Классный журнал

Суд и мед

10 сентября 2016 12:30

Признанными специалистами кровавых видов мести считаются корсиканцы или сицилийцы — но обозреватель «РП» Александр Рохлин находит неопровержимые, медицински подтвержденные доказательства того, что и нашим соотечественникам кровавость не совсем чужда.

Что это было?

Трагифарс или дьявольская шутка? Границы смысла размыты, как черты лица утопленника. Лицедейство — сомнительное удовольствие. А я, очевидно, наблюдал театр. Это и на здании написано. Причем каменными буквами. Основатели были уверены, что ничего другого здесь никогда не появится. Итак, я видел спектакль. Действие разворачивалось, надо признать, дохленько. Но очень убедительно. Да-да! Исключительная достоверность в союзе с невероятной безжизненностью. Как объяснить? Очень просто.

Актеры были… мертвы. Все как один. Личности некоторых вообще было невозможно узнать, поскольку в драме принимали участие только фрагменты их бренных тел. Тут не расслабишься: ты же единственный живой участник происходящего. В роли зрителя происходящего… Быстро понимаешь, с какой легкостью происходящее могло стать твоим печальным исходящим. Ни один актер в этом театре не умер своей смертью, но исключительно насильственно. Собственно, все представление основано на факте смерти исполнителя. Подробности и нюансы. Смерть от рук ближнего, в результате несчастных случаев, мести, злого умысла, наложения рук, ударов тупых предметов, колюще-режущих предметов, отравляющих веществ и прочих способов исключения из книги живых.

Итак, это был не морг. Но анатомический театр. Кафедра судебной медицины научно-исследовательского университета им. Н.И. Пирогова.

Великолепное здание, где своды, арки, двери в аудитории, полутемные коридоры, мерцающие светильники по стенам, лестничные пролеты с мраморными ступенями и коваными перильцами — все торжественно, тяжеловесно и пропитано горьким опытом. Храм науки. Единственный храм, где уместен театр. Единственный театр, где служат науке, а не развлечениям. Человек обязан чувствовать себя здесь не в своей тарелке. Здесь причины его смерти, выводы посмертных экспертиз выше и важнее всех его устремлений, страстей, ошибок и побед в жизни.

Выписка из судебно-медицинской экспертизы, которой… не было

«…После чего осужденного к смерти подвергали бичеванию. С этой целью с него снимали одежду и привязывали за руки к столбу на территории суда. Затем его пороли короткой плетью, называемой flagrum (или flagellum). Плеть состояла из рукояти, к которой были прикреплены кожаные ремни разной длины, в концы которых были вплетены куски свинца, а по длине — зазубренные фрагменты костей…

Удары флагрумом наносились одним или двумя исполнителями наказаний (ликторами) по спине, ягодицам и бедрам осужденного. Избегали только наносить удары в проекцию сердца, потому что это могло привести к преждевременному наступлению смерти. Последствия такого бичевания были поистине ужасающими. В местах ударов ремней флагрума кожа разрывалась, а подлежащие мягкие ткани размозжались. Не случайно плеть для наказаний иногда также называли flagrum taxillatum — язвящая плеть, “бич, наводящий ужас”.

В то же время бичевание, вызывая обширные повреждения мягких тканей спины, не могло привести к значительной кровопотере, так как не приводило к повреждению сколь-либо крупных кровеносных сосудов. Кровотечение же из поврежденных при экзекуции кровеносных сосудов кожи и подкожно-жировой клетчатки было относительно незначительно и достаточно скоро прекращалось…»

Здание Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы регулярно посещают горожане. На входе их встречает охрана, охотно отвечающая на вопросы справочного характера. И именно здесь, перед металлической вертушкой на вход-выход, граждане посетители попадают в неловкое положение. Весьма характерное…

Они спрашивают у охранников: «Как пройти на экспертизу?» А охранники терпеливо переспрашивают: «А вам какую экспертизу — трупов или живых?» Простой вопрос, но все посетители смущаются, делают удивленные глаза, не зная, что ответить, и глупо хихикают. Человек никогда не готов. Ни к суду, ни к смерти. Но именно в этих двух областях царствует судебная медицина. Производя слово «судебная» не от суда, а от судьбы.

Здесь же имеется музей. Мой язык больше не повернется называть это собрание ужаса и мрака домом муз. В последнем можно хотя бы посмеяться над нафталином. Экспонаты, живущие в мире судебно-медицинской экспертизы, вызывают только судороги. И судорожные гримасы. Вопрос один. Как наносили повреждения? Умертвляли? Чем? И за какой период времени? И вот ответы: ножи, ножички, заточки, лезвия, пруты, шильца, отвертки, пилки, стамески. А рукояточки резные, наборные, перламутровые…

Нет… Все не о том. Здесь, в шкафу, живет старушка! Судороги начинаются. Мама дорогая! Вы вдумайтесь… Старушка живет в шкафу — фигура речи. Потому что «старушка» — это труп, стопроцентный, не вызывающий сомнений, но в такой степени сохранности, что если не знать… Как живая! Она именно живет, в смысле пребывает, вызывая сильнейшую эмоциональную реакцию при знакомстве. Не для слабонервных и впечатлительных. Кожа, волосы, кости, внутренние органы — все натуральное, свое. В глазах дыры, в зубах оскал, но на пальце золотое колечко. Гримаса смерти; кривляющаяся жизнь. Эта смерть обитает в музейном шкапчике с 1963 года. А до этого еще двадцать лет «жила» на антресолях в московской квартире, в Мещанской слободе. Судмедэкспертиза в лаконичной справке повествует, что гражданка N. жила себе в натуральном виде и здравствовала, пока не померла в 1942 году. А ее родная сестра, занимавшая с ней общую жилплощадь, решила факт смерти временно утаить, чтобы пользоваться продуктовыми карточками за двоих. И утаила… Удивительное в том, что умершая самым невероятным образом избежала гниения. Наука не в состоянии объяснить и лишь констатирует. Старушка с Мещанской просто высохла, как осенний листочек. Строго говоря, мумифицировалась. Без посторонней помощи. Вспомнить Ленина! Сколько усилий и средств он требует от потомков, а здесь все задаром…

Спустя некоторое время жадная сестрица убрала труп на антресоли и… забыла о нем. Это оказалось несложно: при росте в 150 см вес сестры-мумии составляет всего 4 кг 100 грамм. Таким образом, этот «живой» труп продолжает существовать. И работать на историю судебной медицины. Как памятник чудесам человеческой жестокости и глупости.

Выписка из судебно-медицинской экспертизы, которой… не было

«Для того чтобы распятый человек мог оставаться на кресте живым как можно большее время и таким образом продлить муки жертвы, римляне применяли разные устройства, обеспечивавшие некоторую поддержку для тела жертвы (это может объяснять фразу “сидеть на кресте”, использовавшуюся римлянами). С этой целью иногда использовался небольшой уступ, или седалище (sedile), которое размещали на статикулуме таким образом, чтобы это седалище проходило между ногами осужденного. Чтобы увеличить страдания жертвы, сиденье иногда делалось остроконечным. Вместо седалища иногда делали упор для ног в виде прибитой внизу статикулума дощечки (pedale, или suppedaneum), что было менее болезненно, чем нахождение на заостренном седалище, но также продлевало страдания осужденного. В этих обоих случаях распятый человек, скорее, не висел на кресте, а сидел или стоял, пригвожденный к нему…

Проведя ряд экспериментов с ампутированными руками, а также с трупами, P. Barbet обнаружил неожиданные на то время факты. Оказалось, что при прибивании к кресту на уровне середины ладоней кисти срывались с гвоздей при нагрузке около 39 кг (88 фунтов). Экспериментальные данные подтвердили математические вычисления, показавшие, что при положении на кресте, во время которого руки распинаемого отходят от туловища к патибулуму под углом, близким к 68°, тело осужденного обязательно сорвется с креста.

Ища анатомическое место, которое могло бы, с одной стороны, максимально полно соответствовать Евангельскому тексту и историческим хроникам, а с другой — надежно удерживать на гвоздях вес распинаемого, P. Barbet пришел к выводу, что для этого наиболее хорошо подходит имеющееся на запястье пространство Десто (Destot) [7, 8].

В случае если гвоздь забивался в расположенное между трехгранной, головчатой и крючковидной костями запястья пространство Десто, руки распятого надежно удерживались на кресте независимо от его массы тела. Важным обстоятельством явился также тот факт, что при прохождении гвоздей через пространство Десто кровотечение из пробитых запястий относительно незначительно, так как при этом не происходит повреждения крупных магистральных кровеносных сосудов».

Евгений Михайлович Кильдюшов знает о мести больше других людей. Мстил ли он? Мстили ему? Оставим за кадром… Он возглавляет Бюро судебной медицины и кафедру этой же медицины в Пироговском университете. Он врач, эксперт и начальник. Очень уравновешенный человек. Исключительно информированный человек. От него я услышу:

«Месть — это война. А война — это смерть. О ней судебная медицина знает больше прочих…»

В его кабинете висит копия портрета русского доктора Минакова. Одного из отцов-основателей кафедры. Внимательно вглядеться. Доктор — очень похожий на Чехова — сидит в глубокой задумчивости… Еще бы! В руках у него череп человека. Почему он умер? А не было ли насилия? Как доказать?

«Судебно-медицинский эксперт знает все. Но уже слишком поздно».

Замечание доктора Кильдюшова.

Поздно для умершего или погибшего. Которому лично уже все равно. Но никогда не поздно для истории. Которая — вечна. В этом и исключительность науки. Вспомнить первый судебный процесс, на котором суждение медика-эксперта привело к обвинительному приговору. Дело мадам Лафарг, обвиненной в отравлении мужа в 1840 году.

Вспомнить английского короля Карла Второго, баловавшегося алхимией и опытами с ртутью… Умер в семнадцатом веке, причины выяснились в двадцатом. Вспомнить заклятого «друга» нашего Наполеона Бонапарта, чью смерть от мышьяка химики подтвердили спустя 150 лет. И не забыть того несчастного, чью голову на портрете держит в руках доктор Минаков. Он погиб от удара… медвежьей лапой. И его череп спустя столетие хранит на себе следы последней встречи.

И еще.

«Судебная медицина не судит. Она лишь знает правду…»

Это второе ее исключительное качество. Не судить. Отсюда такая уравновешенность в рассуждениях Евгения Михайловича. Он не произносит лишних слов. Их словно нет в его словарном запасе.

«Судебная медицина лучше других понимает бренность бытия… Человек — создание чрезвычайно стойкое и одновременно хрупкое». И лучшим подтверждением слов главного судебно-медицинского эксперта г. Москвы является уникальная университетская коллекция бренного, хрупкого, стойкого и где-то даже внебытийного (то есть пребывающего за гранью добра и зла) человеческого материала.

Отсюда начинается тот самый театр, где лицедейством не пахнет, там вообще ничем не пахнет. Здесь ощущаешь странную пустоту, отнюдь не таинственную, но притягательную. Так притягивает к себе лестничный пролет с высоты десятого этажа. Кажется, что демоны стаями порхают за твоей спиной. Вдруг вспоминаешь: «Месть — дочь глупости. Можно не обращать внимания на обеих, если бы не смертельные последствия»…

И тогда перед стеклянными витринами с «бренными экспонатами» неприятно холодеют коленки.

Выписка из судебно-медицинской экспертизы, которой… не было

«Для того чтобы сократить время мучений распятых на кресте, существовал обычай crurifragium (skelokopia), который применялся в тех случаях, когда по каким-либо причинам принималось решение ускорить наступление смерти осужденных.

В ходе скелокопии распятым молотом перебивали кости голеней, после чего тело осужденного лишалось точки опоры и повисало на руках. В этих условиях быстро наступало перерастяжение грудной клетки и удушье наступало значительно быстрее — в течение нескольких десятков минут и даже быстрее.

Это положение было убедительно доказано K-S.D. Schulte, который в серии контролируемых экспериментов на добровольцах показал, что если распятие происходило только за счет висения на руках, без опоры на ноги, то у всех испытуемых уже на 6-й минуте объем вдыхаемого воздуха уменьшался приблизительно на 70%, артериальное давление падало на 50% от нормы, а частота сердечных сокращений увеличивалась вдвое. Спустя 12 минут дыхание осуществлялось только за счет движений диафрагмы и наступала потеря сознания.

Когда же добровольцам разрешили при распятии периодически (один раз в течение 20 секунд) опираться на ноги, то происходила выраженная нормализация деятельности сердечно-сосудистой системы и дыхания. Эксперимент в последнем случае продолжался до 30–40 минут, после чего у испытуемых наступала выраженная боль в запястьях и эксперимент на этом прекращался [27].

Теория P. Barbet о том, что смерть осужденных на распятие наступала вследствие позиционной асфиксии, обусловленной положением тела распинаемого на кресте, представляется вполне убедительной, аргументированно объясняя наступление летального исхода у распинаемых людей, и в настоящее время принята практически всеми исследователями.

Однако, отдавая должное пионерским работам P. Barbet, следует все же признать, что, раскрыв особенности наступления смерти при распятии, он так и не смог адекватно объяснить один конкретный случай — смерть Иисуса Христа на кресте».

Я видел коллекцию желудков, отравленных серной, карболовой, азотной кислотами, каустиком, сулемой, формалином. Умопомрачительное зрелище!

Муляжи, но выполненные из настоящего человеческого материала. То есть это были желудки, принадлежавшие людям, имевшим несчастье отравиться или быть отравленными. Цветовая гамма поражала воображение. Зеленые, багряные, желтые, фиолетовые и коричневые желудки взирали на меня из-за стекол.

Вслед за желудками, в том же разноцветье, шли отравленные пищеводы, кишки, загубленные легкие, разорванные сердца и печени, мозги в абсцессе, раздавленные лица, пальцы, отрубленные головы и прочие отмеченные насилием части людей. Каждая из них была «озвучена» вопиющим монологом — краткой запиской (изящный шрифт с завитушками), характеризующей случай. Словно это были поздравительные открытки, а не посмертные выводы экспертиз. Я читал их, и волосы должны были шевелиться на моей голове…

«Кожа лица при самоотравлении едкой щелочью».

«Самопроизвольный разрыв сердца».

«Проломы лба».

«Сдавления глыбой земли».

«Смертельные раны от случайного падения на нож (мясник, 62 года)».

«Сапоги лейтенанта Петрова со следами сдавления пассажирским поездом 25 октября 1947 года».

«Гражданин С., продолжительное время страдавший остеомиелитом костей в области левого лучезапястного сустава, отрубил себе топором сначала 5-й палец на уровне средней части пястной кости, а затем и кисть на уровне лучезапястного сустава…»

И здесь же были выставлены органы гермафродитов (лучше не описывать).

И просто: руки и голова папуаса, кисти землепашца, кухарки, сапожника, закройщика.

И совершенно запредельный экспонат — лицо покойника с табличкой: «Образование жировоска. Пребывание в гробу 54 года…»

Вся эта натуралистическая галерея была создана еще в Советском Союзе, в 30-х годах прошлого столетия. Поэтому я с трепетом ожидал увидеть на одной из полок отрезанную голову председателя МАССОЛИТа М.А. Берлиоза (Аннушка, масло, трамвай…).

Но увы…

Другая встреча предстояла мне, когда на полуватных ногах я покинул театр.

Сначала стайка девушек в белых халатах впорхнула в «обитель ужаса». Это были врачи-интерны. «Древние» ужасы их уже не интересовали. А реальные были еще только впереди. А вслед за ними в аудиторию решительно шагнул доцент Эдуард Викторович Туманов.

— Что же вы, молодой человек? — преградил мне путь доцент. — Или вы не собираетесь выслушать лекцию о позиционной асфиксии?

— Конечно, собираюсь! — внутренне холодея, ответил я.

И вернулся к раздавленным головам и трамваям.

Мы сели за широкий стол посреди аудитории. Доцент во главе, интерны со мной — по бокам.

— Тема нашей лекции сегодня — позиционная асфиксия. Надо признать, что из всех видов асфиксии, которых мы знаем… Кстати, сколько?

Интерны молчали, а лектор быстро перечислил их по памяти…

— Так вот, из всех видов асфиксии в Советском Союзе один вид никогда не изучался, находясь под запретом… И это — позиционная асфиксия. Связано «забвение» с тем фактом, что самый известный в истории случай позиционной асфиксии немедленно выводил нас на кого? Правильно, — продолжал доцент, хотя никто из студентов и рта не открыл, — на распятие Иисуса Христа. Как-то не с руки было атеистическому государству углубляться в подробности смерти Господа Бога…

Доцент улыбнулся. Но интерны не шелохнулись, они не поняли шутки.

— А почему? — с грустной улыбкой переспросил доцент Туманов. — А потому, что выводы науки смерти слишком легко укладывались в текст Евангелия…

Туманов сделал паузу. Я перевел дыхание и больше не помню, как дышал. Потому что это была самая невероятная и беспощадная проповедь христианства, которую я когда-либо слышал в жизни. Невероятная, потому что наука о смерти не ведает сантиментов. Беспощадная, потому что не оставляла сомнений.

То, о чем скупо и кратко говорил Кильдюшов, — для судебной медицины не существует давности времени — я почувствовал на собственной коже. Туманов читал лекцию так, словно сам проводил экспертизу тела Иисуса Христа. А мы при этом присутствовали.

Гримасы смерти скалились на нас из-за стеклянных шкафов, но дурманящая пустота исчезла, стерлась, как стирается из памяти глупый анекдот.

Кильдюшов говорил, что судебная медицина никого не судит, но знает правду.

Тем ценнее эта единственная правда…

От чего же умер Иисус Христос?

И что об этом говорит отечественная судебная медицина?

Выписка из судебно-медицинской экспертизы, которой… не было

«Резюмируя вышеизложенное, можно вполне обоснованно предположить, что смерть Иисуса Христа наступила в результате развития ДВС-синдрома. Вероятнее всего, в фазе гиперкоагуляции…

ДВС-синдром является приобретенной патологией системы свертывания крови, которая характеризуется нарушением кровообращения на уровне микроциркуляторного русла в жизненно важных органах (печень, почки, надпочечники, легкие и т.д.). Развиваясь во многих случаях острых состояний, в том числе и при травмах, ДВС-синдром может протекать в течение нескольких часов и вызывать чрезвычайно высокую летальность пострадавших…

Обстоятельствами, вызвавшими развитие данного патологического состояния, послужили бичевание с обширным повреждением мягких тканей спины и их дальнейшая травматизация, которая происходила как во время несения креста, так и во время пребывания на нем при распятии. Дополнительными условиями, детерминировавшими развитие ДВС-синдрома, явились нараставшая гипоксия, происходившая из-за затрудненного дыхания, нарастающая в результате кровопотери и обезвоживания гиповолемия, неестественное положение тела на кресте, болевой поток из пробитых гвоздями конечностей и сильное психоэмоциональное потрясение.

“…И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили” (Ин. 19, 34-35)».

В заметке использованы выдержки из статьи доцента Э.В. Туманова «Смерть при распятии. Взгляд судебно-медицинского эксперта».

Колонка Александра Рохлина опубликована в журнале "Русский пионер" №66. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все