Классный журнал

Леонид Ганкин Леонид
Ганкин

Я вспомнил то, о чем не написал

21 сентября 2017 11:00
Топ-менеджер Фонда «Сколково» Леонид Ганкин на страницах «Русского пионера» пишет, судя по всему, книгу своих мемуаров. Нет, не для этого мы вроде бы создавали наш журнал. А оказывается, не только для этого. Нам не то что не жалко — мы даже спасибо скажем.
Разбираясь в опустевшей после смерти отца родительской квартире, я в числе прочих памятных для меня вещей нашел потертую общую тетрадь в голубом дерматиновом переплете. Узнал ее сразу: когда мне было тринадцать-четырнадцать лет, я аккуратно переписывал в нее свои сочинения — и те, которые нам задавали в школе, и те, которые я писал по собственной инициативе (с детства страдаю тягой к сочинительству!).
 
Время от времени я вспоминал о своей находке, но долго — наверное, несколько месяцев — не решался к ней прикоснуться. Трудно сказать почему. Возможно, я ждал, пока на меня вдруг снизойдет то сентиментально-благостное настроение, когда захочется отрешиться от повсе­дневности и мысленно погрузиться в такие далекие юные годы. Тогда я с замиранием сердца вытащу из шкафа заветную тетрадь, раскрою ее и…
 
Настроение так и не пришло. Просто однажды, решив, что процесс затянулся, я достал бесценную реликвию и чуть ли не машинально начал ее перелистывать.
 
Первым чувством было разочарование. Очень узнаваемые, очень предсказуемые тексты, написанные типичным советским школьником, продуктом тогдашней системы образования и воспитания, учившей говорить и писать не то, что думаешь, а что заведомо понравится взрослым — родителям и учителям. Изложено гладко и довольно грамотно, но без особых откровений и ярких мыслей. И все же через какое-то время я зачитался. Меня увлекло не то, что было в этих текстах, а то, чего в них не было. Они, как найденная фотография, напомнили такие подробности моей жизни, о которых я давно забыл.
 
Около тридцати страниц в тетради занимала мини-повесть о том, как я провел лето. Сочинение на эту тему мы должны были принести с собой на первый же урок русского языка (или литературы?) в новом учебном году. Засев тогда за работу, я понял, что тем и сюжетов слишком много, поэтому логично будет разбить повествование на отдельные главки. Так я и сделал. Самой любопытной для меня сегодняшнего оказалась глава, посвященная моему другу детства Игорю Сергееву.
 
Я очень давно потерял его из виду и последние годы (а скорее, десятилетия) почти не вспоминал о нем, хотя в свое время он был моим кумиром. Остроумный, веселый, заводила во всех делах. Он постоянно что-то придумывал, вовлекая нас — мальчишек помладше — в десятки увлекательных игр и затей. Больше всего запомнился настольный футбол. На огромном листе фанеры Игорь расчертил и раскрасил футбольное поле, поставил маленькие ворота. Игроками служили разноцветные шашки, которые перемещались щелчком — как при игре в щелкунчики. На шашках были нарисованы номера, обозначавшие игроков. В качестве мяча использовались пуговицы. У игры, естественно, были свои правила, тоже придуманные Игорем. Мы проводили матчи на первенство мира по футболу, разыгрывали чемпио­наты СССР. Все результаты аккуратно заносили в таблицу, составляли списки бомбардиров. По воспоминаниям, ни во что более интересное я с тех пор никогда не играл — перед настольным футболом меркнет даже преферанс, которым я увлекся гораздо позже. Конечно, играли мы и в настоящий футбол, а также в волейбол, бадминтон и настольный теннис, гоняли на велосипедах, ходили купаться на карьер или на кратовское озеро. Лето пролетало незаметно.
 
Но однажды родители решили провести лето в другом месте — там, мол, и река совсем рядом, и дачу снять дешевле. Помню, я ужасно страдал — без своей компании, без Игоря. Ребят моего возраста практически не было. От безысходности я вынужден был общаться с соседкой — взрослой, язвительной и разбитной девушкой, которая постоянно надо мной подшучивала, иногда довольно зло. К счастью, на новом месте родителям не понравилось, и на следующее лето мы снова сняли дачу в «нашем» поселке. Именно с этого момента и начинается мое сочинение (повесть?) о летних каникулах…
 
Я бежал к дому Игоря со всех ног. Вот знакомая калитка. С участка залаял Гринька — карликовый доберман. Навстречу мне, улыбаясь, вышла бабушка Игоря: «Дома он, дома». А вот и он сам. Я не видел друга два года и с трудом его узнал: он сильно вырос, раздался в плечах, черные волосы зачесывает назад. «Закуривай», — предложил мне Игорь, когда мы вышли на улицу прогуляться. В сочинении я упомянул эту деталь, но соврал, что отказался.
 
Игорь стал другим. Он взахлеб рассказывал мне о своей — такой взрослой — жизни, и с каждой минутой во мне нарастала тревога: я боялся, что так, как раньше, у нас с Игорем уже не будет. Друг стал взрослым, а я как будто остался в детстве.
 
Мои предчувствия оправдались. В то лето Игорь приезжал на дачу редко: кутил в Москве с друзьями, встречался со своей девушкой, участвовал в шахматном турнире. Всего этого в сочинении не было — я просто об этом вспомнил, когда его прочитал.
 
В то лето мы с братом Вовкой стали свидетелями любопытного эпизода — войны черных и рыжих муравьев, которая легла в основу другого рассказа. Крупные рыжие захватчики напали на мирный муравейник — маленькие черные трудяги гибли десятками, но мужественно его защищали и в конце концов одержали победу над агрессором. Примерно такой же эпизод описан в детской книжке «Баранкин, будь человеком!». Мы с братом ее читали, но никогда не думали, что увидим такое в реальности.
 
Написал я и о том, как мы в лесу набрели на заросли черники и потом несколько дней, не разгибаясь, ее собирали. Возвращались с полными бидонами, и мама, потчуя гостей пирожками с черникой, хвасталась: «Ее собрали Лёня с Володей».
 
В то лето родители поручили мне ухаживать за грядками, и я подробно описал, как поливал их и полол и как приятно было каждое утро есть салат из овощей и зелени, собранных со своего огорода. Не написал я о том, как однажды, разогнувшись над грядками, увидел в окне напротив обнаженную по пояс соседку, только что вставшую с постели. С тех пор я видел ее в окне чуть ли не каждое утро: она распахивала занавески и через голову снимала ночную рубашку. Я делал вид, что смотрю в другую сторону, а на самом деле пожирал глазами ее голые груди.
 
В сочинении я упомянул о том, как мы ходили купаться на озеро, но, естественно, не написал, как дурел от вида многочисленных женских тел, о сладком томлении юного организма, уже начавшего пробуждаться к взрослой жизни.
 
Чтение сочинения пробудило во мне образы: чай с вареньем на освещенной мягким светом террасе, доносящийся со станции убаюкивающий стук колес проходящего мимо поезда, гудение самолета, мерцающего огоньками в темном ночном небе, светлячки в траве. В жизни это повторялось потом тысячу раз, но с годами звуки становятся глуше, краски — менее яркими, а ощущения в историческом разрезе напоминают затухающую волну.

Колонка Леонида Ганкина опубликована в журнале "Русский пионер №75. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Я есть Грут
    21.09.2017 14:00 Я есть Грут
    За то и ценим годы молодые,
    Что вскачь они несут нас как шальные.
    И запахом весны вдоволь пьянят,
    Все чувства обостряя во сто крат.
75 «Русский пионер» №75
(Сентябрь ‘2017 — Сентябрь 2017)
Тема: Как я провел лето
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям