Классный журнал

Тот, который во мне сидит

24 февраля 2019 09:00

Глава «Когнитивных технологий» Ольга Ускова по-настоящему волевым человеком считает, видимо, не себя, а того, который в ней сидит. Раздвоение личности, на первый взгляд, не приводит ни к чему хорошему: колонка начинает казаться слишком кокетливой. Но не спешите. Может, и не слишком.

По определению С. Рубинштейна, «волевое действие — это сознательное, целенаправленное действие, посредством которого человек осуществляет поставленную перед ним цель, подчиняя свои импульсы сознательному контролю и изменяя окружающую действительность в соответствии со своим замыслом».

Во-о-о-о-от! Я-то сама — личность очень волевая, в лучших традициях Рубинштейна. Но… во мне сидит еще один такой сложный, противоречивый, который время от времени перехватывает управление. И тогда мы начинаем с ним крутить «бочки», уходить в пике, разыгрывать лобовые атаки, в общем — исполнять.

Началось это еще в детском саду. Если кто видел мои малышовые фотографии, то подтвердит: ангел, нежный ангел. Такой и была, лет до четырех. Потом случился утренник новогодний.

Меня поставили на стул в костюме снежинки перед родителями и детьми и попросили прочитать любимый стишок. И тут зашевелился в первый раз он, мой второй пилот. Голосом, не терпящим возражений, он приказал:
— Ты слышала? Светлана Васильевна сказала «любимое»! Ну не будем же мы с тобой читать эту муру про маленькую елочку. Ты помнишь, вчера дядя Саша у вас декламировал стишок, тебе так понравилось и вы потом его разучили. Оля, это твой шанс достучаться до местной публики!

— Но Светлана Васильевна же разучивала со мной…

— Ты хочешь быть как сопливый Коля, который перед тобой выступал с этой нудятиной про шарики, или ты хочешь поделиться любимым?!

А Светлана Васильевна этого диалога, увы, не слышала, поэтому, улыбаясь, поставила меня на стул и, погладив по голове, объявила:
— Стихи о маленькой елочке. Исполняет Олечка Ускова, 3-я группа.

Я набрала воздуха в легкие и завела:
— Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе, —
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

Зал притих, папа хмыкнул и начал дергать бровью. Я поняла, что проняло, и решила подбавить голоса. С бабским подвыванием я продолжила:
— Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.

На словах «Центральный Комитет» Светлана Васильевна охнула, похлопала в ладоши и начала меня стаскивать со стула. Я остановила ее ладошкой:
— Еще не все, тетя Света!

Потом, уже со слезами на глазах (я помню, что меня до слез трогала мрачная перспектива никогда не ездить на слонах, и готова была всплакнуть), я прокричала:
— Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

Товарищи действительно плакали, ну не товарищи, а мой папка. Он был весь красный, и из правого глаза у него вытекла скупая слеза. Хлопали вяло, но я отнесла это к эмоциональному стрессу от прекрасного исполнения. По дороге отец купил мне запрещенное из-за вечных простуд мороженое.

Я росла, и «Тот, который во мне сидит» мужал и креп. Диалогов уже практически не стало. Он просто молча, не советуясь, перехватывал управление в самые неожиданные моменты. Я всегда чувствовала его пробуждение, и мне становилось смешно, страшно и немного безнаказанно.

Училась я весело и легко, уверенно шла на золотую медаль. Школа мной заслуженно гордилась. Но… грянул олимпийский год, и Москву Компартия приказала очистить от всех детей на лето, чтобы они не попали под тле-творное влияние наших иностранных гостей. Поэтому школы города получили разнарядку всех учащихся вывезти в пионерские лагеря, а старшие классы — в трудовые лагеря (поясню для юных: это не тюремная тема, это были лагеря труда и отдыха, где комсомольцев-школьников приучали к труду на благо общества). Вместо захватывающего международного действия мне засветил незабываемый месяц по подвязке виноградной лозы где-то в степях под Новороссийском.

«Тот, который во мне сидит» встрепенулся, поднял голову и уверенно повел меня к директору школы, члену КПСС с дремучего года, заслуженному фронтовику.

— Николай Иванович, я не смогу поехать в трудовой лагерь с классом.

— Причина?

— Хочу посмотреть Олимпийские игры-80.

— Причина неуважительная. Поедешь как все!

— Это же не лагерная пересылка. Я имею право проводить каникулы так, как считаю нужным.

…Меня исключили из школы с мутной формулировкой. Родителям мы со вторым пилотом сообщили про это, когда закончили тусоваться на Олимпиаде. Потом было тяжелое, скандальное разбирательство в РОНО, и доучивалась последний год я уже где-то на окраине, в только что открывшейся, неукомплектованной, общеобразовательной школе.
Но вот что интересно: тусовку и встречи на Олимпиаде я помню как вчера, а из школы и вспомнить-то особенно нечего. Что-то там: «Взвейтесь, развейтесь…».

Время шло, все убыстряясь и убыстряясь. И чем серьезнее и взрослее становилась моя
жизнь, тем более сложные и опасные виражи начинал закладывать «Тот, который во мне сидит». Иногда он мог дремать несколько лет. Я успокаивалась, обрастала самодовольным жирком, но он вдруг восставал из сна и «исполнял» такое, что становилось уже и не весело, а очень страшно.

Два года назад в проекте по созданию Искусственного Интеллекта мы перешагнули границы отечественного рынка и вырвались на международные просторы, не особо в них что понимая. Нас довольно быстро заметили, уж очень сильно мы шумели и слишком эксклюзивным делом занимались. Новейшие рынки, они такие, новичкам может повезти.

И вот год назад мы сидим в штаб-квартире одного из самых крупных игроков автомобильного рынка, готовимся к подписанию контракта на поставку наших искусственных мозгов, лучшего и самого желанного контракта в моей жизни. На эту сделку мы пахали год всем колхозом. Торжественная обстановка. Мы просматриваем финальный договор, уже ручки выложили на стол, и вдруг наши юристы показывают мне новый пункт, которого не было в согласованном варианте, — передача прав на изобретение…

Мы останавливаем процесс подписания. Будущие партнеры объясняют, что это абсолютно вынужденная мера с их стороны, так как мы с точки зрения мирового сообщества — «ноу нейм» с сомнительными русскими корнями. И только так они могут защитить своих многомиллионных клиентов от случайностей и превратностей работы с молодой, малоизвестной компанией. И сумма сделки более чем достаточна для команды нашего размера и т.д., и т.п. В моей голове уже начали формироваться мысли типа: «Ну подумаешь… Ну еще чего-нибудь изобретем… Ну бабки же неплохие… А то как я без сделки домой появлюсь…»

Но тут мой «Тот, который во мне сидит» потягивается с хрустом, распрямляет одеревеневшие члены и…

— Извините, это неприемлемые условия. На этих рынках размер не имеет значения. Важно только одно: чтобы автопилот спасал, а не убивал. Не хотите трупов на дорогах — покупайте у нас. А за полный эксклюзив сумма должна быть увеличена на порядок.
И под возмущенное фырканье американцев и индусов мы покидаем переговоры.
Дальше был Ад. Партнеры по бизнесу смотрели на меня больными глазами. Просили объяснить логику действий и какое право я имела вот так, не посоветовавшись, и бла-бла-бла…

Я пришла домой, заползла с головой под одеяло и начала мечтать об убийстве «Того, который во мне сидит». Я представила, что вот очередь пробивает лобовое стекло кабины, и он утыкается лбом вперед и убирает руки с пульта, и я свобод… Ой, что это? Это же не свобода. Это же смерть моей Воли, смерть моей души. Я быстро мысленно перебинтовала голову отважного аса, мысленно плеснула ему чистого спирта, и мы дотянули до аэродрома и больнички. А через полгодика «Тот, который во мне сидит» был полностью здоров и весел.

А контракт? Ах да, они таки получили труп на дороге и подписали договор с нами месяц назад уже на наших условиях.
Ми-и-и-и-ир вашему дому!

Колонка Ольги Усковой опубликована в журнале "Русский пионер" №88. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все