Классный журнал

В порядке очереди

04 марта 2019 08:15

Пианист Борис Березовский — фаталист, поэтому сомневался, стоит ли ему делать колонку в номер, который посвящен идее использования эфемерного шанса. Но потом, видимо, понял, что фатализм — это и есть цепь последовательно использованных единственных шансов. Об этом и рассказал.

Самый главный счастливый шанс, который выпадает человеку, — это шанс родиться. Ученые говорят, что шанс появиться на свет у каждого из нас — один к триллиону: там много всего должно совпасть в нужное время в нужном месте. То есть рождение само по себе — это уже большой шанс в жизни. А вообще, это все напоминает истории из жизни животных. Когда маленькие крокодильчики появляются на свет, только один из сотни выживает, потому что, пока они маленькие, их все клюют, едят, потому что знают, чем это закончится, что вырастет из этого маленького существа. Получается, меня можно сравнить с таким пианистическим крокодилом: меня не успели сожрать, и вот теперь я большой и кусаюсь.

Был ли конкурс Чайковского моим счастливым шансом? Опять же — это было запрограммировано, все произошло так, как должно было произойти. Когда я участвовал в жеребьевке конкурса, я вытянул номер 100 (было примерно 130 участников). Я тогда почему-то сразу подумал, что получу первую премию, потому что число 100 само по себе очень сильное. При этом я не сторонник погружения в нумерологию, потому что излишнее увлечение такими вещами делает людей очень серьезными, они уходят из социальной жизни. Есть люди, которые просчитывают ноты Баха, находят там математические формулы. Мне кажется, что музыку проще и легче воспринимать эмоционально, а не аналитически.

Многие думают, что везет талантливым и сильнейшим. Не надейтесь. Жизнь устроена так, что вообще нельзя ни о чем с уверенностью сказать, иначе все было бы очень просто.

Мой педагог Александр Игоревич Сац дал мне однажды совет: постарайся сперва понять разницу между исполнителем и композитором, а потом между композитором и Богом. Я рос в такой среде, где был культ исполнителя. А Александр Игоревич как раз показал мне то, что в действительности является правдой. Разница между композитором и исполнителем чудовищная. Естественно, чтобы музыка звучала, нужен исполнитель, но это несопоставимые величины. Я до сих пор твердо придерживаюсь этого правила и понимаю свою роль.

Нужно играть там, где чувствуешь себя как дома. Для меня такое место — зал Чайковского Московской филармонии, и мне менее приятно играть в Большом зале Консерватории, где атмосфера более академическая, где очень много снобизма. В зале Чайковского я себя чувствую очень хорошо, я даже иногда хожу туда заниматься. Там такой бардак в хорошем смысле: и народники рядом, и хор, и танцы. Я люблю один класс, из которого есть выход на балкончик. Играешь что-нибудь свое заумное, а потом выходишь, а там свист, пляски — танцует ансамбль им. Моисеева. Атмосфера в филармонии мне нравится тем, что там смешано очень много разных стилей. Там бывают и поэтические концерты, и эстрадные — это гораздо более разнообразная площадка, чем зал Консерватории.

У классической музыки есть три основных источника, которые ее питают. Это народная музыка, религиозная и чисто эстетика, французская традиция — это то, что называется «игра в бисер». И самый древний и лучший источник — это, конечно, фольклор. В нем есть жизнь. Игра в бисер — это безумно красиво, рафинированно, но в такой музыке нет настоящей жизни. А в религиозной музыке нет тела. Мне кажется, что фольклор соединяет в себе все. На самом деле настоящий фольклор очень сложный. Только диву даешься, как люди без музыкального образования создавали такие сложные многоголосные шедевры, удивительные ритмы. Другое дело — очень сложно отделить настоящий фольклор от того фольклора, который нам насаждался в советские времена. Песня про валенки — это на самом деле не фольклор. Настоящий фольклор феноменально разнообразен, он ритмически и полифонически сложен, он восхитителен. Мудрость народная — одна из основ музыки.

Но и в классике есть примеры простоты. Чайковский, мой любимый композитор, слезоточив до неприличия — столько эмоций, переживаний и чувств в его музыке. И это достигается простыми средствами. Где-то в 45–46 лет я понял, как это невероятно сложно в искусстве — быть простым и гениальным, когда буквально одна музыкальная фраза так сильно воздействует на слушателя. Кажется, что написано просто, а на самом деле — невероятно сложно. Проще написать современную симфонию с огромным количеством диссонансов, эффектов, чем мелодию колыбельной Чайковского, которая вызывает слезы. Для меня это и есть признак гениальности. Все эти усложнения в классической музыке Чайковский не очень любил, потому что он чувствовал, что главное — это простые эмоции, без которых невозможно жить.

Я спокойно принимаю все перемены. Был период, когда я жил за границей. Теперь живу в Москве. В России феноменальная культурная жизнь — в Москве, Питере, Казани и многих других городах. Я очень люблю русский театр, обожаю Островского. Такого разнообразия, как в Москве, в плане спектаклей, выставок и концертов нет ни в одном городе мира. Но я очень любил и люблю Лондон. У меня была давняя мечта — купить черный кэб, уникальное лондонское такси. Оказалось, что его можно купить за копейки и спокойно ездить на нем по городу. Я был удивлен, потому что всю жизнь думал, что для покупки такси нужна лицензия, но нет — покупаешь и ездишь. У меня был личный черный кэб, и особенно мне нравилось, что внутри был установлен счетчик. Иногда люди останавливали, насильно врывались в салон — особенно в дождь. Помимо любви к этим автомобилям была и еще одна причина покупки, чисто практическая: я мог использовать автобусную линию. В Лондоне полиция никогда не останавливает, особенно таксистов, так что я три года совершенно спокойно ездил по автобусным линиям, сэкономив очень много времени в пробках. Ко мне всегда с уважением относились на дороге, пропускали — как-никак ты работаешь.

Бывают в жизни абсолютно непрогнозируемые встречи. Мог ли я подумать, что буду принимать у себя в гостях маму Бориса Абрамовича Березовского? Сын купил ей замок на юге Франции, в котором стоял рояль. Одному из ее телохранителей нечего было делать, и он стал играть на инструменте. Ей так понравилось то, что он играл, что она подумала: кому бы его показать? Ей был нужен совет профессионала, что делать с талантом ее телохранителя. Естественно, она захотела показать его мне — понятно, по какой причине. Я был первый пианист, которого она вспомнила. Я тогда с семьей жил в Лондоне, она приехала к нам домой, привезла очень много подарков: куклы Барби, огромное количество духов… Ее телохранитель мне поиграл, я его послушал. На этом все и закончилось. Он просто перебирал клавиши. Я посоветовал ему, конечно, сразу записать диск на Deutsche Grammophon. Вот такая комедия. Потом они уехали, и больше я их не видел.

Стать успешным и знаменитым во многом помогает просто везение. Попасть к хорошему педагогу, родиться в благополучной семье — это все везение. Чтобы кирпич на голову не упал, чтобы с женой повезло — представьте, какое количество удачных совпадений должно произойти, поэтому я все-таки не верю в шансы. Я думаю, что мы запрограммированы. Эту программу по-другому можно назвать судьбой.

Война всегда обостряет фатализм. Когда я посмотрел спектакль Петра Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня», я еще раз убедился в фатализме нашей жизни. Два парня, один из австрийской деревни, а другой из русской, уходят на войну. Парень из русской деревни погибает, причем погибает не от рук немцев, а в результате чудовищной глупости — попадает под огонь своих же войск. Австриец попадает в плен и становится мужем женщины, которая ждала как раз того погибшего русского парня. Эта история очень правдива: именно так все и происходит в нашей жизни.

Мой фатализм проявляется в житейской мудрости, что не нужно особенно настаивать на чем-то. Если суждено, то суждено. Ты делаешь заявку, пишешь просьбу в высшие инстанции, а дальше она рассмат-ривается в порядке очереди — я не знаю, какая там бюрократия. И дальше что-то либо происходит, либо не происходит, вот и все. А переживать по этому поводу не стоит.

Колонка Бориса Березовского опубликована в журнале "Русский пионер" №89. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Борис Березовский, шанс, фатализм, классическая музыка, фольклор