Классный журнал

Свиблова
Инородное
26 сентября 2016 12:00
Директор «Мультимедиа Арт Музея» Ольга Свиблова поведает, как она стала признанным панком. А все потому, что уж очень не хотела мстить. Хотя было кому и за что.
Начну с признания. В любви. К журналу «Русский пионер». Который мне не только нравится читать, черпая в нем нетривиальные мысли выдающихся людей. Но и в который мне нравится писать. Ибо палитра тем — безгранична. И каждая трогает за живое, заставляя раскрываться, обнажаться, обнаруживать в самой себе нечто такое, до чего в ежедневной рутине никогда не докопаешься. Поэтому скорблю о пропущенных номерах, в которые не успела написать, как об упущенных возможностях узнать что-то новое о… самой себе.
Сколько таких огорчений было только в этом году! «Одиночество». Моя тема! Произносишь это слово, и — дзинь! — сразу лопается струна памяти. И разносится по душе гулким стоном. Потому что вспоминаю, как первый муж, с которым мы долго и мучительно расходились, как-то произнес: «Учись жить одна». И вот — обрыв, пустота, чуть холодеют ноги — все как тогда…
«Чужие». Да я, я, я самая что ни на есть чужая на этом свете! С самого детства такой себя ощущала. И по этому поводу мечтала стать — не поверите! — пастухом собак. Так и заявила однажды родителям. Просто мне с самого детства казалось, что с животными как-то легче договориться, чем с людьми. Я даже изобретала особый язык для общения с собаками. Собирала бездомных животных в гараже, в котором у нас хранились дрова для печки. Прикармливала их. Соседям это не нравилось, и они попытались натравить на меня одну бездомную собаку, но я как-то умудрилась с ней подружиться. До такой степени, что родители потом разрешили мне взять ее домой. Назвали Кнопкой.
И вот теперь «Месть». Которую я совсем-совсем не чувствую. Не трогает меня эта тема. Не находит внутреннего отклика. Само слово какое-то инородное для меня, будто китайское, ничего не означает. Наверное, это потому, что месть — бессмысленна.
Причем, считаю, во всех проявлениях. Даже когда надо наказать преступника, который совершенно очевидно заслуживает возмездия. Ведь разве наказание кого-то сделало лучше? Реально изменило? Меня вот даже случай с Раскольниковым нисколько в этом не убеждает.
Лично мне даже в голову никогда не приходила мысль о мести. Хотя человек я весьма ранимый и сделать мне больно, в сущности, не составляет большого труда. Я вообще полагаю, что при встрече с какой-то враждебной или неадекватной реакцией надо просто попытаться отойти в сторону. Не вступать в конфликт, а всячески, до последней возможности, избегать его.
Именно этого принципа я и сама с давних пор стараюсь придерживаться. Скажем, мне было отчаянно больно, когда любимый человек, ради которого я жила, сказал: «Я хочу, чтобы моя женщина была знаменитой, богатой и с иностранным паспортом». Это были 80-е годы прошлого века. Я и сейчас, и тогда была уверена, что жизнь художника или поэта принципиально не предполагает подобного рода материальных параметров. Мне было 18, и я вышивала для любимого на подарочном шарфике две буквы «м» — «Мастеру от Маргариты». Вот что мне казалось главным в отношениях, а никак не заграничный паспорт, который в то время вообще звучал как нечто инопланетное.
Это был один из первых моментов, когда взрослая жизнь бесцеремонно вторглась в мир, в котором мне комфортно жилось без всяких денег и социального статуса. Но мысль о какой-либо мести не посетила меня даже мимолетно. Я просто запомнила этот урок на всю жизнь и отошла в сторону. Это единственно верный в моей системе координат шаг, если ты видишь, что у какого-то человека в голове появляется то, что никак не укладывается в твоей.
Со злом можно бороться только добром. Я вообще не приемлю никакого разрушения. Из эгоизма, полагаю. Потому что мой комфорт — это жизнь в мире с самой собой. А плодить симметричные ответы на злодеяния — это моему мировоззрению категорически претит. Уж лучше по-библейски подставить вторую щеку, если нет возможности просто моментально выйти из дискомфортной ситуации. Про добро с кулаками я не понимаю совершенно.
Вот вам самый ужасающий из моей жизни пример: врачи по халатности свели в могилу моего второго мужа. Я точно это знаю, убиваюсь, что не уследила. Но что мне теперь делать? Открыть на этих людей охоту? Кому станет легче, если они тоже отправятся в мир иной? Мне — точно нет.
Я вообще совершенно не уверена, что постоянно усиливающиеся меры безопасности могут оградить сегодняшний мир от террористической угрозы. Мы ведь видим, что она усиливается прямо пропорционально этим самым мерам! Оно и понятно: ведь это провокация, когда к тебе заведомо относятся как к потенциальному преступнику, обыскивают, сканируют, ограничивают в передвижении. Тут приходит на ум Андрей Вознесенский. Помните, в «Устье предчувствий»: «Только подумаю, что ты порежешься, — боже! — вбежала с порезанным пальцем».
Мое предчувствие подсказывает, что ключ решения этой проблемы совсем в другом. Не в эскалации насилия, а в выстраивании правильного диалога, принятии и уважении к ценностям разных этносов и социумов, их максимальной социализации. Ведь все ужасы этого мира от недолюбленности, неужели вы этого не замечаете?! Стоит вам только недодать в детстве тепла своему ребенку, и вы получите проблемного взрослого. Вспомним Гитлера: это недолюбленный ребенок, неудавшийся художник. И получите ответ, месть, которая потрясла весь мир.
При этом сильно сомневаюсь, что месть может быть хотя бы минимальным двигателем искусства. Настоящий художник из чувства мести создать произведение, мне кажется, не сможет. Свои страдания он, скорее, конвертирует в творчество. Потому что главная цель настоящего художника — быть услышанным все-таки. Так и родился, скажем, ставший мировой классикой перформанс Олега Кулика, когда он обернулся собакой. Ах, вы не обращаете на меня внимания? Тогда я стану собакой и буду вас кусать! И это ни в коем случае не месть обществу, это просто новая форма диалога, абсолютно художественная причем.
Был, правда, один случай, когда даже у меня воля к диалогу иссякла, слова закончились — одни выражения остались, матерные причем. Я настолько сильно взбесилась, что реально возжелала конкретным людям зла в ответ на их вопиющий непрофессионализм. Мне просто захотелось, чтобы строители, которые строили наш музей катастрофически долго (пять лет я просто-таки жила на стройке!) и с существенными недоделками, просто в какой-то момент исчезли. Канули в небытие. Но я тут же поймала себя на мысли, что это все как-то очень некрасиво. И сразу придумала спасительную для себя формулировку: «Я хочу, чтобы эти люди продолжали строить. Но где-то очень далеко. Например, в Китае». Почему именно в Китае? Наверное, мне думалось, что в Китае так много народу, что они там как-то затеряются и больше не смогут никому вредить.
Это был, пожалуй, единственный раз, когда я допустила хоть какую-то деструкцию. По отношению к другим. Но ведь возможна еще и автодеструкция. Всегда же остается возможность разобраться не с другими, а с самим собой. Понимаете, о чем я? Да, о самоубийстве.
Долгое время мне казалось, что коли ситуация в жизни вдруг станет совсем уж невыносимой, то всегда имеется пожарный выход. Меня даже не смущало, что он не очень-то одобряется христианской доктриной. Но вот как раз после окончания музейного долгостроя, когда ситуация ну очень подталкивала к самосожжению, меня вдруг пригласили в жюри римского кинофестиваля. Это было настоящим спасением! Круглые сутки я либо смотрела хорошее кино, либо обсуждала его в компании чудесных членов жюри.
Больше всего в душу мне запала черно-белая комедия с абсолютно черным юмором — франко-бельгийская лента «Убей меня, пожалуйста». Сюжет строится вокруг клиники, предлагающей своим пациентам безболезненное самоубийство в обмен на выполнение последнего желания. Любого. И все эти предсмертные просьбы оказываются беспредельно банальны. Кто-то хотел повторить ужин в Париже с давно умершей женой. Кто-то умопомрачительного секса. Террорист хотел взорвать бомбу. Вся эта история заставила меня ясно ощутить: самоубийство — это банальщина. Больше о таком выходе из положения я никогда не думала. А фильм за это отблагодарила высшей оценкой, что помогло ему взять главный приз.
Помню, как ошарашенный этим фактом режиссер Олиас Барко сказал со сцены: «Мы произвели на свет панк-фильм, который не должен был не то что выиграть — даже присутствовать на таком фестивале. Но он выиграл! Поздравляю вас, члены жюри, вы — настоящие панки!» С тех пор я не без оснований немножко причисляю себя к панкам. Но к панкам совершенно не мстительным.
Колонка Ольги Свибловой опубликована в журнале "Русский пионер" №66. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
24.04.2018Капуста, хризантемы и любовь 1
-
20.02.2018Летучая субстанция 1
-
15.07.2016"Гениальным бывает только бред" 4
-
12.03.2016Это еще не конец 3
-
21.11.2014Летучая субстанция 0
-
22.05.2011Дядька в кукурузе 0
-
09.03.2010Пикториально 0
-
1
2282
Оставить комментарий
Комментарии (1)
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
И вновь, и вновь твой дух таинственный
В глухой ночи, в ночи пустой,
Велит к твоей мечте единственной
Прильнуть и пить напиток свой.
А.А. Блок
Кто-то счастлив за рулем машины,
кто-то в ресторанном пьяном хоре,-
лишь художник, высью одержимый,
с бесконечным снегом выгод спорит,-
чтобы вдруг узоры морозные, расцвели ненадолго розами,
растопив черно-белость блеклую, яркими цветами теплыми.
Пусть невестя ненависть неистово,-
мир лелеет, коль вновь и вновь,
сквозь все злости истинную, в глуби самолюбий любовь,-
и когда небо продлено морем, или ограничено горами,
разве же мы с пространством не спорим,-
разве взор порой ни правит нами?
И во власти злых затей, людей недобрых,
мир ведь не без добрых людей, не без добрых,-
пускай изучена пока немного, неведомым вдруг дыша,
всему же здесь дана частичка Бога, загадочная душа,-
«Звездное небо надо мной, и нравственный закон во мне»,
не в этом ли, Его образ земной, подобны мы Богу вполне?
Да, плоха иль хороша, для мира зла и блуда,
всё же лучшая душа, у Бога лишь покуда,-
как бы ни были замысловаты, в диалектике добра и зла,
примитивность иных, расплата, за выгоду во главе угла,-
но, чем коварнее и злее, по своею подлой силе,
быть может, жизни все ж милее, ложью сложенные были?
Полезна разве язве злость, злодеев разве славить залам,-
но, может, что-то не сбылось,
и зло к рукам сей мир прибрало,-
раз за добро так и будет втридорога,
всегда распятьем платить Кумир,-
не добротою пока, а выгодою, приводится в движение мир?
Да не обмана благо он, коль так велик, Благой огонь,
за посылы и посулы зла, слепоту здесь сулит суета,-
ведь человек лишь тот, кто в жизни мглистой,
по изяществу, вдруг сущность различа,-
жил с щедростью, мучительной и чистой,
бремя мудрости и доброты, влача.
Теша пусть, и Бога, и Сатану, торят раз всегда дорогу одну,
тут, и путь в глубину, и путь ко дну,-
чтоб в схоластику не впасть бескрылую,
без поэзии философии не обойтись,-
ибо лишь логическою силою,
не обоймет Божественного мысль!
Пускай, что утро, осторожным полусветом рассвета,
и сердце же, увы, злом всегда хоть немножко задето,-
да если бы и знали мы, какою низостью,
в этом мире добродетель вскормлена порой,-
ведь разве что-то над землею изменилось бы,
разве больше стало бы вдруг счастья под луной?
Но будет мир мудрей, по крайней мере,
когда, сквозь злобу, в доброту поверит,-
раз вырастают же листва и трава,
лишь если тепло получает права,-
в мире искушения злобой, где боятся добра,
устоять лишь богатым Богом, перед бездной зла!