Классный журнал

Андрей Макаревич Андрей
Макаревич

Отмщение лещом

07 сентября 2016 09:43
В прологе своей колонки Андрей Макаревич убедительно говорит о своей несовместимости с местью. Но у всякой несовместимости бывают исключения — особенно когда в дело вмешивается азарт.
Я совершенно не мстительный человек. Наверно, унаследовал это от своих родителей: обида быстро забывается, а человек, сделавший гадость, просто становится мне неинтересен и удаляется из поля моего зрения. Тратить время, силы и эмоции на то, чтобы кому-то чем-то за что-то отплатить, на мой взгляд, глупо и непродуктивно. Так что «Графа Монте-Кристо» я даже не читал. Тем не менее одна история, случившаяся со мной, не вполне вписывается в эту модель поведения.
 
Случилось это давно — в начале восьмидесятых. «Машина времени», уже вполне легально выступавшая по стадионам и дворцам спорта нашей необъятной тогда советской родины, имела приписку к организации «Росконцерт», и по всем правилам ей полагался директор — человек, отвечавший за бухгалтерию и за наше поведение перед вышеозначенным «Росконцертом». На том отрезке жизни нашего директора звали, допустим, Виталий Витальевич (или попросту Витальич). Если попытаться охарактеризовать его одним словом, точнее всего подойдет слово «ушлый». Он был старше нас совсем ненамного, но прошел яркую и суровую школу жизни, начиная с мест не столь отдаленных и заканчивая директорствованием чуть ли не у Аллы Пугачевой.
 
Как же быстро летит время! Как стремительно меняются горизонты, пейзажи и звуки! Никто уже и не помнит, что такое «сборный концерт». А между тем по законам того времени других концертов во дворцах спорта не полагалось. Поэтому первое отделение включало не менее двух конферансье (тоже ушедшая профессия), какого-нибудь шутника-юмориста, эстрадную певицу или певца среднего достоинства, двух тряпичных кукол в человеческий рост (внутри сидели специальные дядьки), фокусника и коллектив молодежного танца. После этого праздника жизни объявлялся антракт, во время которого мы выволакивали на сцену наши барабаны и колонки, и второе отделение принадлежало «Машине времени». Сборный концерт призван был удовлетворить вкус советского трудящегося во всем его диапазоне. Он, в общем, и удовлетворял — зритель был неизбалованный, и я не помню, чтобы кого-то плохо принимали. Артисты из первого отделения оказывались людьми, как правило, забавными, а иногда совершенно замечательными, и вот таким табором, выпивая и травя байки, мы путешествовали по городам и весям родной страны. В основном по весям.
 
Работа в сборном концерте перемежалась с постоянным ожиданием. В день их происходило два (иногда в выходные — три), поэтому мы приходили за час до начала первого концерта, расставляли и проверяли аппаратуру, потом снова разбирали и утаскивали за сцену, потом звенели звонки, зал заполнялся людьми, потом шло развеселое первое отделение, которое мы пережидали в гримерке, потом в антракте лихорадочно расставлялись, работали свое отделение, потом ждали, пока зритель разойдется, опять освобождали сцену от своих усилителей и снова уходили коротать первую часть концерта. В трейлере с аппаратурой я возил небольшую раскладушку.
 
В одной из своих прошлых жизней наш Витальич профессионально играл в карты с целью личного обогащения, иначе говоря, «катал», и скоро уже вся «Машина» неистово резалась в деберц — игру каторжанскую, но необыкновенно динамичную и привлекательную. Витальич в этой ситуации вел себя достойно, как играющий тренер, на крупные суммы своих не разводил, выигрывал по мелочи, и игра служила исключительно задаче скоротать время.
 
Событие, о котором я взялся рассказать, случилось на гастролях в городе Волгограде. Поздно ночью, отбарабанив два концерта, поужинав чем было и слегка выпив, мы сидели в номере Витальича. Мы играли в карты, и мне чудовищно не перло. Он то и дело покупал красивые комбинации, а я — семерки и прочий мусор. Те, кто играл, знают это состояние: вера в справедливый миропорядок или хотя бы в теорию вероятности заставляет тебя думать, что такое не может продолжаться вечно, что сейчас все обернется, а на деле ничего подобного не происходит. В общем, часа через два, окончательно разуверившись в своей звезде и сильно расстроившись, я молча рассчитался и ушел в свой номер. Все дальнейшее я помню до мелочей — готов поклясться, что моей воли в происходившем не было, я как бы превратился в стороннего зрителя. Я вошел в свой номер и зажег свет. На столе у меня лежала гора вяленой рыбы — огромные лещи, подарок местных фанатов. Не спеша я выбрал самого большого леща, крепко взял за хвост на манер теннисной ракетки, прикинул в руке — лещ был твердый и тяжелый, как полено. Затем я вернулся и постучал в номер Витальича. Витальич отпер дверь — он уже успел надеть красивый шелковый халат, — и я, размахнувшись, страшно ударил его лещом по голове. Ни разу в жизни — ни до, ни после — я не видел на лице этого прожженного, тертого жизнью человека такого детского изумления. «Макар, ты охренел?» — произнес он потрясенно. Нет, он сказал не «охренел» — он использовал другое, созвучное слово, куда больше подходящее к моменту. И тут я оценил картину: себя с грозным и трагическим лицом и лещом в руке, Витальича в халате с отвисшей челюстью, и душа моя вернулась в мое тело и меня разобрал чудовищный, оскорбительный смех. Я хохотал и не мог остановиться — настолько все происходящее не вписывалось в привычную картину мира.
 
Сейчас, спустя тридцать с лишним лет, я пытаюсь дать ответ на вопрос: что это было? Месть? И если не месть, то что?
 
А Витальич меня простил. И даже потом смеялся вместе со мной. Правда, все-таки не так, как я.
Все статьи автора Читать все
       
Андрей Макаревич, месть
Рекомендую
2 3139
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (2)

  • Сергей Макаров
    7.09.2016 11:47 Сергей Макаров
    "Сейчас, спустя тридцать с лишним лет, я пытаюсь дать ответ на вопрос: что это было? Месть? И если не месть, то что?" Тридцать с лишнем лет мучатся таким вопросом? Какая-то - казнь египетская, может, просто, это была бестолковая активность? Такое бывает у детишек в песочнице по причине зависти к кому-то в умении вылепить кулич из песка. "Витальич" не зря, похоже, ушлым был, тем более ходки имевшим, он, вероятно, свои планы в жизни имел, зачем ему за чужую глупость свою жизнь портить, и ответить мог бы, вот уж кто не мстительным оказался в этой ситуации.
  • Владимир Цивин
    7.09.2016 14:12 Владимир Цивин
    Между ударом и даром

    Есть некий час – как сброшенная клажа:
    Когда в себе гордыню укротим.
    Час ученичества, он в жизни каждой
    Торжественно-неотвратим.
    М.И. Цветаева

    Всем слететь им скорой осенью чтобы,-
    землю всю собою устлав, лист слетал неизвестной особой,
    в зелень скошенных только что трав,-
    да мерить ль жизнь ее недужностью,
    для надежд, внушенных свыше,-
    раз, может, этой же ненужностью, ей нежнее жребий вышел?

    Чем же зримей, словно в тине, меркнет смыслов глубина,
    тем таинственнее ими, вдруг она озарена,-
    не так ли, и юный июнь, нам ничуть ни нужней,
    чем стареющий август, пожалуй,-
    уж коли на этой земле, теплых ласковых дней,
    ведь и так до обидного мало?

    Как лес, свой осыпающий, в задумчивости убор,-
    как мир, вдруг отмирающий, нам всё пленяет взор,
    что вечности витающей, прочтет вдруг приговор,-
    пусть сиренью августу не блеснуть, пусть его грустнее путь,
    красок августовских суть, вдохновение смиренья вдохнуть,-
    не холодны огни светло, ведь лишь когда в душе тепло.

    Что в словах и в случайных созвучиях их,
    где ведь часто таится таинственный стих,-
    в душе, возможно, зреет гений, да ее не выставляют напоказ,
    для внешних же раз наблюдений, зримее всего земное в нас,-
    но, пусть и чрез тернии потерь, обретая бесценную цель,
    сквозь коросту корысти слепой, красоту сего мира воспой!

    Подобно коли чуть поющему падению, в зиму капель тепла,
    мгновений неизменное исчезновение, в бездну добра и зла,-
    как первые листья, что первые капли,
    появились на влажном асфальте с утра,-
    не так ли, по капле, по капле, по капле,
    и печаль накапливается вдруг с пера.

    Пусть пока, как легкая частность, как лишь недоразумение,-
    падающих листьев причастность,
    к праздничному настроению,-
    да прожить предстоит ведь тут,
    в трагичном мире этом порядочно,-
    чтобы однажды узнать вдруг, как августа улыбка загадочна.

    Когда уж лето в августе, становится не летом,
    не зря же в сентябре окажется, что осень это,-
    снуют пусть листьев мотыльки, слетаясь на огонь осенний,
    смятения легки тоски, в преддверье кратком вознесенья,-
    кротка роскошь совершенства, да крут уродливости рок,
    будит робко блажь блаженства, вдруг роковой порока прок.

    Как блики на лаковой глади, в гранит закованной реки,-
    и с камнем вода пускай сладит,
    от тысячелетней устав тоски,-
    но, как мороз да солнце, но не зима, а осень за окном,
    и жизнь раз отзовется, порой не так, как мы желанья шлем,-
    то пусть же улыбнется, нам мир тогда, когда того не ждем!

    Пока ведь тонко так различие, и так его влиянье едко,
    увы, великое граничит же, с уродливым не так уж редко,-
    духом до неба поднятое, не отменит раз и Божество,
    опыта потом понятое, низких нужд и торжищ торжество,-
    в жизнь с открытым забралом, вдруг вступать не спеши,
    между ударом и даром, сохранишь ли нежность души!
66 «Русский пионер» №66
(Сентябрь ‘2016 — Сентябрь 2016)
Тема: МЕСТЬ
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое