Классный журнал

Судовой журнал мореплавателя Г.

26 июля 2017 09:45

Есть в морской литературе особый жанр, документально-дневниковый: судовой журнал. В номере про корабли такой жанр обязательно должен быть представлен. Читайте судовой журнал режиссера Юрия Грымова о его путешествии на барке «Крузенштерн». Почти кругосветном.

Четверг, 15 августа

Завтра отправляюсь в кругосветку. Звучит. Хотя, конечно, это не совсем так. Но не скажешь же: «Отправляюсь в часть кругосветки». Или: «Пройду часть кругосветного плавания». Пусть часть — какая разница?

Получится ли закончить сценарий? Посмотрим. Где еще работать над сценарием про Крузенштерна, как не на паруснике «Крузенштерн»?

Пятница, 16 августа

Я в море. Впечатлений слишком много, запишу потом. Надеюсь, ничего не упущу. Карты памяти на фотоаппарате заполнил за один день. Сейчас главное — решить проблему с каютой.

Воскресенье, 18 августа

Рассказываю про вчерашний день, он стоит того. Пишу я, сидя за лучшим на всем корабле столом в лучшей каюте. Вот как это получилось.

Когда меня «поселили» на корабле, мне выделили малюсенькую каюту — настоящий кубрик. Претензий не было никаких, кроме одной: в каюте не открывался иллюминатор. Спросил капитана: можно ли подыскать для меня еще меньшую каморку, но только чтобы можно было открыть окошко? Без свежего воздуха я просто не могу.

Капитан «Крузенштерна» Михаил Новиков — прекрасный человек, отнесся к моей просьбе со всем возможным вниманием, но, как выяснилось, решить ее невозможно: все переполнено, двести пятьдесят человек экипажа на борту, не считая обслуживающий персонал. В полный рост встала реальная перспектива крушения всех ожиданий и планов.

Мы с капитаном в это время прогуливались по палубе. Тут я замечаю какую-то дверь. Спрашиваю: что там?

— Каюта командующего.

— А кто это — командующий?

— Это глава Росрыболовства — Федерального агентства по рыболовству. Барк приписан к нему. В этой каюте никогда и никто не останавливался.

— А там иллюминаторы открываются?

— Три окна, и они все открываются. Там есть ванна и двуспальная кровать. А еще кондиционер.

Все. «Вспять безумцев не поворотить…» Я понял: вот оно, спасение.

— Что надо сделать, чтобы я туда попал?

— Бесполезно. Я не могу без разрешения командующего вас туда пустить. Могу показать каюту.

— А кто у нас командующий?

— Андрей Анатольевич Крайний.

— Кто? Крайний? Андрей? Можете дать его телефон?

Находим номер телефона. Капитан не очень понимает, почему Андрей Анатольевич будет разговаривать с каким-то малоизвестным ему Юрием Вячеславовичем, но наблюдает за происходящим с интересом.

— Алло, Андрей?..

— Да, слушаю.

— Не поверишь, кто звонит: Юрий Грымов.

— О, привет!

— Ни за что не угадаешь, откуда я тебе звоню: с «Крузенштерна». Тут, оказывается, есть твоя служебная каюта. Можно я в ней немного поживу?

Вижу боковым зрением: у капитана от такой наглости выгибается бровь.

— Ой, ну конечно, Юра, живи, пожалуйста! Я дам указание.

В тот же день я въезжаю в каюту командующего. Не отказал себе в удовольствии: взял небольшую паузу и не сразу объяснил добрейшему капитану Новикову причины, по которым Андрей Анатольевич Крайний так легко пустил меня пожить в его апартаментах.

В свое время мы с Андреем Крайним вместе были манекенщиками у Славы Зайцева. До этого звонка я не видел Андрея лет двадцать пять. Мы ни разу не пересекались и, наверное, даже не вспоминали друг о друге.

Среда, 21 августа

Мы стоим в Бремерхафене, это порт на северо-западе Германии. Прибыли вчера. Рядом с «Крузенштерном» пришвартован «Мир» — такая же громада; у нас совместный поход. Во время стоянок «Мир» превращается в большой плавучий музей: на корабль пускают туристов. Ставят турникеты и проводят экскурсии. В первый же день на причале собралось полгорода. Вчера ближе к вечеру я сошел на берег, мы пошли в ресторан. Возвращаясь на барк через какое-то время, вижу, что перед турникетами по-прежнему очередь из туристов. А для членов команды положены отдельные трапы. И когда на борт поднимаются моряки — курсанты, офицеры в форме, красавцы, — публика на них засматривается во все глаза.

И вот тут мне очень захотелось, чтобы все поняли, что я — с «Крузенштерна». Но я-то в штатском! А мне так хотелось, чтобы все, кто стоял в очереди на экскурсию, — чтобы все они поняли, что я тоже причастен к этому. Что «Крузенштерн» — это и я тоже!

Этого не понял никто. Морские бушлаты «гражданским» не выдают.

Кстати, о бушлатах. Когда я впервые увидел форму, в которую одета команда «Крузенштерна», мне стало обидно за державу. На нашивках, которые расположены на груди у матросов, обычно пишут их имена, фамилии и должность. Сначала я не понял, почему мне эти нашивки показались странными. Смотришь издали на построение команды — как будто все мальчишки-курсанты с одной и той же надписью в строю. Потом присмотрелся. Мать-перемать… У них там вместо Ф.И.О. — «Новатек». У всех. Полон корабль курсантов Новатеков. Я все понимаю про деньги и спонсорство. Но, граждане, есть же пределы разумного…

Пятница, 23 августа

Сегодня выходим из порта Бремерхафен. Сразу же вслед за нами должен выйти «Мир». Обещают, что на переходе до французского Бреста они устроят маневрирование друг вокруг друга. Предвкушаю.

А пока перечитываю записки Крузенштерна. Мурашки по коже, хотя читаю уже в третий раз. Вот — сюжет! Это очень сильно описано. Ничего не надо изобретать. Не надо придумывать и додумывать, как сейчас это иногда делают, чтобы привлечь внимание к кино. Мои партнеры на Мальте «созрели» именно после того, как я дал им почитать эти записки. Обещают дать корабли, предоставить водные павильоны. А я до сих пор не могу понять: что там происходило, на «Надежде»? Как существовали там люди? Что такое вообще жизнь на корабле?

Ну вот, например: зачем раз в неделю Крузенштерн собирал всех офицеров команды, они все одевались в парадно-выходные мундиры и потом музицировали в кают-компании? Да, понятно, они все были воспитаны в интеллигентных семьях, восприняли традиции флотского офицерства. Но все же: в чем был смысл этих собраний? Прошла неделя моего плавания, но пока я далек от понимания.

Понедельник, 26 августа

Мы уже второй день стоим в Бресте. «Мира» нет. В смысле, он есть, но его нет в порту. Он как-то неожиданно быстро «отвалился» от нас, буквально через полчаса после выхода из Бремерхафена, и больше мы его не видели. У них все нормально, связь есть, но в Бресте «Мир» будет дай бог если сегодня вечером. Вот, пожалуйста: парусник, пусть и суперсовременный, — против моря и ветра. Чуть не так заложишь паруса — и привет, будь любезен скорректировать расстояния и сроки. Море — это серьезно. Даже если нет шторма.

…Продолжаю вечером. «Мир» пришел.

Вокруг нас — фантастическое зрелище: лес из парусов. В Бресте раз в четыре года проводится «Парад парусов» — грандиозный международный фестиваль парусных судов. Ничего подобного я не видел.

Четверг, 30 августа

Мы снова в море. Качает. Морской болезни у меня вроде бы нет, но таблетки пью.

…Продолжаю вечером. Еще одна зарисовка. Сижу я сегодня днем в каюте, открыв все три окна. Дышу морским ветром. Ко мне заходит капитан Новиков и говорит:

— Юрий, вы бы закрыли окошки.

— Зачем, если я так долго и непросто шел к этому?

— Ну да, ну да. А на ночь вы собираетесь их закрывать?

— Ой, вряд ли: ветерок, хорошо так, свежо — люблю свежий воздух.

Он говорит:

— Я бы на вашем месте прикрыл.

При этом он закрывает иллюминатор, завинчивает такие специальные вентили.

— Лучше бы еще и это прикрыть. — И задраивает вдобавок стальную «ставенку» в палец толщиной.

Сижу, недоумеваю: зачем?!

— Понимаете, — спокойно объясняет мне капитан, — на море всякое бывает. Может просто прийти одна волна, безо всякого серьезного шторма, и у вас будет в каюте по колено воды.

— А можно хотя бы вот этими стальными шторками не закрывать? — Я еще надеялся, что мне удастся воспользоваться всеми преимуществами каюты командующего.

— Выбьет окошко-то, — отвечает мне капитан Новиков.

Прекрасный человек, мы до сих пор поддерживаем отношения.

Пятница, 1 сентября

Сегодня я наконец разрешил серьезную загадку, которая мучила меня все это время. В моей каюте стоит стул — обыкновенный, ничего необычного, к полу не привинчен. Все время, что мы были в море, он никогда не стоял на четырех ножках — только на двух. Понятно: крен, качка. Но я заметил одну таинственную закономерность: когда стул откидывается назад и стоит на задних ножках, упираясь в стенку, в каюте начинает пахнуть какашками. Когда же он становится на передние ножки и упирается в стол — запаха нет.

Сегодня я понял, в чем дело. Канализация на корабле подчиняется закону сообщающихся сосудов. И когда барк накреняется на один борт, для неинтеллигентных запахов открываются все пути; крен на другой борт прекращает эту «вентиляцию». Не могу сказать, чтобы я гордился этим своим открытием, но стало как-то полегче.

Суббота, 2 сентября

Качка усиливается. Глотаю таблетки.

Воскресенье, 3 сентября

Здравствуй, морская болезнь. Из позитивного: я понял, почему Крузенштерн собирал людей в кают-компании. Чтобы люди разговаривали друг с другом. Думаю про ребят, которые сейчас на барке. Четырнадцать месяцев в открытом море. Ты живешь на корабле, который только с берега кажется большим, а «изнутри» — полное ощущение, что ты заперт в каком-то маленьком отеле, изолированном от всего мира пансионате — как у Агаты Кристи, только участников сюжета побольше. В таких условиях у людей должно быть, во-первых, дело, во-вторых — общение. Иначе можно свихнуться. В кругосветках такое происходит регулярно, мне уже рассказали пару случаев.

У бездельника на таком корабле шансов нет: точно тронешься умом. Я придумал для себя занятие: собираю курсантов, офицеров и рассказываю им о театре, о кино, травлю анекдоты в курилках — развлекаю и себя, и их. Кто-то смеется, кто-то нет — все люди разные. Опять же: вспоминаю записки Крузенштерна. У него тоже компания подобралась непростая. Граф Резанов, например. Тот самый, который «Ты меня на рассвете разбудишь…» — «Юнона и Авось», «Ленком», Марк Захаров, прекрасный Караченцов… В жизни, выясняется, был тот еще персонаж. Матросы даже просили его: если уж не можете без походов по портовым борделям, то хоть крест предварительно снимите — стыдно.

Потом Крузенштерн и Резанов рассорились настолько, что граф жаловался властям, мол, Крузенштерн взбунтовал против него экипаж, и требовал для адмирала смертной казни. Как-то обошлось.

Понедельник, 4 сентября

Надо быть честным: я на грани. Накопилась тяжелейшая усталость, постоянно тошнит. Кухня ни при чем — корабельная кухня прекрасная! Жалею, что не могу теперь оценить.

Заставляю себя выползать на палубу и снимать.

Вторник, 5 сентября

Шторм, восемь баллов.

Что такое оказаться на палубе корабля в шторм? Это как в кино: в какой-то момент корабль начинает заползать по огромной волне вверх. Он ползет, ползет, и если ты стоишь ближе к носовой части, ты просто не видишь воды. Нос корабля торчит прямо в небо. Еще мгновение, похожее на невесомость, какой-то тонкий баланс нарушается — и бушприт протыкает темную водяную стену. На палубу летят тонны воды: только держись. В какой-то момент начинается жуткий гул — ощущение, как будто над тобой взлетает сверхзвуковой самолет.

Ко мне подходит боцман. Тоже Юра. Милейший, интереснейший человек, с серьгой и переломанным носом, без одного зуба во рту — настоящий такой боцман, морской бродяга.

— Юрия Вячеславович, прошли бы вы в каюту.

— Ага. Юр, а что такое гудит сейчас?

— Понимаете, какая штука: когда скорость ветра превышает двадцать метров в секунду, начинает звучать вся снасть. Все тросы, в том числе металлические, начинают вибрировать, как струны. Дует здесь, в общем.

Я, конечно, как дебил (теперь я понимаю, что другого цензурного слова не подобрать) еще побегал по палубе с фотоаппаратом. Куда деваться — заранее договорился с ребятами из ProLab, будем делать альбом и выставку. Не представляю пока, как разобраться со всем тем, что я привезу, но тут я спокоен: пролабовские меня еще ни разу не подводили — помогут. Лишь бы камеру не утопить.

Четверг, 7 сентября

Шторм начинает стихать. Два дня в восьмибалльном шторме — для меня это перебор.

Спасение пришло, откуда не ждали: из туалета. В моей каюте есть туалет. Это не обычный корабельный гальюн. Это именно туалет — начисто лишенный каких бы то ни было морских атрибутов. Тут нет иллюминатора, в потолок вмонтированы галогеновые светильники, стоит обычная «сухопутная» раковина, ванна, унитаз и биде.

Мой способ борьбы с морем оказался прост и гениален. Когда вчера мне стало совсем невмоготу, я закрылся в туалете, опустил крышку на унитазе, сел на него, заткнул уши, чтобы не слышать гула снастей, и уставился на биде. Я всеми силами пытался представить себе, что я дома. Помогло! Теперь вся надежда на мои «антикорабельные» медитации.

Воскресенье, 10 сентября

Я на суше! Сегодня я попрощался с «Крузенштерном» и его командой и сошел на берег. Пообещал, что провожу их сегодня вечером, когда они отправятся дальше по маршруту.

Понедельник, 11 сентября

Вчера я проводил «Крузенштерн». Вечером я приехал в порт и вместе с толпой зевак смотрел, как эта белая махина отходит от причала. Самое грандиозное, что я видел в своей жизни, — это как ставят паруса на «Крузенштерне». К концу плавания у меня уже болел затылок оттого, что я постоянно ходил по палубе задрав голову — смотрел вверх. Странно, но я до сих пор не встретил ни одного фильма, где показали бы эйфорию этого момента — когда в небе, как облака, оживают огромные паруса.

Это совершенно фантастическая форма существования материи и пространства. Люди, карабкающиеся по вантам в небо. Орущие боцманы. Ругань, крики. Потом только я сообразил, что все их крики снизу, с палубы, — они же не слышны там, наверху. Их иногда даже в трех метрах не слышно — когда ревет океан за бортом. Но эти крики, ругань, эти разинутые рты боцманов — все это совершенно необходимые вещи для управления кораблем. Эти команды не слышат, но их ощущают. Даже я их ощущал, стоя далеко внизу, на причале.

После этой картины осталось полное ощущение, как будто я побывал в опере или послушал симфонию.

Оперное либретто мне, пожалуй, не по зубам, а вот сценарий свой я доделаю. Потому что теперь я навсегда запомнил, как воет снасть огромного парусника под напором тугого морского ветра.

P.S. Этим заметкам уже несколько лет. До сих пор не оставляю надежды на то, что удастся снять фильм. Надежды на российский кинематограф нет, есть надежда на неравнодушных людей. Уверен, что рассказы о дальних плаваниях волнуют не только тех мальчишек-романтиков, что поступают курсантами в мореходки.

Все, кто любит море, кино, историю, — давайте найдем друг друга и вместе сделаем этот фильм.

P.P.S. Некоторые фотографии из путешествия публикую впервые в этом номере.

Колонка Юрия Грымова опубликована в журнале "Русский пионер" №74. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все