Классный журнал

Капитан, Океан и воля

25 февраля 2019 09:11

Водная стихия — это, чего тут спорить, классика воли. Море, океан, волны. А кто лучше моряков знает все выкрутасы и фокусы этой стихии? Вот вам пропитанная солью ода морской вольности в исполнении моряка и даже капитана Дмитрия Жигулина.

Находясь подолгу в Океане, я познаю его волю. С удовольствием. Благо объясняет он доходчиво.

2002 год, август, я — второй помощник капитана. Рейс Durban, South Africa — Kobe, Japan. Груз — цитрусовые. В ЮАР очень вкусные апельсины и грейпфруты, японцы их любят. Они всё любят качественное. Бывая в Японии, нельзя это не заметить.

Мы проходили Taiwan, и, заступая на вахту в 12:00, я составил noon report, в котором помимо пройденного за сутки расстояния, израсходованного топлива и некоторых других параметров также указываются состояние моря, направление ветра и видимость. Это был солнечный день, море спокойное, видимость отличная. Не хватало оливки в бокале мартини у бассейна для завершения идиллической картины.

Вахта прошла спокойно, и поэтому наэлектризованный разговор капитана со старпомом, который менял меня в 16:00 на ходовом мостике, вызвал неприятные ощущения и оставил неприятный осадок. Особенно слова капитана: «Мы его обгоним!» Было непонятно кого, так как пароходов вокруг не было, а вступить в разговор и спросить «кого?» было бы проявлением отсутствия субординации, поэтому с мостика я удалился, не узнав, о ком идет речь.

В 00:00, заступая на вахту, я узнал, кого имел в виду капитан. Typhoon Rusa шел на северо-восток, пересекая линию нашего курса, и обогнать мы должны были его.

Капитан, к слову сказать, являлся социопатом, и это был его второй рейс в должности и, как выяснилось позже, первый в азиатском регионе, регионе тайфунов. Капитан проявлял волю, он бросил вызов тайфуну — этому магическому проявлению воли Океана.
Накат уже был ощутимым, скорость судна снизилась, ветер крепчал. Уходил я с мостика, понимая, что нас будет покачивать. Это был мой первый тайфун. Я не знал, что это, я не был с ним знаком.

Придя на мостик в 11:50 для заступления на вахту, я обнаружил третьего помощника, которого должен был менять, абсолютно зеленым, в глазах у него читался ужас и невыносимость физических страданий. Морская болезнь им занималась последние четыре часа.

Я приступил к заполнению noon report и заметил, что от вчерашней идиллической картины не осталось и следа: волна — 6 метров, видимость — ноль, ветер — 50 узлов, скорость судна упала до 4 узлов, и было понятно, что шансы на обгон пренебрежительно малы. К вечеру они растаяли полностью. Мы были в морском аду: Typhoon Rusa взял нас в оборот.

Судно, каких бы оно ни было размеров, не должно находиться в зоне действия тайфуна. Его воля сильнее, она всепроникающая и всепоглощающая. В этом мы стали убеждаться, когда сработала сигнализация, указывающая на поступ-ление воды под полубак. Это помещение — вотчина боцмана, там хранились краска и смазка для грузового такелажа, того и другого по тысяче литров, в кандейках по 18 литров. А также швартовные концы, стальные тросы и всякая всячина, которой боцман нашел там место. Гидравлические насосы швартовного и якорного устройств. Все это закреплено по-походному, но амплитуда качки была настолько жестокой, что когда это все вступило во взаимодействие с поступающей в отсек забортной водой, то получило дополнительные степени свободы, перестало быть закрепленным и замешалось в коктейль, который боцман запомнил на всю жизнь. Узлы, которыми переплелись швартовы и тросы, не вязал никогда ни один моряк. Все это не подлежало дальнейшему использованию, это должно быть только выброшенным. Что делать с водно-краско-смазковым коктейлем? Полубак затопило полностью, и как эту зловещую жидкость откачать, над этим после мы ломали голову несколько дней.

Тем временем мы оказались в так называемом глазу тайфуна, в его центре. Как-то внезапно стих ветер, и слегка прибилась волна, и даже скорость судна начала расти с отрицательных двух узлов до двух узлов вперед, однако мы еще не знали, что нас ждет впереди, хотя мы в принципе оставались на месте, при совсем не работающем двигателе. Через несколько часов тайфун, продолжая свое неспешное, но уверенное разрушительное движение к берегам Южной Кореи, накрыл нас своим тыловым сектором. Это было невыносимо.

Спасательный плот, который крепится на баке (передняя часть судна), при очередном погружении в одну из в хаосе двигающихся волн открыло, и он был готов отправиться в плавание отдельно от судна, но каким-то чудом его задержало, расперло в шкафуте, и в таком состоянии он был обнаружен через три дня, когда появилась возможность отправить на палубу команду без риска быть смытой, как этот плот. Во втором трюме, в некоторых местах, паллеты, получив те же дополнительные степени свободы, что и материалы под полубаком, сместившись, превратили апельсины в джем. Получателем груза было министерство сельского хозяйства Японии, и поэтому степень и глубина проверок, которые нас ждали по приходе в порт, были очень напряженными.

Это было настолько показательным примером для меня, будущего капитана, что теперь всегда, когда по прошествии 11 лет в должности мне приходится в сезон тайфунов выбирать, проявить ли волю или с уважением отнестись к воле Океана, я выбираю уважительное отношение к воле Океана и стараюсь держаться от центра тайфунов на расстоянии 300 миль.

Но бывает так, что в силу обстоятельств приходится оказаться ближе, как это случилось минувшим летом, когда при переходе из Южной Кореи в Японию мы оказались между двумя тайфунами. Однако эта история не такая интригующая, как та, случившаяся со мной 16 лет назад и так сильно повлиявшая на мое представление о том, что, проявляя волю, я своим решением вступаю во взаимодействие с другими силами и ответственность за свое решение мне нести перед ними и в первую очередь перед собой. И от этого никуда не уйти. Поэтому порядок слов в названии статьи именно такой, чтобы в очередной раз показать себе, что только я являюсь капитаном своих мыслей и поступков, которые не всегда идеальны, как, может быть, хотелось, но всегда только суть то, кем я являюсь в этот данный момент времени. А будучи капитаном судна, приходится принимать решения, которые могут повлиять на безопасность судна, его экипажа и груза, а также могут воздействовать на окружающую среду (в случае аварии), и здесь степень проверки себя на проявление воли относительно принятых тобою решений возрастает в разы, так как цена ошибки велика.

Я очень благодарен жизни за благосклонность ко мне. Она посылает мне уроки, которые я могу усвоить.

Колонка Дмитрия Жигулина опубликована в журнале "Русский пионер" №88. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Дмитрий Жигулин, воля, океан, капитан

Рекомендую

1 1846

Спионерить!

Оставить комментарий

Комментарии (1)

5.03.2019 13:20 Сергей Макаров
Когда покроет утренний туман,
Просторы моря.
Слышны сигналы,
Пароходов в море...

Как призраки они,
В морских просторах.
Напоминают людям,
О легендах моря…

И смотрят люди,
На просторы моря.
Сжимаются сердца,
От звуков в море…

Тревожный звук,
Напоминает много…
Когда покроет утренний туман,
Просторы моря…

Любимые звуки.

В детстве всегда завораживал звук летящего турбовинтового самолета в небе, тогда были, четырех моторные самолеты АН-ы , Ил-ы.
Даже когда не было видно самолета его звук всегда завораживал и сразу представлял себе, что он летит и я куда-то с ним.
Но судьба не сложилась, не получилось стать летчиком.

Когда был студентом, завораживал звук проката металла в прокатной клети.
Металл, такой твердый и немой издавал неповторимые звуки проходя через валки.
Позже мог на слух определять вид вооружения из которого ведут обстрел.
Но это были нелюбимые звуки, это были звуки шагов смерти которая вышла на прогулку за чьей-то жизнью.

Сегодня, любимым звуком у меня — гудок парохода в тумане.
Большие круизные лайнеры и паромы неспешно идут в утреннем тумане, и как положено по морским правилам хождения при такой погоде, дают долгие протяжные гудки.
Это не скромный сигнал — гудок при отваливании от пристани или когда дают гудок приветствие на воде при расхождении, этот звук в тумане, протяжный и долгий.
Каждый паром или круизный лайнер имеет свой голос с неуловимым акцентом своего голоса — гудка, по его голосу узнают кто идет.

В Гамбурге, когда торжественно принимали лайнер Европа -2, он сыграл известную мелодию Queen басом своего гудка и не так страшен казался «Монстр».
Но если услышать голос его гудка идущего в тумане, этот протяжно звучащий голос «Монстра», дающего о себе знать другим участникам движения на воде, застигнутыми непогодой, замираешь и слушаешь его голос.

Этот гудок во влажном от тумана воздухе пронзает всю округу, далеко распространяясь, слышен гораздо отчетливее чем в ясный погожий день.
Наверно, низкие басы его так воздействуют на людей, что все кто слышит его на берегу, невольно останавливаются и вслушиваются в этот звук, чего-то невидимого большого, идущего где-то там в тумане и воображение дорисовывает это «Что-то»...

Услышавшие этот голос люди оборачиваются к морю и наверно каждый думает о своем или вспоминает кого-то, или на мгновение задумываются о своем движении по морю жизни, как в тумане неизвестности своей судьбы...

А у пауков в эти дни, печалька, их паутины — ловушки, окутавшие самые укромные места, становятся всем видны. Даже удивительно, как они успели окутать все своими сетями, на которых висят капли тумана...