Классный журнал

Анна Абаршалина Анна
Абаршалина

Бразильский Декамерон

01 апреля 2018 09:00
Анна Абаршалина так рассказывает о своих приключениях в Бразилии, что слово «соблазн» становится каким-то детским, игрушечным, приторным. Так рассказывает, что вспоминаешь: секс на пляже — это не всегда коктейль. В общем, только Копакабана, только хардкор.
 
Все началось с мандаринового листочка, а закончилось сексом на пляже Копакабана в Рио-де-Жанейро. В два часа ночи. Но обо всем по порядку.
 
Среди новогодних мандаринов мне в детстве однажды попался мандариновый листик. Растерев его между пальцами, я поразилась. Было непонятно: как крохотный зеленый кусочек может издавать такое страстное пряное благоухание? Листья яблонь и груш так не пахли, это я точно знала. Я стала приставать ко взрослым, требуя объяснений, почему у нас этого нет на даче. Мне терпеливо объяснили, что есть такие южные страны и там много чего растет. Произносили какие-то непонятные слова: папайя, ананас; однажды даже кто-то сказал «карамбола». Я подумала, он шутит. А у нас на даче такого нет и не будет, климат не тот. Слегка разочаровавшись, я затаилась и стала ждать, когда подрасту и сама во всем разберусь.
 
И стала разбираться. Фильм «Здравствуйте, я ваша тетя!» просмотрен около сотни раз, а фраза Остапа Бендера «это не Рио-де-Жанейро» стала моим девизом. Мой юный ищущий взор обратился на эту страну. Затаив дыхание, я разглядывала фотографии с карнавалов, поражаясь необычайно красивым лицам и телам в разноцветных перьях. Я уже знала слово «топлесс», но не знала слова для отсутствия низа. Позже оказалось, что это называется fio dental, «зубная нить».
 
Внезапно я осознала, что у меня есть мечта.
 
 
1. Профессор
 
С Профессором я познакомилась на сайте знакомств. Увы, не в моем вкусе, а я не в его. Оказалось — бразилец. Переписываемся несколько лет.
 
Кто этот Сантос? Профессор USP, Университета Сан-Паулу. Преподает русский язык и литературу. Переводит Куприна, Алексея Толстого, Лескова. По-русски говорит без акцента и до того красивыми словами изъясняется, что прямо диво. Не успела я поставить чемоданы, как Сантос повел меня обедать в местную lanchonete — это такие ресторанчики в Бразилии. Там еда на вес, а выбор блюд огромен. Десятки салатов, блюд из овощей и, конечно, мясо всех сортов. Очень дешево: в наши дни 16 реалов за килограмм — это грубо 300 рублей; при этом платишь один раз, а ешь сколько влезет. Я специально уточнила: можно ли с утра до вечера сидеть и есть за те же деньги? Можно. Едим с Сантосом feijoada — традиционное блюдо, мясо с фасолью. По дороге пьем на улице свежевыжатый сок из сахарного тростника — тут повсюду такие аппараты: в них засовываются целые тростниковые стволы, которые сминаются внутри до состояния мокрых волокон. После ланчонече Сантос знакомит меня со своими собаками — сейчас у него их больше ста, а в первый мой приезд было пятьдесят. Он подбирает бездомных собак. Всю свою профессорскую зарплату, равно как и гонорары за переводы, он тратит на их корм, лечение и содержание. Лают они немилосердно, а когда Сантос выходит в магазинчик за углом — поднимают вой. Одна начинает, другие подхватывают, и вскоре это хор из ста голосов. А в магазинчик Сантос ходит в пять утра.
 
Сантос отдал мне свою спальню в колониальном стиле, а сам устроился на кухне прямо на полу, подстелив одеяльце. Страшно извинялся, что у него «холостяцкий бардак». Хорошо, что он моего холостяцкого бардака не видел. Год спустя он позвонил и сказал, что сделал пристройку к своему домику. Ему было страшно неудобно, что он-де не смог меня принять в отдельной комнате. По-моему, это мне должно быть неудобно, что профессору пришлось спать на кухонном кафеле.
 
Сантос — убежденный коммунист и атеист. Он учился в МГУ при царе Горохе, и, похоже, его на всю оставшуюся жизнь впечатлил Советский Союз. Как-то он сообщил мне: «Самое красивое, что я видел в своей жизни, — это ряды пионеров на линейке, в белых рубашках и красных галстуках, с поднятыми в салюте руками». Как это вяжется с сотней собак, я не знаю. Вырастил на участке огромное манговое дерево, спелые плоды падают, а собаки едят их вместе с кожурой. Понасажал особых кустов, на них слетаются колибри. По утрам я пью кофе в одиночестве — вкусно стало не сразу. Пластмассовая воронка, в которую вставляется конусообразный фильтр, туда молотый кофе, и сверху кипяток. Сантос гуляет по своей тихой улочке и присматривает свободное мес­течко. Найдет — втыкает туда очередной саженец; а потом таскает в ведрах воду для полива. Вода за его счет. А счета за воду здесь в конце месяца приходят ой какие неприятные.
 
 
2. Чертенок
 
Профессор знакомит меня со своей любимой студенткой Аной Каролиной из Сан-Паулу. Мы как-то мгновенно с ней скорешились. Спустя какое-то время Ана Каролина спрашивает меня: не пора ли тебе Сан-Паулу посмотреть? А домик Сантоса-то в пригороде, там я уже все изучила.
 
Ана Каролина — одна из лучших студенток Университета. Однажды она забабахала такую курсовую работу, что ее работа была признана культурным явлением того года, Ану Каро показывали по главному телеканалу Globo. Ана Каролина сама выучила английский — смотрела фильмы с португальскими субтитрами: там же, говорит, все написано.
 
Дальше она по моей подсказке стала учить итальянский. Спустя полгода ее берут преподавателем итальянского в том самом университете, где она учится. Любимый писатель — Достоевский. Она перечитала все, что доступно в Бразилии в переводах на португальский и на английский. Собственно, для того и русский пошла учить — здесь, говорит, половина не переведена, и вообще хочу в оригинале читать. Поеду в Россию и привезу оттуда собрание сочинений. В общем, вы поняли, как у девушки мозги устроены.
 
Вы бы еще видели, как у нее тело устроено. Мне временами даже обидно: у нас одинаковый рост и вес; мы регулярно меняемся одеждой — шмотки подходят обеим. При этом распределение элементов по телу совершенно разное. Маленькая, стройненькая, как и я, а при этом прекрасная полная грудь (я на пляже разглядела, мы тогда в город Сантос ездили, всего час на автобусе от Сан-Паулу — и рай). Изумительная круг­лая попка. Настоящая бразильская. Откуда?.. Это ж гордые белые итальянцы. У отца голубые глаза, а у Аны Каро огромные и синие, идеальный носик… Когда она что-то говорит, то прямо теряешься, на что смотреть. То ли в ее проницательные глаза эти синие, то ли на ее идеально очерченный, породистый рот, от которого просыпается сразу несколько желаний. Первое из них, конечно же, нарисовать ее. Ну и ладно. Зато у меня пупок красивый и лодыжки тонкие.
 
При всем том Ана Каролина — это сущий чертенок.
 
Ана Каро студентка, денег у нее мало, хоть она постоянно дает частные уроки: английского и итальянского. Она изо всех сил старается меня отблагодарить. Я-то вроде как богатая гринга, понятно, что у меня денег всяко больше, поэтому все поездки, рестораны, клубы за мой счет. Разумеется, она долго отказывалась от всего этого, надо отдать ей должное, не халявщица. Я уболтала ее, как факир змею.
 
Однако умище-то куда девать? Ана Каро придумала способ меня отблагодарить. С заговорщицким видом, не раскрывая конечной точки маршрута, привела меня в крайне нетуристическое место. Его нет ни в одном путеводителе, и слава богу. Сегодня холодно, и мы вместе разбираем ее бардак в шкафу в поисках свитера для меня. Если вас не пугает слово «кладбище», то читайте дальше. В том районе, где мы с ней живем, расположено одно из старейших кладбищ Сан-Паулу — итальянское. Итальянцы были одними из главных основателей города. И это кладбище… Это как галерея Боргезе, но под открытым небом. Мрамор, привезенный морем из Италии, там такая бронза… и все это утопает в роскошных цветах, и на каждом надгробии слова, проникнутые такой болью и истинной любовью, что мы в какой-то момент с Аной Каролиной разделились и гуляли поодиночке. Потом оказалось, что обе плакали. Собственно, для того и разделились…
 
Еще Ана Каролина привела меня в самую лучшую старинную пиццерию Сампы. Сампа — это нежное название Сан-Паулу, наподобие «Питер» вместо Санкт-Петербурга. Во многих путеводителях по Сан-Паулу зафиксирован этот факт: пиццу здесь готовят вкуснее, чем в Италии. Невероятно слаженная работа мастеров: каждое движение отточено, работают быстро, с огоньком, только руки мелькают и улыбки и куски теста летают туда-сюда. Один смешивает ингредиенты для теста, быстро формирует идеальный шар и кидает другому. Тот ловит ком, иногда даже не оборачиваясь, а просто реагируя на предупреждающий свист бросающего взмахом руки — хвать! Мгновенно раскатывает шар в лепешку. В тот же миг лепешка по воздуху перемещается в руки третьего, который готовит топпинг. Во время этого процесса вы должны успеть выбрать начинку из бесконечного списка ингредиентов, причем в абсолютно любом сочетании. Понимаете, да? То есть не вездесущие «Четыре сыра», «Маргарита» или там «Маринара», которые фактически навязываются посетителям. Тут вы сами составляете архитектуру вашей уникальной пиццы. Выбираете ингредиенты и озвучиваете это мастеру, он выхватывает откуда-то продукты, на ваших изумленных глазах нарезает свежайшие отборные овощи со скоростью бензопилы, накладывает на блин, и ваша заветная пицца уже в печи! Классическая дровяная печь… Рядом стоять жарко, но я все равно стояла и смотрела. Я же гринга, мне интересно. Мы там с Аной Каролиной съели по две штуки. Шоу…
 
Перед тем как мы приступим к пикантной части повествования про Ану Каролину, расскажу про третий подарок. В Бразилии невероятно красочные и талантливые граффити, они на каждом шагу, а мне в диковинку. Трехмерные, со сложным сюжетом, остроумные, яркие. В Сампе есть заброшенный квартал, в центре города. Одноэтажная застройка. Какая-то темная история, почему этот район внезапно покинули жители, все до одного. Но власти придумали отличный ход. Они отдали этот район граффитистам на растерзание. И вот он, настоящий латиноамериканский сюр: во всех кварталах вокруг кипит жизнь, а тут — совершенно пустынные улицы, за два часа не встречаем ни единой души: квартал нежилой, все окна заколочены. Домики раскрашены в яркие цвета — оранжевый, зеленый, розовый. Но цвета стен почти не видно. Все покрыто граффити. Снизу доверху. Настоящие настенные картины. Они никогда не повторяются, ведь каждый мастер старается превзойти другого. Периодически мы останавливаемся перед каким-нибудь из домишек, я разеваю рот и смотрю. Ана Каролина увлеченно объясняет мне значение тайных знаков и смыслов… Я здесь, похоже, первый и единственный турист.
 
Ана Каро знакомит меня с обратной стороной жизни Бразилии. Сантосу с его идеалами лучше о ней вообще не знать. У меня лично тогда от этой «стороны» глаза на лоб полезли; потом привыкла.
 
В ночном клубе приоритет всегда у девушек. И ведь до какой степени приоритет. Если тебе внезапно нравится какой-то молодой человек, то можно совершенно безнаказанно целоваться с ним какое-то время, и ни к чему тебя это не обязывает. Поцеловалась; не понравилось; следующий. Более того. Сейчас я буду немного краснеть, но все равно поделюсь. Во время поцелуя у мужчины происходит естественный процесс. Итак. Девушка опускает руку вниз и вдумчиво пальпирует результат процесса. И снова главный критерий: нравится — не нравится. Если нет — следующий! Бывает, что за вечер никто так и не придется по душе до такой степени, чтобы уйти вместе. Никаких проблем, девушка пожимает плечиками и идет домой. Никому в голову не придет кричать ей какие-то пакости вслед или тащить в машину со словами «пидманула, пидвела». Если же какой-то олух решит нарушить это правило, девушку немедленно отбивают другие самцы, а олуха поднимают на смех: да ты, мужик, видать, вообще никакой! Она тебя послала, а ты ее еще за руки хватаешь? Самцы окружают бедолагу и дружно ржут, показывая пальцем на разные части его тела, давая девушке время спокойно уйти. Чуть позже его отпускают, и неудачник с позором ретируется из клуба.
 
Таково в общих чертах отношение бразильцев к сексу. Первый принцип: все просто! Про сам секс: восхитительно. Второй принцип: зачем терять время? То есть такие слова, как «разогрев», «прелюдия» или тому подобные, я до сих пор не знаю на португальском. Когда я пыталась объяснить, что девушкам, мол, «нужно время, чтобы разогреться», в ответ на меня смотрели недоуменные глаза. В общем, без прелюдий и интермедий сразу четвертая скорость. Сразу хардкор, и только хардкор. Сразу все и везде. И так повсеместно, во всех регионах Бразилии. Уж поверьте мне, я тут примерно в двадцати городах была в разных концах страны. Многие спорят о том, что такое менталитет. Так вот же он! Отношение к женщинам, к сексу, ко времени… Третий принцип: за минимально короткое время доставить партнеру максимальное удовольствие. У них прямо азарт: непременно нужно выжать из партнера максимальное количество оргазмов, причем девушка должна быть первая. Планируйте отпуск.
 
 
3. Аспирантка
 
Сантос не унимается. Звонит и спрашивает: а не хочешь ли ты, драгоценная моя, поехать в Рио? Мурашки толпой бегут по спине. Кто не хочет в Рио? У него там аспирантка Луана живет, преподает русский в UFRJ, Университете Рио. Луана — та еще штучка. В хорошем смысле. У нее португальская и индейская кровь перемешаны в равных пропорциях, и это четко отражается в чертах лица. Она обожает Россию, причем такие города, как Иркутск, Новосибирск, Владивосток. Путешествовала по Транссибирской магистрали. У нее необычный голос, она профессионально обучалась пению. Католичка. Но, полюбив всей душой русскую культуру, стала ходить в православный храм в Рио-де-Жанейро и петь там в хоре. В итоге приняла православие. Теперь я всегда привожу ей свечи из русских монастырей и освященные иконы. У нее трое детей (от разных мужей), и все трое — разного вероисповедания. Православных, помимо нее, нет. То есть на четверых — четыре разные конфессии. Про мужей ничего не знаю, не спрашивала. Луана — мой культурный гид по Рио. Она рекомендует мне интереснейшие места, которые я старательно посещаю. При этом культура — культурой, но в Рио любовь просто разлита в воздухе, и хочется иногда отдохнуть от музеев.
 
Любовь — любовью, а дом Сони находится на границе с фавелой. Каждое утро я пью кофе, сидя на полу балкона, затянутого сеткой. Я наблюдаю за жизнью фавеладос. Крупная негритянка поливает фикус в кадке, а заодно и всю крышу — она живет на крыше. Вода ворованная: пару трубочек приделали и качают бесплатно. Электричество тоже ворованное — провода подцепили, я вижу по вечерам, что у нее там лампочка в ее хибарке из картона горит. В Рио есть такое понятие — «простреливается квартира» или «не простреливается». Это значит, могут или не могут шальные пули залететь в случае разборки в фавеле. У Луаны — простреливается, поэтому весь дом в сетке. Эта информация меня не затрагивает — я просто не хочу об этом думать.
 
 
4. Барон
 
Сижу в кафе. За соседним столиком мужчина. Очень вежливо обращается ко мне на английском:
— Можно один-единственный вопрос: из какой вы страны?..
 
И начинается. Вечером я возвращаюсь к Луане и говорю ей, что я переезжаю к Кауану. Да-да, его так зовут: Кауан. На языке тупи-гуарани означает «ястреб». Луана против. Она-де за меня отвечает и не может отпустить неизвестно к кому. На следующий день Кауан в кос­тюме и со своей адвокатской лицензией в руках является к Луане, ну как жених, честное слово. Они о чем-то долго беседуют за кофейком, который сварила Луана, я курю у окна — все равно ничего толком не понятно. В результате встают, сияя взаимной симпатией, вот разве что по рукам не ударили. Я звоню Луане каждый день сказать, что со мной все в порядке. Она заботливая, ей нужно точно это знать — она же еще Сантосу отчитывается.
 
Почему «Барон»? Внешность такая. Типичный мафиози. При этом он из фавелы; выучился на адвоката; знает английский и испанский. Плюс у него своя ланчонече — он в первый же день меня туда привел, всем меня показал и объявил, что вот эта девушка будет обедать здесь в любое время пожизненно и бесплатно. Все кивнули: да, шеф. Честно говоря, ни разу не воспользовалась. Стеснялась. Кауан водит меня на какие-то совершенно неожиданные мероприятия: дегустацию вин, например. Чили, Уругвай (для меня — открытие года), бразильские (не впечатлили). Заставил меня достать из чемодана вечернее платье и сделать макияж, как я ни упиралась. Сам в смокинге. Ну ладно, ему виднее. Приходим — оказывается, там все такие нарядные. Всегда надо слушать местных, запомните. На меня смотрят с огромным интересом, я, как обычно, смущаюсь и прячусь за Бароном, хотя он ниже меня.
 
С Бароном мы ходим в самые лучшие рестораны. В свою ланчонече он заглядывает только для того, чтобы там никто не расслаблялся, сам никогда там не ест. Устрицы предпочитает, понимаете? Я, в принципе, тоже. Вот мы едем куда-то, потом долго поднимаемся на лифте. А я же москвичка. Думаю про себя: ну давай, попробуй меня удивить. Удивил! Красивее вида на Копакабану я не видела ни до, ни после. В вечернем сумраке сверкают огни освещенной косы Копы, а ты как кум королю — сидишь в рос­кошном мягком кресле высоко-высоко над всем этим… Устрицы, опять же.
 
Бытует мнение, что «у них у всех» очень большие размеры. Подтверждаю: да! Очень большие. Я честно скажу: в Бразилии у меня совершенно поменялись стандарты. Единственное, что немного напрягало с Кауаном в постели, — это то, что он регулярно спрашивал-уточнял: ты хочешь как — сверху, снизу, сбоку, сзади?.. Мол, я могу и так и так. А я уже начала окукливаться, то есть в бразильянку превращаться, говорю: хватит болтать, действуй как угодно, только давай уже. По большому счету, с жиру начала беситься, потому что больше никаких претензий и не было.
 
В один из дней говорит мне: собираемся, моя знакомая модель сегодня день рождения в клубе отмечает. Я такая: фу-у-у, не хочу в клуб. Он мне терпеливо объясняет, что это топ-модель, и весь клуб арендован специально под вечеринку, и там будет много красивых людей, и все свои, с улицы никого не будет. Я тут же вскакиваю с дивана и начинаю переворашивать чемодан.
 
Да, доложу я вам, такого количества восхитительных девушек, собранных в одном месте, я никогда не видела. Боже, что за лица, такие неславянские формы, непривычные цвета… я весь вечер просидела молча, совершенно ошарашенная этим орхидариумом. А я мелкая, грудь у меня маленькая, и вообще я скромная интеллектуалка из Москвы. Отдельный момент: к Кауану по очереди (там к нему образовалась очередь!) подходили все эти феи с крылышками сзади, чтобы чмокнуть его в обе щечки, сказать, какой он сегодня (sic!) прекрасный, и заодно кинуть ревнивый быстрый взгляд на меня. Мда. Это даже не гарем. Это табун какой-то. Кауан, снимаю шляпу. Я даже не ревную, скорее, восхищаюсь — человек из фавел, а к нему очередь из моделей.
 
Барон настойчиво тащит меня в местный cartorio — по-нашему загс. Он хочет от меня сына. Говорит: бразильянки — сплошь профурсетки, им лишь бы тусоваться, churrasco жрать (шашлык по-нашему) и мои деньги тратить. А у тебя иностранные языки и вообще культура. А я ни в какую. Думаю себе: сын — это хорошо, но тут же… табун же. Может, надо было соглашаться? Не знаю. Мы остались друзьями, видимся каждый раз, когда в Рио приезжаю. Возможно, на самом деле меня остановило то, что он ужасно маленького роста. Я сама-то метр шестьдесят пять, а он меньше меня. Думаю, в этом все дело.
 
Рио затягивает. Когда ты в Рио, то забываешь про все свои планы, потому что все они становятся ненужными. Когда ты уже в раю — неужели нужно что-то еще? Я провела там сумасшедший по интенсивности месяц (Кауан не знает). И начинаю в какой-то момент понимать, что время идет, Рио меня засасывает и я уже больше ничего не хочу. Но, опять же, умище-то куда девать?.. Требует новых мест. Иду по Копе — так Копакабану ласково называют, — вижу, турагентство знакомое. Как барон Мюнхгаузен, выдираю себя из этой липкой трясины лени, красоты, расслабленности… На следующий день я уже на другом конце страны, на водопадах Игуассу. Очень уважаю себя за это. Самое колоссальное впечатление за всю мою жизнь. Недавно была там снова — да, все подтверждается. Самое колоссальное, так и есть. Эти гексатонны воды, которые с грохотом низвергаются с высоты в сто метров… Круче, чем секс.
 
 
5. Марта февраля
 
С водопадов лечу напрямую в Сан-Паулу. До отъезда несколько дней. У меня начинается откровенная истерика — не хочу я возвращаться в мос­ковский февраль. Сижу в любимом парке Трианон на Avenida Paulista (по статусу как наша Тверская), рыдаю навзрыд, благо парк пустынный был в тот час, так-то я никогда не плачу на людях. Мимо проходит девушка. Один взгляд на меня — и она тотчас же останавливается, снимает наушники и садится ко мне на скамейку. Все расспросила, все поняла. Звонит кому-то. И я слышу, как она своему шефу объясняет, что тут девушка плачет в парке, и спрашивает у него: можно я попозже приду? Разумеется, получает согласие. Бразильцы — они такие. Даже когда шефы. Мне она говорит, что вышла на обеденный перерыв, но поскольку решила похудеть, то вместо обеда гуляет по парку. Достает из сумочки бутылочку воды (у бразильцев всегда с собой) и предлагает пройтись. Я так понимаю, что она меня хочет выгулять, чтобы я, безутешная, успокоилась. Гуляем. Она вкрадчиво так спрашивает: а ты была вон в той части парка? А я там не была, там какие-то совсем заросли, одной боязно. Идем. Она мне: а ты знаешь, что здесь такое место, которого ниоткуда не видно? — и за руки меня берет, нежно так. Я сигналы ловлю, но приемникам не верю. С трудом вспоминаю ее имя. Как она сказала?.. Марта. И снова. Без удержу, четвертая передача, только хардкор. Помните три принципа? Первое: все просто. Второе: зачем терять время? Третье: максимум удовольствия партнеру. Так бразильцы утешают друг друга в случае чего.
 
Надеюсь, ее не уволили, но в Бразилии, насколько я поняла, шефу можно такое объяснить — он поймет. В России ведь шефу можно про собственный запой объяснить. Ну а здесь вот так.
 
Я думала, что это уже последние впечатления от того первого путешествия в Бразилию. Но нет. Понесло меня обратно в Рио — попрощаться с Аной Каролиной. Ее мама там живет, и пока я на водопадах была, Ана Каро все это время продолжала в Рио бесноваться, остановившись у мамы.
 
 
6. Инкогнито
 
Идем в один клуб, потом в другой. Ана Каро на боевом взводе, а у меня, наоборот, такое задумчивое настроение — Москва, февраль так и маячат перед глазами.
 
И вдруг… у меня как будто щелкнуло в одном месте. Перед глазами замелькали картинки: самолет, Шереметьево, Москва, снег. А я в Рио! Последние сутки в Бразилии. Неужели я так и проведу этот вечер в задумчивости?
 
С трудом отрываю Ану Каролину от какого-то мутного (на мой взгляд) парня. Кричу ей на ухо: я тоже хочу! Ана Каро начинает безудержно смеяться.
 
И начинается круговерть. Первый мне не понравился — от него сильно пахло потом и сигаретами. От второго нес­ло алкоголем, и он как-то уж слишком рвался в бой, сразу начал ощупывать мою грудь. А у меня грудь маленькая, я сразу застеснялась, и вообще не люб­лю бесцеремонность. Третий кололся щетиной. А вот четвертый… Явно сегодня не пил. Совершенно точно не курил. И вообще был на удивление какой-то свежий, что ли, несмотря на сумеречное место, где мы находились. Признаюсь, не так просто было мне перейти ко второй стадии — пальпированию. Это же какая ломка шаблонов. Это же сломать все, что я понастроила в своей голове за все годы московской жизни. Это даже не как в омут с головой. Это как в котел с кипящей смолой. Набрав воздуха в легкие, однако стараясь, чтобы он этого не заметил, я закрываю глаза и решаюсь. Ох ты ж ежик. Всей моей пятерни едва хватает, чтобы объять, так сказать, всю полноту происходящего. Я в изумлении на секунду отрываюсь от его губ, он ясно видит мои ошарашенные глаза. Тут я замечаю, что вон то мельтешение на заднем плане — это Ана Каро, она мне машет обеими руками, потом поднимает большие пальцы вверх. Кажется, у нее тоже удача.
 
Ана Каро предлагает: давайте до Копы пешком дойдем. Молодые люди переглядываются между собой и внимательно слушают наш разговор. Но где у мужчин в такие моменты ум? Я ей говорю: ты вообще без башни, что ли? Почти два часа ночи же? А она мне: я сегодня горячо молилась, ничего не бойся. Отличный аргумент. Идем вчетвером по ночному Рио, в котором водителям официально запрещено ночью останавливаться на красных светофорах. Я пытаюсь вспомнить имя парня. В свете ночных фонарей он еще свежее и прекраснее; оказывается, у него светлые глаза (а я не люблю темные). Доходим до Копы, выходим на пустынный ночной пляж. Ана Каро со своим товарищем ускоряют шаг, и я вижу, как они удаляются чуть ли не бегом.
 
Говорю своему другу: мне надо перекурить, чуть было не сказала — «мне нужно время». Какое еще время? Парень отвечает глухим голосом: покури, покури… При этом он осторожно и бережно, но очень быстро уже расстегивает на мне джинсы. Я с яростью отбрасываю сигарету — да что ж такое-то, непременно надо было за сигарету ухватиться. Спустя секунду я уже лежу на песке, на спине… Вовсю светит луна, с моря легкий бриз. Неужели вы правда думаете, что я замечаю в этот момент какие-то явления природы? Нет, я кричу, просто кричу, хватаясь руками за песок, чтобы не взлететь на воздух; мое тело колотится в судорогах, но парень держит меня крепко. Он обращается с моим телом так, как будто это самая драгоценная игрушка, самый вкусный пирог, который повредить нельзя, а насладиться можно и нужно. Он и наслаждается! Я это вижу, слышу, чувствую. Он нежно, но быстро переворачивает меня на живот, за мгновение до того успев подложить под меня свою смявшуюся рубашку, потом на бок, потом снова на спину, потом снова на живот, потом ставит меня на четвереньки, на ухо спрашивая: тебе не больно? Мне начинает казаться, что я вижу в темноте. Да, точно, вижу. Или это мои искры из глаз рассыпаются по пляжу, освещая все вокруг. И я все кричу, безудержно кричу. Парень, скорее, рычит. Наконец, совершенно потеряв дыхание, мы останавливаемся. Сидим молча, курим. Так, а Ана Каролина-то где? Вижу две красные точки метрах в пятидесяти от нас. Нет, я не собираюсь вставать. Сами придут. И точно — идут, переговариваясь между собой. Ана Каро сияет и посмеивается, глядя на меня. Мой, ревниво оглянувшись на того, второго, встает между нами и ними, заслоняя меня, пока я негнущимися руками пытаюсь надеть джинсы. Понимаю, что в них песок, но что с ним делать — не понимаю. Мужчина терпеливо и нежно отряхивает мое тело, как будто похудевшее за эти два часа. Продолжая заслонять меня от Аны Каро с ее другом, помогает мне одеться.
 
Светает — значит, уже можно вызвать такси. У меня времени в обрез: еле успеваю до Аны Каролины — покидать вещи в сумку, и скорей на автобус до Сан-Паулу. Телефон? Какой телефон, что ты… Самолет, Москва, Шереметьево… мать его.
 
Вот они, мандариновые листочки… Что это было? Была ночь. Была Копакабана в Рио-де-Жанейро. Самое опасное место в этом мире. А мы как будто были в другом.
 
Да вся Бразилия и есть другой мир. Совсем другой.
 
Теперь я живу здесь. Продала квартиру в Москве, ровно год тому назад. Потому что в Москве холодно. Там секс на первом свидании — ни-ни, надо сперва потрепать друг другу нервы, а уж только потом разочароваться. А здесь — солнце и секс, секс! Сколько влезет. Не понравилось — следующий! И фрукты. Мандарины я не ем — слишком много всего надо попробовать.
 
Сейчас пишу, сидя на берегу океана: Сан-Паулу, Рио — все это здорово, но я уехала на остров.
 
Флорианополис, новая любовь моя…   
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (2)

  • Я есть Грут
    1.04.2018 11:34 Я есть Грут
    Анюту сложно не понять.
    Бегу квартиру продавать.
    Да, я не баба, я - мужик.
    Но больно только первый вжик...
  • Сергей Макаров
    9.04.2018 12:11 Сергей Макаров

    Цитата: - А здесь — солнце и секс, секс! Сколько влезет. Не понравилось — следующий! И фрукты. Мандарины я не ем — слишком много всего надо попробовать.
    ---
    (вам) ебля нужна
    как китайцам
    рис.
    ...............................

    В обе дыры
    гляди -
    не поймай
    сифилис.

    А то будешь
    перед врачами
    корчиться!

    Владимир Владимирович Маяковский
80 «Русский пионер» №80
(Март ‘2018 — Март 2018)
Тема: соблазн
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям