Классный журнал

 

Шукшин для меня однозначно осень. Но не пушкинская, нет. Шукшин — это вам не Болдино, желтые листья, легкая грусть, вот это вот все. Шукшин — это осень тяжелая, мрачная. Безнадега. Когда понятно, что тепло уже не будет. Никогда. И светло. Тоже не будет. И, возможно, долго будет моросить. И/или дуть. Задувать, точнее. И грязь. Это совсем уже. В сочетании с серым недоосвещением это почти невыносимо. А что может сделать нашу жизнь выносимее? Ну, известно что. Только без соплей. Всякие шато исключаются, Диан, даже имеющих отношение к красивым могилам, забыть! Немедленно к корням, и поглубже, поглубже. Мне кажется, что даже водка в чистом виде может спасовать. Разве что апгрейд, персональной энергией впоследствии выпьющего дополненная: тертым хреном, чесноком, на чем там еще таком брутальном ее настаивают. Клюква на крайняк. Для пущего драматизма, чтобы мрачно так глядеть в рюмку с красной жидкостью и думать о своем, кровном. Но лучше всего самогон в такое время. Проверено. Причем в относительно раннем возрасте. Нет-нет, водку я действительно попробовала только после переезда в Ленинград, никаких противоречий. Но это же не означает, что я не успела попробовать самогон.

 

Дело было так: после школы я не поступила на архитектурное отделение Днепропетровского строительного института. Сложности у меня с черчением. Пришлось устраиваться на работу. Работа нашлась веселенькая — художником-оформителем. Меня оформили на должность младшего продавца в Дом торговли, при этом я сидела в мифическом художественном отделе и красиво писала плакатным пером ценники для молока и кефира, периодически меняла одежду манекенам и снова писала ценники — они от молока все время размокали. В октябре собрали комсомольскую бригаду и отправили в колхоз — помогать убирать яблоки. Их в тот год было слишком много, как сейчас. Яблоки мы убрали, но у комсорга нашего случилась любовь, и мы всей бригадой перешли на кормовую свеклу. Туда же приехали первокурсники строительного института, архитекторы как раз. Матрица вещь сильная, просто искривления иногда в ней случаются.

 

Жизнь у нас была бурная. Красавцы-студенты появились в тот момент, когда у нас у всех уже были местные ухажеры, жизнь превратилась в сплошную интригу, местные периодически поколачивали студентов, а еще они каким-то образом перенесли танцы в клуб в соседнем селе. Пешком по страшной грязи ходить туда не хотелось, но у местных почти у всех были мотоциклы. И они, естественно, лидировали. Иногда страсти накалялись. Сейчас мне кажется, что эти истории напоминали трогательное черно-белое кино.

 

Крупный план: мотоцикл «Иж» с коляс­кой отъезжает от крыльца. Коляска пустая, девушка сидит за спиной водителя. Мотоцикл медленно объезжает лужу, в это время студент нервно бросает сигарету, прямо по луже, не жалея джинсов (а по тем временам это событие!), догоняет мотоцикл и запрыгивает в коляску. Деревенский парень ухмыляется, но не останавливается, а продолжает движение.

 

Вам уже понятно, кто в главной роли? Дальше сюжет пошел наворотом. Деревенский парень решил сократить дорогу и поехал не по дороге, а по грунтовке между полем и посадкой. Мотоцикл глохнет. Стремительно темнеет. Деревенский пытается что-то сделать в движке, просит студента посветить ему. Студент не очень удачно чиркает спичкой, и что-то загорается. Зрелище красивое, конечно, но до ближайшего населенного пункта семь кэмэ, начинает дуть и/или моросить. Местный сбивает пламя телогрейкой, а потом надевает ее на девушку. Девушка, в общем-то, в восторге, потому что она любит приключения, а телогрейка теплая и вкусно пахнет бензином. А вот студент явно паникует, впадает в отчаяние, дрожит крупной дрожью, и это, скорее, нервное. Деревенский паренек слегка презрительно смотрит на соперника, находит в коляске бутылку с самогоном и молча протягивает студенту. Студент делает глоток и заходится кашлем, но дрожать прекращает. Пока местный возится с мотоциклом, студент делает еще некоторое количество глотков различного размера. Через некоторое время он начинает всхлипывать.
 

Девушка помогает аборигену погрузить студента в коляску, потом они вместе толкают мотоцикл. Процесс бодрит и объединяет. Примерно через час мотоцикл удалось дотолкать до асфальтовой дороги, где он благополучно заводится. Студент все это время спит в коляске. Все возвращаются в деревню. У студенческого барака уже собираются местные пареньки. Появление мотоцикла с коляской вызывает бурный смех. Студент получает прозвище «лялька», все весело поздравляют «молодых родителей». Но это еще не конец истории. Нужно было студента извлечь из коляски и затащить в барак, минуя преподавателя. Деревенские ребята не подлые ведь, подраться — это одно, а сдать парня — это ни-ни, поэтому я пошла отвлекать преподавателя, а они втроем студента выгрузили из мотоцикла и, видимо, через окно сгрузили на кровать. Но мне очень хотелось попробовать самогон, о чем я тихонечко сообщила местному, когда отдавала телогрейку. Он возмутился. Сказал, что это совсем уже все границы переходит. Но потом подумал и отдал мне бутылку. Только сказал, что не хочет видеть реакцию, просил подождать, пока они с парнями уедут. Я спряталась на заднем крыльце и попробовала этот напиток. Не закашлялась, хотя именно этого ожидала. Наоборот, это оказалось очень вкусно. Я отхлебнула еще, а потом еще. Спрятала остатки под крыльцом, чтобы не разгуливать с бутылкой по двору, и пошла к своим. Прошла мимо преподавателя, с которым рассталась четверть часа назад. Он снова решил со мной поболтать. Его изумлению не было предела. Он искренне не понимал, где и каким образом можно так набраться за такое короткое время. Девицы в «торговом» бараке тоже удивились. Я у них была самой младшей и числилась непьющей.
 

К чему я это все? Ноябрь уже. Запасайтесь правильными напитками!