Классный журнал

Шанс и/или победа

03 октября 2017 14:30

Эта колонка замечательного режиссера Марлена Хуциева — про все: про судьбы художников, про неисповедимые пути, про надежду и шанс, про сложное и прекрасное прошедшее время. И все как положено в этом прекрасном времени: валюты нет, шанса не будет, кино не снято. Но почему радостно на душе? Потому что рассказ хороший.

— Шанс, шанс, шанс! — на разные лады пропел Тугрик. — А вдруг? А вдруг?! А вдруг!!!

— Что, разночинцы? — остановился на бегу В. Басов — режиссер и великий артист. — Заговор? Не потерплю, донесу!

— Что вы, мы это так… Отдыхаем…

— Спевка у нас…

— Маёвка…

За окнами была зима.

— Молитесь, юноши! Молитесь! И Бог, которого нет, но он, конечно, любит кино, поможет нам с валютой! Валюта! Валюта! Валюта! — пропел Басов и исчез.

Уже несколько дней неспокойно было на студии «Мосфильм». Все в ожидании: дадут, не дадут?! Валюту…

— Валюта, валюта, валюта!

Даже те, которым это было совершенно безразлично, поддались настроению, работа шла рывками, нервно.

— Генеральный едет в Комитет!

— Что Генеральный?

— Генеральный едет в Комитет выбивать! (Комитет по кинематографии.)

Но их это не касалось. У них был план!

Один редактор, опытный, всего повидавший, как о нем говорили — «Умный мужик», свирепый с виду, интереснейший дядька, о нем еще пойдет разговор, называл их «лишние люди». И это было очень верно. Неудачник — он лишний. Всегда.

Одна редакторша, дама монументальная, бывшая ответственная комсомолка, «Умная баба», к которой «прислушивались наверху», говорила:

— Это я должна была так сказать, дать такое им определение… Даже обидно… — И ей действительно было обидно: точное слово — большая сила, долгая память.

Не хочется, а это непросто, чтобы эти люди не выглядели карикатурами. Это не входит в мои планы. Вот «монументальная дама» — общее место, стертое понятие… как-то вывернулось из-под пера (я ручкой пишу, перьевой, с открытым пером). Нарочно не буду исправлять. Урок: не разбрасывайся общими, за ними — пустота.

Редакторша эта была по-своему доброй, со своими (может быть, слишком твердыми) принципами. Тогда принципы эти казались смешными. И не так уж к ней прислушивались «наверху». Откуда взялось такое мнение? Загадка. Как и другое многое.

Ламброзо подробно описал тип «преступного человека». Можно считать это чепухой, но те, кто по роду своей деятельности «работают» с преступниками, серьезными преступниками, так не считают. А вот как определить признаки классического неудачника? Попробую разобраться не только в физиогномике, но и в душевном строе этой человеческой особи. Задача непростая: тут сплошные исключения.

Так вот, человек семь таких исключений сидят у круглого стола в мосфильмовском коридоре, под плакатиком «Место для курения».

Тугрик — он из Института культуры, а сейчас временно дворник. Пошел в дворники потому, что где-то же нужно жить (он не москвич). И увлекся. Теперь для него нет интереснее человека, чем дворник. Он об этом сценарий написал. Дает читать, ответа пока не получил, надеется.

Тугрик говорит:

— Я тут сцену одну придумал… Дядька, дворник. На лопату опирается, снег сгребал… Какой-то очень знакомый… В телогреечке… Средний план! Николай Второй! Наезд. Говорит в камеру: «Детишек-то моих… видели? Вон… под крыльцом лежат убиенные…» Панорама…

— Лишнее, — говорит человек в морской форме, — пятая нога.

Это Ломов. Или Лом. Почему Лом? А что, не все читали «Приключения капитана Врунгеля»? Здоровый, к тому же моряк. Соображает медленно, говорит веско. Похоже, Лом — бывший подводник, сейчас — штурманом на Севере. Тарелки летающие видал, но чепуха все это! Окончил Высшие сценарные курсы. До курсов, пока не знал, как правильно нужно писать, издал две небольшие книжечки рассказов. Хороших… Самый лучший — «Гуд бай», про аварию на подлодке. Написал по этому рассказу сценарий. Говорят: «Непроходимо». Читали многие. И хвалили. Но — непроходимо! Пишет проходимое. Про героизм. Но с ним случилась беда, с Ломом. Когда ему объяснили, как правильно писать, и он в это поверил, писать он стал невероятно скучно. Сам он этого не понимает. Ведь все правильно: сюжет, характеры сталкиваются, развязка наступает… Но! Скука матерая. Вязкая скука…

— Да, — говорит Лом, — валютка… Неплохая штука… Сойдешь на берег в Амстердаме каком-нибудь… Вещь незаменимая…

Леопольд Мильчевский. По виду абсолютно водевильный персонаж. Пиджак в клеточку. Чем занимается, не очень понятно. Говорит, по снабжению… Но вид обманчив. Леопольд, или Поль — ему так больше нравится, — умный, цепкий, авантюрный. Улыбка его лучезарна, открыта и совершенно обманчива. Соображает мгновенно, людей видит так, что «все потроха наружу, и анализы не нужны». Во ВГИК поступал, но говорить об этом не любит… Чего хочет? Об этом не знает никто. Знает всех. Это он придумал «Шанс».

— Так, — говорит Леопольд, — ЭСФЭ поддерживает… Это главный блин на нашей штанге… Ну… и другие уважаемые люди… наши неравнодушные современники… Личные контакты, ребята, личные контакты…

Что такое «Шанс»? Кинообъединение, дающее возможность снять короткометражку на производстве. Последипломная проверка.

— «Доверяй, но проверяй — проверяй — проверяй!» — такой лозунг придумал Леопольд. — Учет и контроль! Это хитрый ход. Для начальства. Все честно. Условия — их два — Актуальность и Современность. Но на самом деле, ребята, главное — зацепиться, повиснуть, так сказать, на подтяжках…

Но ему-то, Леопольду Мильчевскому, что с этого?

— Хорошая компания, — говорит он и смеется. Конечно, не так все просто. Кто все это придумал, кто организовал, кто нашел подход к неравнодушным современникам? Мильчевский Леопольд. Скромный человек, ни на что не претендующий. Что же, не найдется для него дела в этом новом, прогрессивном начинании?

— А Вит где? — спрашивает Глинкин, человек неяркой внешности, метящий снимать детское кино, в данный момент ассистент у С.А. Соловьева.

— На посту.

— Упорный.

— Только так!

Он был не Виктор и не Виталий. Его звали Витольд. И был он действительно на посту. В приемной генерального директора «Мосфильма». Ходил он сюда уже целый месяц. Толку не было. Но, как сказал Леопольд, «упорство, упорство и еще сто раз! Увидят, что парень железный, — прогнутся… Мне говорили… не важно кто… будешь знать — это тебе помешает… Хозяин видел твой диплом… Впечатление благоприятное…. Приглядываются к тебе… Так что… не имеешь ты права дрогнуть… Ты самурай! Тугрик тебя подготовит по восточной методике».

Тугрик действительно служил в Монголии, увлекся там буддизмом — самое подходящее для дворника мировоззрение. Для дворника, чья карма — кино.

Все ли, что здесь пока только намечено, и то, что будет дальше, — правда? Нет. Я не пишу воспоминаний. Это фантазия по мотивам времени, образов и характеров. Конечно, что-то такое было… Было, но доза использования реальности гомеопатическая.

Это такая фантастика, настоянная на травах, облаках, туманах, снегопадах, шуршании кинопленки, особом сумраке просмотрового зала, гулкости студийных коридоров, зыбкости замыслов, разочарованиях, — а так никаких особых секретов у меня нет.

Открылась дверь — Генеральный вышел в приемную. В пальто, шапка в руках.

— В Комитет, — сказал в пол. Был он мрачен. Пальто было мрачно, мрачна была шапка. Зимнее солнце, заглянувшее было в окно, не выдержало этой мрачности, сгинуло.

Кто-то сидит у двери… Кто это? Генеральный совсем было ушел, — но:

— Ко мне? Завтра.

— Я месяц жду.

— И что?

Генеральному был совершенно безразличен этот человек, полноватый, бледный… Что ему нужно?

— И что? — повторил Генеральный.

— Подожду… Не на ходу же.

— Дело ваше.

Вернулся Генеральный довольно быстро. Собственно, съездил он зря, все было уже решено. Его только проинформировали. Валюты нет. То есть есть, но мало. И вообще, кое-кто шире штанов глотает… Распустил ты художников, дорогой товарищ!

А этот — сидит. Сидит как сидел.

— Чаю, — не глядя распорядился секретаршей Генеральный. —

Входите!

Сидит молчит.

— Какое у вас дело?

Растерялся. Бормочет что-то… А я пока чаю выпью…

— Я не понял? Говорите громче!

Опять бормочет, нервишки у парня…

Генеральный позвонил:

— Чаю! И чего там у вас, сушки, ириски…

— Соберитесь. Время у меня считанное…

Сует какие-то листки…

— «Шанс»? Какой «Шанс»? А… Да, слышал… Подумаем, посоветуемся… Обещать не могу… Все?

Встал, идет к двери.

— Постойте. Как ваша фамилия?

Называется. Что-то знакомое…

— Это ваш… маленький этот фильм… короткометражный… Старик и старуха?

«Жили-были дед и бабка».

— Ну да… Видел… Сядь… Месяц он ждал…

Генеральный нажимает кнопку.

— Там есть кто? Попрятались…

Да все уже известно… Пирамидону бы…

— Тогда покрепче, и с лимоном… Два стакана!.. Вот так, валюты нет, пирамидону нет… Да, дед и бабка… Что сказать… мрачновато… Сейчас все так могут… Поветрие… Под этот… как его…

— Неореализм.

— Да. Свое, свое надо снимать…. Народу это не нужно, он и так живет… Ну ты сам знаешь… Ему чего повеселее… Комедию там… Сказочку детишкам… Нет, просто как соцобязательство взяли друг перед другом… Ты так? Это что! Я тебе такую правду покажу — как поленом по копчику… Гуманисты! Зрителя, его пожалеть надо… А им только валюту подавай! Фестивали, призы, золотые львы… Вот я на чем только не крутился сегодня… И на этом, и на том… Ради «Кодака». Вот тебе нужен «Кодак»?

— Нет, сейчас нет.

— Никто и не предлагает… Разучились на своей пленке снимать! Что, наша пленка плохая? Мне не надо ваших настроений, туманов и полутонов, и народу не надо! Ты мне актера дай, проблему поставь, мысль разреши… Кто это сказал?

— Достоевский.

— Правильно. Великий, между прочим, писатель. И патриот! А что патриот, этого никто не видит… Скверный анекдот — это видят…

Генеральный помолчал, сменил тему.

— «Шанс». Хорошо не «Шанец». Я это дело не очень чувствую… Поддерживать не буду… А ты, значит, за общее дело бьешься? За други своя? Эти други… те еще мальчики… Ну, дело ваше… А для себя чего хочешь? Есть мысли?

— Есть.

— Давай, излагай. Мне, между прочим, твой малометражный… понравился. Ты людям сочувствуешь… А может, похитрее других будешь, а?!

…Показалось? Или… нет? От Генерального тянуло спиртным… слегка… Нет, показалось…

Стук в дверь, заглянул веселый Басов.

— Разрешите? — этак простачком. А смотрит внимательно, глаз-то цепкий… — Есть анекдот.

— Давай!

Посмеялись.

— Ты скажи, ну кто там тебя в разведку послал… Валюта — йок! Но будем бороться.

— Собирает еврей макулатуру… — начал, как вроде ничего и не слышал, Басов.

— Этот знаю…

Ушел Басов.

— Ну так чего там у тебя?

— Рассказ. Называется «Победа».

— Погоди… Это про шахматы? В поезде дело происходит?

— Да. Всего два артиста… ретроспекции там интересные… Может получиться судьба поколения… И юмор… Очень глубокая вещь.

— Может, но не получится. — Генеральный поднял палец. —

Автор!

— ?

— Автор не подходит. Тема закрыта. Все. Еще думай… Придумаешь — приходи.

— Снова месяц ждать?

— Подождешь, подождешь, если надо! Тут всем надо! Тут «Мосфильм»! Советский Голливуд?! А тут — пусто. Давно пусто… Нет ничего… Стены — есть… А так… Иногда вот думаю: как же они снимают… кино свое? Живуч и находчив брат-киношник, который год щи из топора варит… Да еще призы получает, по всему свету… Конечно, помогаем по мере сил… Помогаем. Мы — чиновники — губители — гонители…

…Нет, он выпивши… И прилично…

— Что-то я хотел. Что же я хотел… А чего тебе этот «Победитель»?

— «Победа». «Победа» рассказ называется.

— Символ? Эти ваши намеки…

— Я шахматы люблю… Это очень плюс ко всему, очень шахматная история.

— Играешь?

— Играл когда-то…

— А ну… — Генеральный выдвинул ящик стола.

Явилась богатая шахматная доска.

— Подарок якутского режиссера. У них на всю республику один режиссер! Даже завидно. Белые — мамонтовая кость, черные — каменные… нет, окаменелое дерево… А? Им в музее место… Хочет кино про какого-то своего снять… Был у них один просветитель… с Лениным встречался… Значит, так, играем. Условие: выигрываю я — исчезаешь со студии. Чтоб духу твоего не было, с «Шансом» вместе… Твой верх — снимай свою «Победу». Возьму грех на душу. Все по-честному! Слово коммуниста!

— По-честному — я кандидат в мастера…

— Напугал. Я тоже кандидат.

Первую партию Генеральный играл белыми.

— Широко загибаешь… Но мы с тебя форс-то собьем… Так-так… Ага! Этот фокус не пройдет… А скажи, вот «Мосфильм», народ вроде культурный… а кружка шахматного нет! Почему? Я бы посодействовал, и помещение бы выделил, и инвентарь бы купил… Желания у людей нет… Думать не хотят, один «Кодак» на уме!

Первую взял Генеральный.

— Гляди, слово дал!

Пошла вторая.

— У-ух как страшно! — глядя на доску, приговаривал хозяин «Мосфильма». — Очень страшно… А вот тут… тут у нас рояль в кустах! Не нравится? Думай!

И не сразу заметили, что в кабинете присутствует некто третий. И этот третий с ног до головы весь в иностранном…

— А, Валентин! — приветствовал его Генеральный. — Ну как там Италия?

— Если честно, ничего мы там не видели… Работа, работа, от машинки не отрывался… У буржуев не сачканешь…

— Да ладно! Ты посмотри, что он со мной делает!

Разодетый Валентин и так не отрывался от доски.

— Размен. Больше ничего.

— Ну, размен… А дальше?

— Прилично играет товарищ…

Валентин обошел стол, задумался:

— Говорят… с валютой… нестыковочка…

— Говорят… Говорят… Не будет вам валюты…

— А… где говорят?

— В ЦК.

— Серьезно…

— Да уж, там не шутят… О, ё! Он меня под шах гонит!

— Кавалерийская атака по флангу… И нет вопросов!

— Между прочим, единственный из сценаристов, который знает, что рашпиль и эндшпиль не одно и то же… Вот. Познакомься, Валя, — молодой режиссер… Замысел у него есть… шахматный… Берись!

— Почему бы нет? А вы… на коньяк играете?

— Нет. На замысел. На этот самый.

— Совсем интересно… Кавалерия проходит на рысях, — пропел Валентин. — А что, элегантно… Ах ты… черт!

— Психическая? — двинул ферзя Генеральный. — Ну, хрен с тобой, не обижайся!

— Аминь! — Валентин склонил голову. — Поздравляю вас, молодой человек! — И картинно взмахнул руками, обращаясь к Генеральному: — Встреча с вундеркиндом!

— Контровая! — Генеральный снял пиджак.

Но как-то не задалось. Генеральный злился, ошибался… Валентин дал совет — стало еще хуже…

— Кавалерия проходит на рысях… Развеваются над степью башлыки… Первый маршал Ворошилов, погляди на родные краснож…ые полки! — напевал Валентин, расхаживая по кабинету, разглядывая призы заморских фестивалей…

Генеральный резко толкнул доску.

Посыпались фигуры.

— Святого не трожь! Как стоишь? Смирно!

Валентин споткнулся от неожиданности, встал руки по швам, замер.

— Все, нашутились! Проанекдотили державу! — рыкнул Генеральный.

— Виноват, товарищ генерал! Больше не повторится!

— Труханул, фронтовичок? Во-ольно!

Темно в окнах. Нужно закругляться. Генеральный тяжело поднялся, натянул пиджак.

— Ничья. Но по совести, третью я продул. Ну, скажем, был на грани… Я слово держу. Снимай свою «Победу»! Даю добро! Валентин! Сценарий за тобой!

— Да, да. — Валентин засуетился, вытянул из кармана визитную карточку. — Вот телефон… Созвонимся… Товарищ генерал! — ухватил за руку. — Без валюты нам край! Я Гришке в Рим звонить боюсь… С ума Гришка сойдет… Мы без пяти минут в запуске…

— А «Балладу» как снимали? Без валюты. И обошлись?! И неплохо обошлись!

Валентин молчал.

— Ладно, еще не вечер! Прорвемся!

И ведь прорвались. И многие прорвались… А «Шанс» не состоялся. И «Победа» не состоялась. Надул Валентин.

— Ничего, — сказал Леопольд, — заявили о себе — уже неплохо! Шансы есть, и неплохие… Главное — не расслабляться, не впадать в пессимизм! Будем соображать…

И они стали соображать. Их теперь на студии звали «Стая». И они гордились этим.

Все статьи автора Читать все