Классный журнал

Жизнь обнуляется

08 июля 2018 13:00

Колонку публициста и библеиста Андрея Десницкого правильнее назвать «чемоданной исповедью»: оказывается, свою биографию, как и биографию страны, проще всего восстановить, припомнив свою дорожную поклажу. Читатель тоже может воспользоваться методом Десницкого. А может быть, начать новую историю, с новым чемоданом.

Чемоданов я в своей жизни перевидал немало, и каждый говорил об этой самой жизни больше, чем о себе самом. В детстве чемоданы были двух видов: фанерные и кожаные. Громоздкие и тяжелые фанерные годились, чтобы возить вещи на дачу или фрукты с юга: в таком точно ничего не помнется, не подавится. А элегантные кожаные были, конечно, представительскими — с таким только папу на гастроли за границу провожать. И жили эти чемоданы десятилетиями на антресолях, рядом со старыми журналами «Вокруг света» и с пластиковым бочонком, в котором тбилисский гость привез как-то целительную влагу, а везти обратно пустым счел недостойным занятием.

Эти чемоданы доставались раз в год, накануне отпуска и каникул, и все остальное время в них хранилась всякая ерунда, которую жалко было выкинуть — а вдруг понадобится? И были они символом скудного советского достатка. С самым маленьким из них я ездил пару раз в пионерские лагеря, там он стоял в кладовке с бумажной наклейкой: имя-фамилия, номер отряда — в одном ряду с другими такими же сиротливыми фанерными уродцами со всех концов Советского Союза.

А потом ровно этот же чемодан я должен был взять с собой в армию. Нет, конечно, в самой армии никаких чемоданов не полагалось — только вещмешок, мягкий и безразмерный, набитый нехитрым военным скарбом и мелкой личной ерундой, как и вся солдатская жизнь. А поскольку войны с НАТО так и не случилось, то лежали эти вещмешки вместе с касками на верхних полках и доставались только по учебной тревоге.

Но чемодан был все же необходим — он отделял гражданскую жизнь от военной. Именно в нем надлежало призывникам таскать с собой ложку и кружку, пока не выдадут казенные, именно в нем, все с такой же сиротской биркой, как в пионерлагере, отправлялась по месту основной прописки одежда и обувь после того, как нам выдали форму и сапоги. Уж даже не знаю, доехал ли он тогда до места назначения. Но прощание с пионерлагерным чемоданом перед каптеркой старшины и было последним приветом гражданской жизни.

Солдату вообще-то положен был только вещмешок, но дембелю дозволялся чемодан. Но как вы представляете это себе: бравый вояка, увешанный самодельными аксельбантами и незнакомыми значками отличника, тащит на виду у девчонок фанерного пионерлагерного уродца? Да ни в жисть. И ближе к дембелю солдаты обзаводились дипломатами — элегантными деловыми портфелями, которые тоже можно было считать чемоданами. Но дембельский дипломат был не просто средством транспортировки из части домой зубной щетки и сухпайка… отставить — водки, водки, водки и непременного дембельского альбома. Нет, до вожделенного дня он был своего рода банковской ячейкой: лежал у старшины в вечной его каптерке, запирался на ключ и считался единственным имуществом солдата, укрытым от начальственных глаз… ну хотя бы большую часть времени. Что там хранилось, сейчас смешно и вспомнить, а тогда очень важным казалось это маленькое приватное пространство.

С этим дипломатом в руках я вернулся весенним днем 89-го года в какую-то совершенно другую страну, где по телевизору говорили такое, что в солдатской курилке стеснялись сказать, а у посольств и офисов авиакомпаний выстраивались многодневные очереди граждан, сидящих на чемоданах. Им уже было все равно на каких: кондовых фанерных или изящных кожаных. В эти чемоданы предполагалось упихать всю предыдущую жизнь в виде писем, фотоальбомов и собраний сочинений, а заодно и жизнь будущую, потому что в этой вашей Америке таких каструлек не купишь нипочем. И тщетные попытки впихнуть невпихиваемое становились тем самым рубежом, который ясно давал понять: жизнь обнуляется, ее придется начинать заново.

Но мы не сидели тогда на чемоданах — жить в СССР становилось интересно, как никогда. Чемоданы пригодились для того, чтобы хранить купленные по случаю вещи детям на вырост и прочий непродуктовый дефицит (а макароны и варенье жили у моей мамы под кроватью и через пару лет были с аппетитом съедены). Чемоданы вместе с нами готовились к затяжной голодной зиме…

Но все как-то обошлось, и в 92-м один из чемоданов поехал со мной учиться в Амстердам. Один, потому что так было написано в билете, и весь остальной багаж на следующий год жизни (мыло, зубная паста и проч. — не тратить же на это драгоценную валюту!) был распихан по карманам одежды, которая вся была на мне. И в руках еще — пишущая машинка, в обход нормы ручного багажа.

Но все это были лишние предосторожности, «Аэрофлот» тогда не обращал никакого внимания ни на какие нормативы, и самолеты международных рейсов напоминали тачанки из Гуляй-поля: узлы, тюки, баулы, немыслимые сумки и пакеты и граждане пассажиры, начавшие отмечать свое путешествие еще до взлета, прямо из горла. Мы выживали, как могли, и никто уже не смотрел в сторону старых, надежных чемоданов. Не до них было.

Их потеснила пластиковая тара, которую можно моментально разложить, набить до отвала барахлом, обмотать скотчем, а потом не жалко и выкинуть. Чемоданное настроение сменилось клетчатым баульным.

А потом чемоданы стали возвращаться. Нет, не те, советские фанерные и кожаные, а легкие пластиковые и матерчатые: оказывается, теперь багаж надо взвешивать, и в кабину можно взять не все. Оказывается, чемоданы бывают на колесиках и со складными ручками, на них может быть предусмотрена бирка с именем и телефоном (а не бумажная наклейка, как в пионерлагере), и вообще чемоданы — это иногда стильно и удобно.

Они по-прежнему лежат на антресолях, но они нужны слишком часто, чтобы хранить в них летом коньки и шорты зимой. Они у нас каждый со своим характером, со своим предназначением: вот этот можно везти как ручную кладь на рейсах непридирчивых авиакомпаний, а потом разложить его в полноценный багаж, а этот для больших семейных поездок, а этот для кратких командировок. В этот влезает пять кило пармезана и две бутылки вина, а в том можно брать в отпуск ласты. Они уже почти члены семьи, эти самые чемоданы.

И когда в очередную лихую годину встал вопрос: а не пора ли валить? — мы поняли, что он утратил свой смысл, как утратили наши чемоданы кондовость и угловатость. Можно поехать отдохнуть или пожить, но не нужно забирать с собой весь багаж из прошлого, он может остаться на антресолях до следующего приезда. В конце концов, что есть наша жизнь, как не перемещение во времени и пространстве, перемещение, конечный пункт которого для всех известен и одинаков и главный вопрос, собственно, в том, с каким багажом ты прибудешь в эту точку — чтобы там его оставить, как некогда фанерный пионерский чемоданчик перед каптеркой старшины. Но будет ли тебе хорошо с ним по дороге?

Нам больше не нужно сидеть на чемоданах, мы можем с ними ездить — да просто жить. И значит, пусть они будут удобными, функциональными, мобильными, эти чемоданы. И для всей жизни можно пожелать того же.

Все статьи автора Читать все