… Мороз — минус десять. И я хитро спал: в шапке, двух свитерах, в двойных носках под одеялом… Чтобы чаще просыпаться и одним глазом смотреть в окно вагончика. Там, в синем молоке, горели россыпью звезды и дремали под снежными шапками громадные сине-черные хребты. Они тоже присматривали за мной, за чужаком. Так мы и разглядывали друг друга, по очереди, всю ночь. А она здесь, я вам скажу, никогда не заканчивается. Тишина замаринована в лунном молоке так густо, что ее лопатой не разгонишь. И думаешь: откуда утру взяться? Нет для света никаких прав. Все права во тьме, у вечности. Только один дурак с этим не согласен — фонарь на крайней улице Джимары. Он упорно горит. Понурив голову, смотрит в ущелье, а в пяти шагах от него уже ничего не видно.

В шесть утра я услышал шаги, скрип железной калитки и поступь, которая человеку принадлежать не могла. Кто-то шумно вздохнул под моей дверью и словно шершавой тряпкой прошелся по стене. Я встал и открыл дверь. За порогом стоял огромный кусок шерсти с черной головой и рогами. Я зажег лампу. Морда повернулась, и один огромный блестящий глаз уставился на меня из темноты с испугом и любопытством.

У Джимары есть хозяин. Понятное дело — Господь Бог. Но с ним общаться затруднительно. Поэтому есть ответственный небожитель поменьше рангом — Уастырджи (он же святой Георгий). Но он для всех аланов один. А вот для Джимары, села под горой с одноименным названием, главный управляющий — это Ахшар Асланбекович Варзиев. Ему от небожителей делегированы права о Джимаре радеть, болеть, печаловаться и на весь мир ее прославлять. Весь Кавказ знает про Ахшара и Джимару. И тому много причин. Самая известная в том, что Ахшар Асланбекович построил на реке Мидаграбиндон гидроэлектростанцию. Своими руками, конечно. Поэтому электричество в Джимаре есть всегда. По крайней мере, во дворе Варзиева. Жилых дворов в горном селе из шес-тидесяти осталось всего семь. По закону он не имеет права делиться электроэнергией ни с кем из односельчан. Но когда беда приходит, тут уж не до формальностей. Поэтому Мидаграбиндон бежит — свет в Джимару идет.

Ахшар стоял у изгороди и провожал важную процессию. В темноте шли по улице быки. Медленно, с опаской, словно тащили за собой невидимые обозы или пушки и боялись оступиться. За домом Варзиева они поворачивали наверх, к склону священной горы, под которой ютились домики и башни Джимары. Рано или поздно должно было выйти солнце. И предрассветное шествие быков было тому порукой.

— Мы здесь живем более двух тысяч лет, — сказал Ахшар Асланбекович, не отрывая глаз от бредущих быков.

Не вызывало ни малейшего сомнения. Если даже одна ночь здесь длится почти вечность.

— Раньше хоронили за холмом. А потом там нашли древнейшие захоронения… Знаешь, как аланы оказались здесь, на Кавказе?

— Нет. Не знаю.

— Наших много жило по всему древнему миру. И часть расселилась в Крыму. Вот примерно две тысячи лет назад… И самые умные из них придумали… огнестрельное оружие.

— Огнестрельное оружие? — переспросил я.

— Да. Но местные старейшины поняли, какую опасность несет в себе это открытие… Они правильно рассудили, что таких умных рядом держать нельзя. Поэтому их убили, а тех, кто попроще, переселили в горы… С тех пор мои предки здесь и живут.

Я подумал, что не соглашаться с Варзиевым глупо. В конце концов, именно осетин из Джимары построил первую частную гидроэлектростанцию на Северном Кавказе, а не кто-нибудь еще… Последний бык проследовал мимо нас, озираясь на прощание.

— Далеко они уходят? — спросил я.

— Увидишь, — ответил Ахшар. — Летом приходится за ними по горам бегать и искать. А сейчас холодно и домой тянет…

Мы помолчали. В горах не тянет к многословию. Быки поднялись по терраске, между каменными изгородями давно опустевших дворов, за границу села и разбрелись кто куда… В Джимаре снова все стихло.

— Раньше в центре села было место, где собирались старейшины, — сказал Ахшар. — На площади — полукруг из камней. Они сидели на них и решали вопросы. Мой прадед был судьей, судил кровников… До 175 лет прожил и с Наполеоном воевал… А когда вопросов не было, они все равно сидели и следили за временем.

— Как это — следили за временем?

— Солнце появлялось в определенном месте на склоне… в определенный час. И они его провожали…

Площади для старейшин давно нет в Джимаре. И самих старейшин нет. Некому за временем следить…

Как я здесь оказался? За день до этого Ахшар Асланбекович вез нас из Владикавказа к себе домой через Фиагдонское ущелье. Мы только начали подниматься вверх, когда он резко свернул к реке и остановился. Здесь находится придорожное кафе «Тагардон» с каким-то знаменитым осетинским шашлычником. Шашлычник, правда, был в отпуске. Да и не он нас интересовал в тот момент. На берегу горной реки стоит предмет гордости Варзиева — турбина ручного производства. Гидроэлектростанция — удивительное миниатюрное сооружение. Похоже на детское колесо обозрения. Но все по-взрослому: винты, лопасти, приводы, двигатели и аккумуляторы энергии. Это самый доступный образчик «кулибинства» Ахшара. Протянуть сюда электричество стоит миллионы рублей. И никто не станет этого делать ради какой-то шашлычной. Построить же умную турбину из автомобильных запчастей в сотни раз дешевле. Но умеет это только выпускник Владикавказского политехнического института Варзиев. А кажется со стороны — просто детская забава: колесики, шестеренки, карданчики… и водичка бежит. И лампочка загорается.

Ахшар демонстрирует станцию. Схема такая… Вода свободно падает на лопасти двух турбин. Лопасти, они же крылья турбины, выдают 13 оборотов в минуту. Карданный вал от винтов передает вращение к редуктору. С одной стороны 13 оборотов, с другой — уже 40. Редуктор, в свою очередь, передает вращение на генератор от «КамАЗа» через ременную передачу, а здесь на выходе уже 1800 оборотов, 24 В, 50 А. А от генератора, как в обычном автомобиле, энергия передается на аккумулятор. И дальше на все лампочки и приборы «Тагардона». Стабильно и ежедневно-еженощно 6 кВт и 220 В.

Колеса крутятся с разной скоростью. Как зарядятся — медленнее, а потом опять «бегут». Вся конструкция имеет способность подниматься и опускаться. В зависимости от количества воды в реке. Весной и осенью.

— А крестовину они не смазывают, — замечает мастер, оглядывая гидроэлектростанцию. — А я им говорил: смазывайте. И век будет работать.

Вот такая «карусель» на Тагардоне. И каждый проезжающий обязательно остановится посмотреть на диковинную крылатую машину. И вспомнить род Кулибина добрым словом. Оказывается, «хитрые турбины» Варзиева пользуются спросом не только в Фиагдоне. И в Кабарде о нем знают, и даже далеко за Уралом. В Курганской области тоже есть места, где река дает человеку энергию по схеме Ахшара Асланбековича.

Я завороженно смотрю на фонарь под навесом. Стыдно сказать, что приводит меня в изумление… Лампочка светит не потому, что я кнопку нажал. А потому, что дюжина механизмов в одну рабочую цепь выстроилась, чтобы силу воды в силу света преобразовать.

Если бы я такое умел, думаю я, я бы на каждом углу только об этом и пел. Про красоту родных рек и чудо-свет из моих рук.

Но Ахшар Варзиев, конечно, не такой. Он серьезный человек, и у него душа болит. И о многом…

— Я ходил к главе Владикавказа и говорил ему: уважаемый! У нас есть река Терек? Есть! Я построю корабль, как понтон, обошью железом, привяжу его канатами к берегам. А внутрь поставлю турбины, как колеса к пароходу. Колеса будут крутиться. Вода — бежать. Дым из трубы — валить. Настоящий пароход. И иллюминация по всей набережной!

— Это был бы первый в истории корабль на Тереке! — в восторге восклицаю я.

— Да! — отвечает Варзиев. — Был бы первый. Но глава сказал: а мне что с этого будет? А потом казну городскую прихватил и в бега подался…

Мы съезжаем с Фиагдонского шоссе на проселок.

Здесь, на перекрестке, камень стоит. Первый памятник Ленину. Варзиев говорит, что осетины приволокли его с гор и установили прямо в день смерти, 21 января 24-го года. Верю… До Джимары по горной дороге еще 16 километров. И здесь Ахшара Асланбековича пробирает. Сердце его переполнено.

— Мой отец 44 года проработал экскаваторщиком на дороге. У него орден Ленина был. Так что у меня от него любовь к… ней.

— К кому? — не понял я.

— К дороге! Вот, смотри…

Я и так смотрю, сворачивая шею в разные стороны от невероятных красот.

Но Ахшар Асланбекович видит другое.

— Разве это дорога? Это позор. Не убрана. Не чищена. Никто за ней не ухаживает. Не следит… А я сколько раз к министру ходил, просил: дайте ее мне… Это же наша дорога жизни, моя дорога! Она в Джимару упирается, к моему дому ведет. Я бы ее в порядок привел, обустроил, подсыпал бы, кюветы и дренажные канавы рыл, родники бы убрал — от них же наледь… Отбойники выставил, покрасил… Все бы обновил… За копейки работал и людей бы нашел… Была бы не дорога, а счастье…

— И что министр? — на всякий случай спрашиваю я.

— Им не нужна Джимара…

Мы молчим. На мой взгляд, дорога не так уж и плоха. То есть она совсем не убита…

— Когда выпадает снег, хоть день, хоть ночь, я уже готов… К «уазику» цепляю что-то вроде ковша и выезжаю грейдить. Я люблю дорогу строить… Все остальное, ГЭС — так, второстепенное. А она — главное. Только ею бы и занимался.

За перевалом мы въезжаем в село Фазикау. Пустынно, тихо, кошки сидят на голых деревьях.

— Было время, мы три года строили новую дорогу, — не унимается Ахшар. — Гору рубили, пилами ее резали, чтобы от Джимары к Владикавказу быстрым путем спуститься. А потом опять все встало… Тоска.

Как мне утешить Ахшара Асланбековича? Будь моя воля, я бы пароход по Тереку точно пустил.

— Расскажите про отца, — прошу я.

— Мой отец однажды откопал скелет древнего великана, — сказал Варзиев. — Работал на экскаваторе и случайно на-ткнулся. Этот великан был семиметрового роста. Мой отец его шагами измерил. А кость у него была толщиной с мою руку…

— Кто же это мог быть? — осторожно спросил я.

— Древний алан. Наши предки такими были.

— И что же ваш отец с ним сделал?

— Обратно закопал.

— Зачем?

— Его могилу нельзя было нарушать. Великая беда бы случилась. Зло могло вырваться наружу. Так мне отец говорил… В тот день, когда он его откопал, Китай напал на Советский Союз.

— Это… на Даманском острове? — уточняю я.

— Да. Поэтому он его закопал. И война быстро кончилась…

И дорога наша кончилась. Мы въехали в Джимару.

…Ночь. Луна. Ущелье. Фонарь. Быки на дороге. Дымящиеся навозные лепехи. Каменные изгороди тянутся вверх, к родовым сторожевым башням. А у башен пустые темные глазницы.

Женщина идет по направлению к нам, опираясь на палку.

— Это Мария Яковлевна, — говорит Ахшар. — Геолог. Работала здесь. Замуж вышла, всю жизнь прожила, мать привезла из Воронежской области, схоронила, мужа схоронила, старшего сына схоронила. Теперь — почти одна.

Женщина поравнялась с нами, подняла голову. На поясе у нее бинокль. Она использует его вместо очков.

— Доброе утро, Ахшар.

— Доброе утро, Мария Яковлевна.

— Вот. Решила пройтись. Ты своих уже проводил?

— Да, ушли быки. И ваши тоже.

— Ах, сколько оставили после себя… — Она ткнула палкой в свежую навозную кучу. — Некрасиво это. Центральная улица села…

— Я уберу, Мария Яковлевна… Как ваши дела?

— Нет дел никаких. Хожу, пока не померла.

— Сын вернулся из города?

— Да. Привезли его на грузовике. Слава богу, есть добрые люди. А то он опять ходил… жаловаться в сельсовет, что самолеты над ущельем летают и ему от них плохо становится…

— Приходите к нам сегодня… — сказал Варзиев. — Вы же хотели на свое село под Воронежем посмотреть. Сын включит карту в интернете…

Мария Яковлевна поднесла бинокль к глазам и произнесла:
— Еще один день пришел.

Как выглянуло солнце над Джимарой, я проглядел. Я все пропустил. Обернулся, а острый треугольник вершины уже сиял желтым светом и ветер поднимал над ним вихри снега. Сразу все изменилось. Сумерки прорвало, как плотину на реке. Свет струился над нашими головами, заполняя Джимару с ее башнями, домами и дальше: долину реки, ущелье, дорогу на Даргавс. Небо стало ослепительно холодным и синим. А холмы на востоке — бурыми и рыжими.

Старая женщина опустила бинокль и произнесла:
— Теперь пойду назад.

И побрела к домику с красной крышей.

Отец Ахшара тоже пытался дать свет селу. В 1967 году он построил на реке, возле старой мельницы, первую станцию, которая на выходе давала мощность в 1 кВт. Еле-еле на три лампочки хватало. Но под ними маленький Ахшар уже делал уроки, вместо керосиновой коптилки. Через два года во время наводнения станцию смыло и занесло песком. В 76-м году сюда протянули линию из Фиагдона. Она работала так себе, дрожала и выключалась от любого ветра… А когда Ахшар вошел в возраст и силу, он решил электричество приручить окончательно. Тем более что ему это для дела надо было. Он собирался резать камень на продажу, а штрипсовые пилы на честном слове не работают… Дело ему зарубили в очередном министерстве. Но к тому времени он поймал реку. Обложил большими камнями и построил водовод в 70 метров длиной. Этакая маленькая, изящная водная дорожка с рукотворными берегами вдоль старого русла. Водовод заканчивается семиметровым перепадом — 450 литров в секунду падает на лопасти турбины Джимарской ГЭС — и дальше по схеме, как и было рассказано выше. На выходе стабильные 10 кВт.

Семь лампочек горит в Джимаре. Шесть во дворе у Варзиева. И еще одна, заговоренная, в ущелье…

— Джимара — это священное место, — говорит Ахшар Асланбекович. — Нам нельзя отсюда уходить. Сюда надо дорогу проводить, и жизнь снова вернется… А силы здесь — ой-ой-ой!

Мы сидим во дворе хозяина Джимары, на лавочке под навесом. Градусник на солнечной стороне показывает фантастическую цифру в +40. Из-за перевала в долину входит теплый южный фронт. И ветер несет запахи — турецкой? иранской? сирийской? — весны.

— Ты про последнюю среду в году знаешь? — спрашивает Ахшар.

— Что с ней? — переспрашиваю я.

— Последняя среда в году отдана дьяволу. Его полагается правильно проводить. Чтобы он в следующем году не докучал. Готовят особую еду… И вот одна старуха в нашем селе… бес ее попутал. Она украла в среду кусок пластиковой трубы. И в нее вселился дьявол. Она стала такая страшная, что нашего главного силача, мужика, который мог движок от ЗИЛ‑130 на плечах носить, она швыряла как кутенка. Никто не мог с ней справиться. Тогда ночью ее привязали к трактору и потащили на гору. Она так упиралась, что трактор еле шел на первой скорости, с дымом. А как она рычала! Люди в ужасе сознание теряли, не могли вынести… На священной горе над ней провели обряд очищения и изгнали беса. И она стала как прежде…

— А где гора эта?

— Вот она… — И Ахшар Асланбекович показывает рукой на холм, нависающий над селом.

На рыже-бурых, бесснежных склонах священного холма паслись кони и черные джимарские быки…

Колонка Александра Рохлина опубликована в журнале "Русский пионер" №89. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все