Классный журнал

«Это и есть страна. И ее надо защитить»

08 мая 2018 12:11

Спикер Госдумы Вячеслав Володин написал для «Русского пионера» колонку про суть компромисса в политике. Вячеслав Володин, в конце концов, находится в эпицентре этого компромисса, потому что ежедневно и ежечасно имеет дело с людьми, с которыми этот компромисс надо искать и искать. В этом один из главных смыслов его работы. Так что вряд ли кто-то лучше, чем он. Разбираем на конкретных примерах. С новостями для информационных агентств.

Поиск согласия в политике — это одно из условий достижения результата. И чем более сложным является решение с точки зрения того, какие позиции занимают участники переговоров, тем неизбежнее поиск компромисса.

Это касается и работы в Государственной Думе, где решения обсуждаются и принимаются коллегиально. Даже внутри одной политической фракции. Но всегда есть грань, за которой он невозможен. Когда речь идет об интересах государства, защите прав и свободы граждан — компромиссы недопустимы.

Нужно отстаивать позицию и не поступаться убеждениями. Есть ситуации, где отход от них может быть просто предательством.

В каждом случае это отдельный разговор, и компромисс — это, собственно, улица с двусторонним движением. В любом случае, даже если ты имеешь большинство, надо проговаривать принимаемые решения, объяснять их. Это тоже компромисс. Хотя оппонирующие тебе фракции не поддерживают это решение, но они понимают мотивы его принятия. А если ты не учитываешь этот фактор, все может закончиться тем, что оппозиционная фракция в знак протеста встанет и выйдет из зала.

Например, сегодня обсуждаем очень важный, резонансный законопроект — о защите интересов Российской Федерации, безопасности страны, прав и свобод граждан. Отвечаем этим законопроектом на недружественные решения со стороны США и тех, кто их поддержал.

Законопроект рамочный — не прямого действия. Он предоставляет право президенту, правительству принимать решения по защите интересов нашей страны и ее граждан. Мы ведем серьезную дискуссию, обсуждаем проект с экспертным сообществом. Ни у кого нет возражений по его концепции. В первом чтении законопроект наверняка будет поддержан всеми. Но отдельные положения о возможных ответных шагах вызывают беспокойство общества, и здесь мы должны решить, где предел компромисса.

По лекарствам мы изначально определили, что под запрет не попадут препараты, у которых нет заменителей. Это тоже компромисс. Мы не можем заменить порядка 90 из 1019 американских наименований, которые есть в реестре поставок.

Почему мы открыто об этом говорим? Потому что понимаем: если завтра США возьмут и перекроют нам поставку лекарств, лучше быть к этому готовыми и заранее обратить на это внимание тех, кто должен заниматься обеспечением доступности качественных лекарственных препаратов. Это тоже сигнал, чтобы думать и решать задачу в этом направлении.

Хочу еще раз подчеркнуть, что это закон не прямого действия, с его помощью мы создаем механизм противостояния возможным новым санкциям.

Санкции, которые объявили нам Соединенные Штаты Америки, и запреты, которые они вводят, на территории Российской Федерации не должны действовать. Как только мы с вами поплывем по течению, которое они задают своими ограничениями, это разрушит нашу экономику, разрушит государство.

Что предполагают санкции? Что вокруг компаний, которые они в свой список внесли, будет вакуум и эти компании должны, соответственно, исчезнуть. А что такое компания «Ростех», к примеру, в отношении которой введены санкции? Или крупная газоперерабатывающая компания? Это сотни тысяч рабочих мест, семей, это и есть страна. И ее надо защитить.

Мы в начале пути. Любой законопроект проходит несколько стадий. Первая стадия — концепция. Если она ни у кого не вызывает сомнений, то законопроект принимается в первом чтении, а при подготовке ко второму идет обсуждение поправок, и вот здесь начинается период поиска компромиссов. Там, где их нет, нужно ждать бурной дискуссии на заседаниях Государственной Думы, и закон может не получить поддержку всех политических фракций.

У нас было несколько примеров, когда три политические фракции, оппонирующие «Единой России», принимали общее решение о неподдержке законопроекта — так было недавно по лесной амнистии. Мы понимали: либо к закону будет меньше доверия в обществе, либо мы все-таки объясним цели и задачи закона и его поддержат, не будет отторжения.

Это была ситуация, когда из зала собрались уходить «Справедливая Россия», ЛДПР и КПРФ. Предполагалась жесткая обструкция законопроекта. Мы попросили сделать перерыв, приехал вице-премьер Дмитрий Николаевич Козак, и мы смогли убедить критиков этого закона в необходимости его принятия. Мы со своей стороны договорились, что будем в постоянном режиме мониторить ситуацию, контролировать правоприменение закона и вынесем все возникшие вопросы на парламентские слушания.

Это было предметом компромисса. Оппозиционные фракции не изменили свою позицию, но изменили риторику — от жестко отвергающей к позиции «поддерживать не будем, но посмотрим, чем у вас это все закончится; если в течение года увидим, что нормы работают, значит, добились контроля».

При этом в первую очередь надо разговаривать с теми, кто разделяет твои политические убеждения. Нельзя не учитывать позицию своих товарищей и постоянно вести разговор только с оппозицией — потеряешь поддержку своей фракции. Нужно понимать, что если включаешь в диалог представителей оппозиционных фракций, находишь с ними компромисс, то решение на выходе носит консенсусный характер, а у нас за полтора года таких решений много.

Но есть и случаи, когда оппозиционные фракции занимают свою позицию совершенно уже бескомпромиссно. Например, мы видим достаточно последовательную и жесткую позицию ряда фракций по вопросу бюджета страны. Когда они не голосуют за бюджет или выступают против его принятия, как это присуще фракциям КПРФ и «Справедливой России». ЛДПР идет на диалог в этом вопросе, если ее слышат и те предложения, которые выдвигает фракция, поддерживаются в рамках бюджета. Именно бюджет — как раз тот закон, где можно найти много компромиссов.

Это касается не только обсуждения с оппозиционными фракциями. Часто мои коллеги, депутаты от «Единой России», при рассмотрении бюджета ведут диалог с позиции необходимости поддержки тех или иных конкретных проектов в интересах своего избирательного округа. А если эта поддержка не оказывается? Либо депутату нужно объяснить, почему это невозможно сделать, либо нужно найти решение этого вопроса, может быть, даже отложенное. Только в этом случае ты получаешь поддержку. И когда кто-то берет и упрощает, говоря: «“Единая Россия” — она проголосует за что угодно», — это не так.

Любое решение необходимо обсуждать и на площадке комитетов, и во внутрифракционных группах, и в целом во фракции, его необходимо обсуждать с каждым депутатом. И все равно бывают случаи, когда кто-то, исходя из того, что он не видит своих предложений, поддержанных в том же бюджете, говорит: «Я не могу голосовать за такой законопроект». А бывают случаи, когда один депутат может выдвинуть идею, отстоять свою точку зрения и убедить фракцию и Думу в необходимости принятия такого решения.

Чаще всего мы находим компромисс в вопросах, связанных с международной повесткой. То есть все, что касается внешних вызовов, противодействия им, продвижения повестки нашей страны. Начало этому положило решение по Крыму, Крымский консенсус, который сохранился и до сегодняшнего дня.

Например, депутат «Единой России» Андрей Исаев внес предложение о том, что должен быть приоритет национального законодательства над решениями другой страны, которая проводит в отношении России недружественную политику.

У нас, заявил он, есть национальное законодательство, и оно учитывает в том числе и международное право в области торговых отношений, и, безусловно, мы исходим из принципов свободы торговли. Но когда против наших крупных компаний взяли и ввели санкции, совершенно понятно, что на нашей территории не должно действовать решение другой страны.

Причем представители нашего бизнеса сами обращаются и просят (и те, кто попал под санкции, и те, кто еще нет), чтобы была предусмотрена норма об административной и уголовной ответственности за соблюдение санкций на территории России. И тот, кто сейчас говорит: «Нет, не нужно этого принимать», — либо недопонимает, либо, наоборот, сознательно действует исходя из того, что неприятие этой нормы может разрушить государство.

Россию предстоит защитить, в том числе от вызовов, которые в ближайшее время только могут возникнуть. Да, это о тех же лекарственных препаратах. Мы формируем бронепоезд, который будет стоять на запасном пути. Никто ничего не запрещал и закон сам по себе не запрещает, но при этом сам разговор об этом, возможно, заставит кого-то мобилизоваться для того, чтобы пригласить в Россию те же швейцарские, японские, южнокорейские компании. Они и так стучатся, но не могут из-за огромного количества препон зайти на российский рынок, чтобы мы получили новые, качественные, доступные препараты через конкуренцию.

И к импортозамещению мы тоже должны подойти более ответственно, исходя из этих вызовов. А то у нас прежде всего возбудились те, кто находится рядом с фармбизнесом, с дистрибьюторами. Нет темы бескомпромиссного запрета. Есть тема предоставления полномочий правительству в этой сфере.

Возможно, исходя из тех обсуждений, которые сейчас идут, мы вообще выйдем на более универсальные нормы закона, которые не будут касаться конкретных предприятий или конкретных препаратов.

Вся санкционная политика — это следствие эффективного развития страны. Страна возродилась и стала все больше и больше влиять на принятие решений в мире, и с ней стали все больше считаться.

Не всем это нравится. И мы с вами прекрасно видим, что, если взять тот же Китай, там происходили примерно такие же процессы.

Они прошли тот же путь преодоления противодействия развитию. И даже сегодня, несмотря на то что это одна из крупнейших экономик в мире и страна, где проживают полтора миллиарда граждан, Соединенные Штаты Америки относятся к ней недружественно. И дальше что? Что делать тем странам, которые как суверенные государства живут в рамках международного права, соблюдают его, но при этом виновны лишь в одном: что они развиваются? Одна страна, США, претендует на исключительность и считает, что другим уготовано жить на задворках истории и оставаться там. О каком компромиссе тут может идти речь? О построении многополярного мира прежде всего.

Компромисс в этих вопросах не бесконечен: нельзя поступаться интересами страны, правами и свободами ее граждан, и есть его предел, за которым начинается предательство.

Моя жизнь состоит, конечно, не только из государственных и общественных, но и личных компромиссов, каждый из которых мне по-своему дорог. Так что я оставлю их при себе.

Вячеслав Володин, компромисс, политика