Классный журнал

Могло ли это лето стать идеальным? Конечно, могло. Но не стало. И у меня претензия к нему. Как у мамаши зарвавшегося тинейджера. Вот ты, Петюня, тоже мог с медалью школу закончить, а теперь друзья твои с медалями, а ты — с тройками. А Петюня и сам не рад своему сопротивлению, но ничего уже поделать не может. Вот и лето мое в этом году, что тот Петюня.

 

Поначалу, когда весь московско-питерский фейсбук страдал от холода и жаловался на дождь, я тайно наслаждалась погодой. Ничего лучше холодного лета в моем понимании быть не может. И пить можно все, что угодно, и в любое время суток. И утром, и вечером, и крепкие напитки даже. Окно открыть, плед, ну и пару глоточков… Но подлец организм решил иначе. Совсем я избаловала его интуитивным питанием. И он отказался от пары глоточков наотрез. Ну, я его не мучила, не неволила. Думала, одумается. Но дней через десять начала волноваться уже, а через пару недель запаниковала. Может быть, дело в том, что исчезло из продажи вино, которое уже больше полугода организм считал приемлемым. Но ведь меня никто не предупредил, что единственно возможным. И вот вино тринадцатого закончилось, но почему-то никто не закупил следующую партию. Паника усиливалась. У меня уже такое было лет семь назад: с маниакальным упорством объезжала винные магазины в поисках «Дианы де Бельгрейв», но то была блажь, а теперь уже жизненная необходимость — организму грозила засуха. Искомого продукта не было. Мне любезно предлагали адекватные замены, которые оказывались неадекватными. Открытое вино нужно было утилизировать. Пришлось осваивать рецепты разных блюд: кокованов всяких, рыб в вине, винных желе и сорбетов, вишен пьяных, но есть это все тоже не особо хотелось — без вина аппетита нет почти, круг замкнулся, я стала впадать в уныние. Вспомнила, как на курсах сомелье рассказывали, что можно купить бочку у производителей. Я представляла огромную бочку посреди своего лофтика и себя в майке с шубейкой из искусственного меха, как у группы Led Zeppelin, — прохладно в помещении, бочка диктует температурный режим, — а еще тапочки меховые на босу ногу. Эта маниловская картинка грела душу, конечно, но не более. Фоновое уныние усиливалось.

 

Почуяв неладное, за дело взялась соседка. Да что уж там соседка — за три года тематических пикников и регулярных прогулок с собаками мы уже давно стали подругами. Опытный реаниматолог поняла, что теряет меня. Как компаньонку по распитию напитков, разумеется. И придумала хитроумный план. Затащила меня сначала в аквапарк, зная, что это для меня, скорее, стресс, а на обратном пути — в магазин, за антистрессовым набором. В магазине у меня сработало все: и реакция на маркетинговые ухищрения, и зеркальные нейроны, мне даже показалось, что включилась внутренняя собака Павлова с повышенным слюноотделением, — к кассе мы подошли с тяжелыми корзинками. Совсем юный алкоголик, который забежал в обеденный перерыв за мальком, попросился без очереди. Вдобавок эта юная, но совсем уже стертая личность решила нас пристыдить. Вы че, говорит, дамочки, творите, вторник же только. Какой такой вторник, говорю, пятница уже. Алкоголик беспомощно посмотрел на кассира. Кассир бесстрастно меняла ленту в кассовом аппарате. Стертая личность явно испытала когнитивный диссонанс, оставила малька и вышла из магазина.

 

Мы развеселились. Некоторые бутылки из корзинки заменили на такие же, но из холодильника. Далее опытный доктор не отпустила меня домой, а велела зайти к себе. Проследила, чтобы пациент все употребил правильно, по схеме. Сначала одну, ну и вторую открыли. Потом я под проливным дождем тащила оставшиеся бутылки к себе домой. Они особенно предательски звенели рядом с консьержкой. Дома организм возмущенно сообщил, что он, конечно, соблюдал приличия в обществе, но вот эти бутылочки, которые я притащила, можно даже не пытаться открывать в будущем, потому что он уже сыт по горло и пить это не станет ни при каких обстоятельствах, и в пищу тоже попросил вино больше не добавлять. Дорогой, говорю, может, тебе хотя бы текилы купить? Ты еще кактусов в салат настрогай, буркнул организм в ответ и опять отказался выпивать.

Каникулы вяло подошли к концу. В среду ответсек жестко потребовала сдать текст. Ну как, скажите мне, можно написать алкогольную колонку в такой ситуации? Но мои жалобы на засуху ее совершенно не тронули. Женщина она не сентиментальная, беседы с организмом и вовсе ерундой считает, велела отправляться домой и работать. Пришлось заехать в магазин по дороге. Я, наверное, очень долго изучала полки. Мужеподобная девица по прозвищу «сомельец» терпела долго, потом начала угрожающе сопеть и довольно грубо предложила свою помощь. Подождите, говорю, я еще не решила, красное или белое. Значит, розовое берите, рявкнула девица. Ах, душечка-сомельец, ну что за совет! Сразу вспомнился дивный эпизод из фильма Prêt-à-Porter, где официант попросившему rose наливает в бокал и красного, и белого. И вспомнила свой невероятный миксологический опыт. Дело было в 92-м, кажется. Разумеется, в Петербурге.

 

Солидную организацию, которая занималась современным искусством, посетил известный то ли куратор, то ли коллекционер, и его водили по мастерским художников. Директор фонда велела художникам вести себя прилично, ничего такого не устраивать, навести в мастерских порядок и ни в коем случае не предлагать гостю водку и прочую бормотуху, потому что он пьет только rose. Такого у нас тогда и в помине не было. Зато был невероятный драйв, ну и талант, разумеется, не пропьешь. Решила я это rose сама изготовить. Взяла алиготе (кто-то еще помнит этот перл винной промышленности?), добавила туда немного самогона, настоянного на дубовой коре (его прекрасно готовил молдавский дедушка моего бойфренда и передавал нам поездом), еще у меня было забродившее варенье из земляники — совсем каплю, для послевкусия. А для придания благородного вкуса смешала все это с алжирским красным — на тот момент это было самое вкусное вино в нашем арсенале. И в холодильник на двое суток. Перед приходом посетителей еще минералки влила туда — цвет корректировала, ну и эффекта фризанте пыталась добиться. Разлила все в высокохудожественные бутылки, пробки сделала, как на картинах импрессионистов, из старых газет. Сижу, жду. Пришла делегация. Лето, жара страшная. Студия у меня на Сенной, как положено петербургскому художнику — на самом последнем этаже. По черной винтовой лестнице заползла умирающая от жажды делегация. А минералки почти не осталось: часть в rose ушла, остальную я сама попивала, чтобы не набраться до прихода высоких гостей. Спрашиваю так вежливо гостя: вы чего попить изволите? Воды? Или, может быть, вина холодного хотите? А директор фонда смотрит на меня угрожающе. Вина, говорит коллекцио­нер, холодного хорошо бы в такую погоду, но я пью только rose. Ой, говорю, надо же, совпадение какое, а дед моего бойфренда в Молдавии, он как раз розовое делает, ну, не такое, как у вас во Франции, конечно, но очень даже ничего, даже газированное слегка у него получается, мы его в жару очень любим, а еще он делает самогон. Директор фонда совсем уже стала в меня молнии метать. А я свою высокохудожественную бутыль достаю, всем rose свое наливаю в простые стаканы, как в фильмах Годара, а сама внутренне молюсь. Боженька, говорю, передай там Бахусу, или кто там у вас по напиткам главный, пусть они меня прикроют. Потому что если я сейчас облажаюсь — моей художественной карьере сам понимаешь что настанет. Ну да, сложносочиненный такой посыл, можно было проще: Господи, спаси карьеру мою художественную. Но в тот момент не до чистоты стиля было.

 

Директор фонда первой стакан схватила и пригубила. Тоже за свою карьеру опасалась, видимо. Брови у нее над очками оказались, и посмотрела она на меня с уважением. Коллекционер тоже глотнул сначала капельку, а потом несколько глотков подряд сделал. Надо же, говорит, какой дедушка крутой. А что за сорт винограда у него? Ну, нас Тимур Новиков учил врать только правду, и я абсолютно честно призналась: понятия не имею, что за сорт, я только финальным продуктом интересовалась, но непременно узнаю и вам напишу. Дальше все пошло, как положено в петербургской высокохудожественной среде: директор фонда даже за закуской бегала, когда коллекционер перешел на дедушкин самогон в чистом виде.

 

Вспомнила я эту историю, купила и белого, и красного. Вот сижу теперь и думаю: может, устроить вечеринку с винными коктейлями? Намиксовать. Вдруг опять хорошо получится. И лето семнадцатого удастся записать в идеальные. Две недели еще в запасе. Но боязно, годы уже не те. Вдруг epic fail?

 

P.S. Лето все же отыгралось. Во‑пер­вых, жарой. Ну и еще один джокер был у него припасен.

 

Друзьям моим достался в наследство участок в садовом товариществе, с домиком. И они, со своим не дачным совершенно сознанием, это все пытаются осваивать. Вот и меня в гости затащили. Сначала мы долго ехали в раскаленной маршрутке. Потом шли пешком по пыльной дороге вдоль поля. Зной, марево над дорогой, кузнечики. Настоящая летняя классика. В моем рюкзаке дребезжали четыре пинты пива. Все разного сорта — отчаянно надеялась подобрать хоть какой-нибудь продукт для употребления. Чтобы дегустация прошла успешно, пиво однозначно нужно было сильно охладить. Открыла я морозилку и застыла в изумлении. Даже не знаю, что еще могло бы меня так удивить. Никогда мне еще не попадалось такое: трехлитровая тетрапаковская коробка французской водки «Ельцин». Что это, Света, спрашиваю. Отличная водка, говорит Света, Серега притащил. Давай хлопнем холодненькой, пока пиво не в форме. Я с некоторым недоверием извлекла коробку, нашла в ней кран, подставила рюмки. Водка была тягучей, ледяной и невероятно вкусной.

 

P.P.S. Пиво я по-прежнему не пью)