Классный журнал

Тридцать второй

27 сентября 2016 14:00

Полковник российских спецслужб Александр Ефремов в свободное от службы время пишет рассказы. И, как стало теперь ясно, не только. Читателям «Русского пионера» предоставляется возможность познакомиться с колумнистом Александром Ефремовым.

Тридцать второй оказался самым сложным. Эржебета промучилась с ним минут двенадцать. Он, как и почти все остальные, был абсолютно здоров и с геройским упорством никак не хотел покидать так ловко природой ему приспособленное место…

С Ласло они познакомились около года назад…

Прошлая осень была особенно сырой. Мелкий, противный дождь неделями накрывал Будапешт, лишь иногда и накоротке разрешая пролезть в узкую щель между тучами огрызкам лучей солнца. Все вокруг было серым и казалось Эржебете убогим. Восприятие тонущего в дождевой воде мира прямо требовало от нее персонализированных аналогий. За бокалом глинтвейна в маленьком кафе недалеко от Оперного театра Эржебете думалось, что вся ее жизнь измочалилась, изжулькалась и, потеряв стройность архитектурных линий, валяется расплывающимся пятном на мостовой города.

Внешне для хандры не было повода. Ей двадцать шесть. Она красива. Плюс к этому, по ощущениям окружающих, умна и вполне успешна. После окончания университета Земмельвайса на конкурсной основе получила место в приличной клинике. Появилась возможность снимать небольшую, но очень уютную квартирку в районе II с балкончиком на липовый палисадник. Работа доставляла удовольствие и подтверждала безошибочность выбора профессии. Посещения выставок и театра, велосипедные прогулки, вечерние посиделки с подругами обеспечивали необходимую культурную составляющую.

Но все же… она устала. Утомилась от ожидания какого-то чуда, которое неминуемо должно произойти, но не случается. Два-три года подряд в начале каждого дня в подсознательном пульсировала не до конца артикулированная мысль: «Сегодня будет что-то!..» А потом внезапно эта мысль перестала просыпаться по утрам. И жизнь превратилась в набор механических действий. Некоторые это называют одиночеством…

Ласло ввалился в кафе шумно. Как-то особенно громко хлопнула дверь. Позже ей пришлось привыкать к его способности занимать собой все пространство. Стряхивая небесную влагу, он громко запрыгал на месте, размахивая во все стороны руками и смешно отфыркиваясь, как тюлень. Абсолютно все посетители, хотя их было немного, обернулись. Эржебета также исподволь разглядывала пришедшего мужчину лет тридцати. Его светлые «тимберленды» и синие джинсы нисколько не контрастировали с зеленым шарфом, небрежно наброшенным на короткий плащ. Девушка отметила определенный вкус в облике незнакомца. Завершив входной моцион, пришедший стремительно подошел к стойке бара, попросил двойной «Jameson» и уже через десять секунд буквально плюхнулся на свободный стул за столиком Эржебеты. Выдохнул и выпалил: «Привет!!!»

Вот так все и началось. Почти год, снова и снова мысленно прокручивая случившееся в кафе, Эржебета восхищалась своей способностью отойти от ранее незыблемых для нее правил не доверять случайным встречам. Почти год она с многократным упоением вызывала в себе чувство «еканья», случившееся с ней в тот момент. Она даже изобрела для этого специальный способ. Переворачивая свой мобильный, чтобы не видеть экрана, Эржебета именно по «еканью» безошибочно угадывала sms, отправленные Ласло. Растягивая мгновения наслаждения, пару минут не брала телефон в руки… А писал Ласло часто. Задавал вопросы о выпитом кофе, осуществленном обеде, противном пациенте и прочей жизненной чепухе. Короткими, намекающими фразами вызывал в ней приятные воспоминания о зальцбургском снеге, искорками летящем в ее лицо на горнолыжном спуске. О смешанном с ветром запахе Ласло, когда, обнявшись до единого целого, они мчались на мотоцикле по будапештским предместьям. И, конечно, о тех коротких ночах в ее квартире, где нашептывались друг другу килотонны любовного бреда. Почти год…

И ровно девяносто три дня она ненавидела себя… Ненавидела себя за нарушение правил, за все эти «способы», за то, что она оказалась дурой. С того самого момента, когда стало абсолютно, не предположительно, не вероятностно, а именно абсолютно, абсолютно ясно, что она у Ласло не единственная. И никогда ею не была. Интуитивные догадки как-то одномоментно сложились в фактики и факты. Она плохо помнила эти секунды. Эржебету просто щелкнуло. Просто щелкнуло, и все. И на нее блокбастером обрушилась четкая, контрастная картинка, будто снятая гениальным фотографом.

Ее не миновал стандартный ситуативный набор: рыдания в подушку, суицидальные мысли, отчаянная в своей бесполезности двухдневная алкоголизация в одиночестве, поездка к родителям с недельным истуканоподобным просиживанием у окна и ряд других относительно обязательных действий. И совсем не робкие ростки цинизма и заматерелости уже обильно проросли внутрь, разрывая все эмоциональное, насаждая доминанту «чистого» разума. И уж совсем стандартной стала попытка стабилизировать себя путем «ухода с головой в работу». С остервенелостью всех миллионов ранее обманутых женщин Эржебета вступила на эту дорогу… Она по десять-двенадцать часов проводила в клинике и даже после окончания приема пациентов еще долго возилась в кабинете, переставляя флакончики и перекладывая инструменты. В некоторые дни это помогало. Физическая усталость атрофировала чувства, превращая время до утра просто в быт.

Вот и сегодня у Эржебеты был уже восьмой пациент. Совершая роботоподобные действия, она ловко справлялась с кариесом офисного клерка, похожего на крота. Крот держался стоически. Впереди была еще одна сумбурная дама забальзаковского возраста. Эржебета лечила ее давно и знала уникальную способность дамы говорить даже с инструментами стоматолога во рту. А дальше… Дальше метро, кефир, душ, спать и следующий рабочий день.

Однако все вышло несколько иначе. За несколько минут до завершения с «забальзаковской» в кабинет заглянул главный врач, который с первого момента появления в клинике выпускницы медицинского университета Эржебеты Ковач проникся к ней профессиональной симпатией, взял шефство и очень скоро сделал из вчерашней студентки весьма неплохого стоматолога. «Главнейший» (так его называли между собой сотрудники клиники) извинился за беспокойство и попросил Эржебету по завершении с текущим пациентом справиться с острым пульпитом в соседнем кабинете. Стоматолога Эдит — счастливую обладательницу четырех детей, старший из которых был совершеннейшим лоботрясом, — снова срочно и безапелляционно вызвали в школу, а больной, не переносящий местный наркоз, уже попал в руки анестезиолога.

Войдя в соседний кабинет, она в первое же мгновение узнала эти «тимберленды». Стоя в ее маленькой прихожей, они, казалось, заполняли все пространство, были особенно контрастны рядом с ее изящными туфельками и каждый раз вызывали в Эржебете приступы острого счастья. До того самого дня…

Ласло спал… Только ресницы чуть подрагивали бабочками. Как всегда, когда он спит.

Анестезиолог, подмигнув и показав жестами, мол, «клиент готов», выпорхнул курить. Он знал: когда понадобится, Эржебета нажмет кнопочку специального звонка…

Самым сложным оказался тридцать второй. Эржебета промучилась с ним минут двенадцать. Он, как и почти все остальные, был абсолютно здоров и с геройским упорством никак не хотел покидать так ловко природой ему приспособленное место… Но в конце концов и он звонко звякнул вместе с ненужным уже инструментом на гладкую поверхность раковины стоматологической установки.

Колонка Александра Ефремова опубликована в журнале "Русский пионер" №66. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Александр Ефремов, месть