Классный журнал

Рыбное место

15 октября 2017 10:50

Колумнист «РП» Леонид Ганкин на собственном жизненном опыте убедился, что валюта — она и в Африке валюта. Особенно во времена Советского Союза, о которых теперь так модно ностальгировать. Ну так вот, окунитесь в историю. Если не боитесь.

В 1970-е годы у борцов за независимость Анголы и Мозамбика был лозунг: «A luta continua, vitória é certa». По-русски: «Борьба продолжается, победа неизбежна». Наши соотечественники, работавшие в бывших португальских колониях в Африке, переиначили этот лозунг по-своему: «Валюта континуа, “Волга” э серта».

И вправду, в прежние времена для людей, не принадлежавших к партийно-советской номенклатуре, работникам торговли или криминалитету, длительные загранкомандировки были единственной возможностью существенно повысить свое благосостояние — перестать наконец жить от зарплаты до зарплаты, дрожать над каждой копейкой и годами копить на телевизор или холодильник. А все благодаря доступу к твердой валюте.

Ее, как правило, не выдавали на руки, а переводили на валютные счета. На эти самые инвалютные рубли — так называемые чеки «Березки» — в СССР можно было купить любой дефицит: и ту же самую «Волгу», и кооперативную квартиру, и импортный мебельный гарнитур, и дубленку, и еще массу всего недоступного простым советским людям.

Я приобщился к благам «совзагранработы» уже на излете эпохи, в горбачевскую перестройку, оказавшись в Африке в 1987 году, незадолго до того, как инвалютные рубли были отменены, а долларовые счета заморожены. Помню, эта мера по восстановлению социальной справедливости вызвала в советской колонии настоящий шок. У тех, кто к тому моменту проработал в непростых условиях Африки дольше, чем я, на счетах скопились довольно серьезные суммы в валюте, и все понимали, что вытащить их оттуда будет очень непросто.

Но советские люди за рубежом, конечно, нашли выход из сложившейся ситуации. Они перестали складывать валюту на счета, а начали покупать на нее товары, которые затем перепродавали на родине. Большой популярностью в ту пору пользовались, к примеру, магнитофоны-двухкассетники, позволявшие легко, качественно и без привлечения дополнительной аппаратуры переписывать музыку с одной кассеты на другую. В Африке хорошей электроники не было, поэтому для ее приобретения мы пользовались дипломатической выпиской. Японский двухкассетник можно было выписать долларов за 250, а в Союзе продать аж за 2000 рублей. Сумасшедшие по тем временам деньги! На месячную зарплату в 500 долларов (если не есть, не пить и не платить партийные взносы) можно было купить два таких магнитофона. А новые «жигули» стоили тогда от 6 до 10 тысяч рублей. Так что, считай, месяца за три-четыре можно было без особого напряга скопить себе на машину.

Другим объектом вожделения для советского человека в то время были видеомагнитофоны, поэтому их перепродажа тоже давала высокую норму прибыли. Правда, на родину мы летали «Аэрофлотом», и много громоздких предметов в багаже увезти было трудно. Так что в довесок мы брали с собой товары помельче: портативные аудиоплееры, видео— и аудиокассеты, дорогие зажигалки, заграничные шмотки, китайский жемчуг. Кстати, перепродажа последнего давала практически десятикратную прибыль.

В Африке я впервые понял, что такое разница курсов. Официально американский доллар стоил 150–200 местных шиллингов, а по «черному» курсу — вдвое дороже. Нам было разрешено брать около ста долларов из зарплаты наличными; обменяв их «по-черному», можно было жить кум королю, что мы, собственно, и делали. В посольстве на нелегальный обмен денег закрывали глаза. Услугами менял пользовались все, включая высших дипломатов.

Африка — это вам не Европа, туда посылали на работу людей без особых связей, которым приходилось надеяться только на себя и которые понимали, что за время командировки им предстоит заложить основы своего благосостояния на годы вперед. Поэтому все старались строить свою финансовую политику как можно более вдумчиво и расчетливо. Что лучше купить — видеомагнитофон или три видеоплеера? Большую аудиосистему или пять радиол? Какой фирмы — Sony или Sharp? В посольских кабинетах часто можно было видеть картину: на письменном столе — гора каталогов и листочки, исписанные столбцами цифр. В маркетинговые исследования были погружены все — от комендантов до посла, но были и редкие исключения.

Работал в нашем торгпредстве грузин, звали Тимур. Его отец был директором большого завода в Тбилиси, тесть — заслуженным академиком. Так Тимур заказывал по дипломатической выписке не товары на продажу, а белые носки, ракетки и экипировку для большого тенниса, разные модные аксессуары. Окружающие этого не одобряли — завидовали, конечно. О Тимуре рассказывали такую историю. Как-то на базаре к нему пристал нищий: «Sir, please, give me money. I don’t have money». — «The same problem, my friend», — ответил Тимур и ничего не дал нищему.

А мне Тимур нравился — он был гораздо симпатичнее многих, кто экономил на спичках, отказывая себе буквально во всем. А экономили в Африке не по-детски. У людей случались голодные обмороки. Именно там я услышал выражение «чай второй просушки».

Сам я хотя сильно не экономил, но, по крайней мере, научился планировать семейный бюджет. Правда, получалось это не всегда. Как-то собрались мы в отпуск на родину. Жена с сыном должны были лететь на две недели раньше, и мы поделили оставшуюся наличность так, чтобы купить подарки родственникам, а какую-то сумму оставить мне на пропитание. Так вот с этой суммой мы ошиблись. На исходе первой недели я понял, что до отъезда в Москву мне придется жить впроголодь. За этими мрачными размышлениями меня и застали друзья, пригласившие поехать с ними на рыбалку на озеро Виктория. Никогда не был особым любителем рыбалки, но тогда я с радостью согласился, решив, что при удачном стечении обстоятельств это может стать для меня выходом.

В колониальные времена англичане запустили в озеро нильского окуня — крупную хищную рыбу, которая пожрала почти всех его обитателей. Выжила только телапия. Зато и нильский окунь, и телапия водились в озере в избытке. Окуня ловили спиннингом на блесну. Телапию — на длинную удочку с толстой леской и массивным крючком, на который насаживали связку дождевых червей. Я стоял на берегу озера, забросив в воду удочку, и размышлял о своей нелегкой судьбе. С моими навыками, думал я, мне вряд ли удастся кого-то поймать. И вдруг я почувствовал резкий рывок — клюнуло. Я вцепился в удочку и присел, стараясь удержать равновесие. Только бы выдержала леска! Рыба явно была очень крупной — она пыталась утянуть меня в воду, но не тут-то было, я ведь тоже боролся за жизнь. Как всегда бывает в подобных случаях, ко мне со всех сторон бросились другие рыбаки: «Держи! Не дергай! Подтягивай ее к берегу!» Подскочил кто-то с сачком, и через секунду у меня под ногами билась чуть ли не метровая телапия.

Дома я ее почистил, срезал мясо с боков. Один кусок испек в духовке, из другого сделал котлеты. А голову, хребет и хвост пустил на уху — вкусная получилась. Оставшуюся до отпуска неделю ел от пуза и еще друзей угощал — тех, кто меня на рыбалку пригласил.

Когда я думаю о годах, проведенных в Африке, на память мне приходит пассаж из прочитанной еще в школе статьи о Джеке Лондоне, в котором говорится о его пребывании на Аляске в годы «золотой лихорадки»: «Он, конечно, не нашел золота, но здесь, на Севере, обогащенный жизненным опытом и массой впечатлений, Лондон нашел себя как писатель». Это я к тому, что богатства в Африке я не нажил.

Все статьи автора Читать все