Классный журнал

Александр Кутинов Александр
Кутинов

Роман с апельсином

30 ноября 2015 09:45
Александр Кутинов — бесстрашный человек. И журналист. И музыкант. Александр всегда подбирает для приключений странную, в хорошем смысле, компанию, выбирает удивительное место и правильное время. Для того, чтобы образовались внезапные приключения. На этот раз — в Марокко. А нам-то остается публиковать и завидовать.
В далеком пионерском детстве я был мальчиком любознательным. Я участвовал в олимпиадах по географии и знал названия столиц многих стран мира. Я очень этим гордился и свысока поглядывал на тех, кто путал Иран и Ирак, хотя и завидовал прыщавой однокласснице Тане, которая первые три класса окончила при посольстве в городе Конакри. Однажды я услышал разговор «торговки» (мамино словечко) Шуры с первого этажа и ее сына Кости, моего ровесника.
 
— Иди к тете Вале из овощного, она должна оставить для меня три кило марсов!
 
«Маросом» эта семья по простоте душевной называла марокканские апельсины, на каждом из которых имелся крошечный стикер Maroc.
Я бы мог посмеяться над их невежеством, но было невесело: мне тоже хотелось крутобоких цитрусовых, но мои родители, простые инженеры, не умели их достать. Дефицит, однако. И тогда я дал себе клятву, что однажды обязательно поеду в Марокко и съем столько апельсинов, сколько не съели за всю свою жизнь Костя с его дородной мамой.
 
Шли годы, многое менялось в стране и мире, я посетил немало интересных мест и давным-давно забыл о данном небесам обещании. Но когда на меня вышли мои старые друзья Питер и Анна и предложили встретить с ними Новый год именно в Марокко, в душе что-то екнуло. Неужели есть шанс выполнить свою детскую клятву? К тому же мне, уже не раз путешествовавшему в обществе этой парочки, было заранее известно: без приключений не обойдется.
 
Люди они и в самом деле непростые. Питер — американец, причем папа у него христианин из Индонезии, а мама — негра-хиппи из Лос-Анджелеса. Анна — пухлая блондинка с огромными серо-зелеными глазами, чистокровная финка, хотя в Стране озер бывает лишь наездами. Они настоящие граждане мира, переезжают из страны в страну, благо средства позволяют. Анна пишет рассказы и пьесы, Джон — картины, но и фотограф он неплохой. Оба испытывают ко мне не всегда понятную симпатию, хотя и разного свойства. Но дело не в этом — главное, на праздники мы едем в Марокко!
 
До места встречи в городе Агадир мы добирались совершенно разными путями. Я — из Домодедова прямым рейсом, ребята — из столицы страны Рабата на авто. В аэропорту Агадира, где сонный офицер с чудовищной неторопливостью ставил туристам штампы с сурами из Корана, всех поили бесплатным мятным чаем. Вкус у него волшебный, жажду утоляет идеально, я пил его все десять дней путешествия. Местная мята какая-то особенная, ядреная и одновременно нежная, и ею здесь пропахло все; она даже перебивает запах лошадиных экскрементов, которые бедные животные носят за собой в объемистых редко сменяемых мешках. Типа, чтобы на улицах не мусорили. Эту травку марокканцы кладут и в пирожные, и в мясо, и в кофе — и везде она в тему.
 
В город я поехал на автобусе «зетрап» с желтым верблюдом на боку. После получаса сущего ада дороги он сломался, и я пересел в следующий, где из-за отсутствия мест пришлось стоять. Зато быстро понял, что Марокко — это Африка, пусть северная, но настоящая. Здесь жарко, здесь пальмы, здесь наг­лые обезьяны, здесь в горах водятся львы, которые кушают обитающих по соседству антилоп. Люди здесь черны, кудрявы и белозубы. По одной из теорий, именно здесь около миллиона лет назад впервые появился хомо сапиенс. Нередко мне казалось, что с течением времени кое-кто из местных не сильно изменился. За эти края много лет воевали между собой берберы, арабы, испанцы, французы и даже немецко-фашистские войска. А еще здесь бывают гонки Париж—Дакар. Чтение туристических брошюр в транспорте без кондиционера — занятие крайне полезное, но нелегкое: пот, стекающий со лба, норовит окончательно лишить тебя возможности видеть мир.
 
С кондиционерами в этой стране вообще что-то неладно. В номере отеля, забронированного мной еще в России, он, скорее, поддавал жару. Попросился в другой номер — там кондей тут же потек. Плюнул и пошел гулять. Очень скоро понял, что Агадир — типичный туристический центр с набором отелей разной степени звездности, «Макдональдсом», огромным базаром, муниципальным пляжем, полудюжиной симпатичных развалин и модерновым автовокзалом, откуда за умеренную плату можно уехать в любую точку страны. На базаре от обилия товаров можно сойти с ума, но лучше этого не делать, а спокойно и упорно сбивать цену — при желании раза в четыре получится. Я купил тюбетейку, верблюжий размахай, темные очки и сухой мужской парфюм с потрясающим ароматом. С виду — кусок хозяйственного мыла, а потрешь себя в разных местах — и чувствуешь себя шахом в изгнании. Спрятал все это в камеру хранения отеля и решил освежиться в водах Атлантики.
 
На пляже, отделенном от «пятерок» асфальтовой дорожкой, по которой бегает от инфаркта коренное население, было грязновато, плюс доставали торговцы всякой ерундой, особенно разносчики «хот-дог-донат!» («сосисок-пончиков»), оказавшихся сладкими пирожками… с чем? Правильно, с мятой. А пока я сражался с ледяными волнами океана, кто-то увел мои новенькие спортивные шлепки. Матерясь, в отель я возвращался босиком. Но не выдержал (не все же «Белую лошадь» из дьютика в одиночестве хлестать!) и ближе к ночи снова отправился на пляж.
Там я познакомился с симпатичной девушкой неопределенного возраста по имени Фатима. Она прочла мне знакомое уже, как бывалому путешественнику, заклинание в духе «я в этом городе совершенно одна и никого не знаю…». И запросила 800 дирхамов — порядка пяти штук рублей. Что ж, практически как на Ленинградке. Пошел не из-за пожара в чреслах, а, скорее, из-за антропологического интереса — судя по всему, дама была берберкой: когда какой-то мужичок, увидев нас, бросил ей что-то явно саркастическое, она злобно ответила на языке, мало похожем на арабский.
 
Мы долго шли по побережью, остановились у закрытой лодочной станции; вышел заспанный негр (товарищи с юга в благополучное Марокко приезжают гастарбайтерами), все понял и испарился. Дальше неинтересно. Скажу лишь, что, обнаружив во мне антрополога, а не похотливого самца, Фатима не проявила никаких эмоций — ни радости, ни разочарования; на мои научные вопросы отвечала вяло и через пять минут заявила, что устала и хочет спать. Добавлю, что на следующий день я встретил ее на прежнем месте, она подбежала ко мне, как к старому знакомому, и предложила повторить приключение, но исследовательский дух во мне уже угас. Меня ждала встреча со старыми друзьями.
 
Питер с Анной заявились на площадь Салам в роскошном белом (на самом деле жутком синем) авто одной известной марки, которую называть не буду. Как выяснилось, они ее не арендовали, а купили.
 
— Так дешевле! — Ох уж эта мне американская прагматичность.
 
Выглядели они воинственно: словно под копирку сшитые шорты и рубахи цвета хаки и характерная помятость лиц. Оказалось, прилетели они из Амстердама в столицу страны город Рабат и уже успели побывать в Мекнесе, который признан частью Всемирного наследия ЮНЕСКО. На самом деле искали, где можно подешевле взять тачку. В городишке-наследнике седан-развалюха обошелся им в четыреста долларов.
 
— А меня ж таки обокрали — шлепки подрезали! Между прочим, второй день вас жду.
 
Дальше Питер разразился речью в духе Буратино:
 
— Ничего, вот приедем в Марракеш — куплю тебе тысячу новых шлепок! В путь, друзья!
 
Но у меня для них был своеобразный сюрприз.
 
— Подождите, товарищи! Сейчас должны материализоваться еще двое.
 
Наверное, у меня есть дар предсказания: через какие-то три минуты перед нами уже стояли Паша и Мария.
 
Паша Камский в свое время уехал по еврейским каналам в немецкий городок Бохум; там, кстати, и концлагерь небольшой присутствовал, теперь он в виде мемориала. Это, наверное, свое­образный способ добычи адреналина — чем ему, к примеру, Израиль не угодил? Что ж на Германщину? Женился он, в продолжение темы, на немке, взял ее фамилию — Штальке — и занялся ресторанным бизнесом. Как-то раз выиграл в тамошнее национальное «Спортлото» какую-то астрономическую сумму, так что даже после уплаты чудовищных налогов в банке у него оставалось достаточно для спокойной жизни. Но охота к перемене мест оказалась сильнее. Он бросил свою тевтонскую жену и уехал в Барселону, где отдал свое сердце крохотной филиппинке, тезке мамы Спасителя. Насколько я знаю, решил больше не работать, а проживать данный судьбой капитал.
 
Знакомые заочно пары посмотрели друг другу в глаза, и экипаж псевдо-«Антилопы» оказался полностью укомплектован. В тот момент я пожалел, что родители меня не назвали Иваном, как собирались, в честь деда, в последний момент передумав. А так у нас был вполне концептуальный библейский состав.
 
Даже самые опытные путешественники знают печальную истину: сколько ни бери полезных жидкостей в аэропорту, все равно не хватит. Впрочем, знание не освобождает от неизбежных страданий по этому поводу. В Марокко даже в самых труднодоступных районах страны, вроде перевалов Высокого Атласа, через который мы двинули на северо-восток, всегда в наличии вай-фай и свежевыжатый апельсиновый сок, а также медовый, кардамоновый или мятный чай. А вот пива, которого порою нестерпимо хочется, нет. Используя свое скудное, но отчаянное знание французского (а английского здесь не признают или не знают), я спрашивал в каждой лавке:
 
— Аве ву ля бьет?
 
— Па бьер! — было мне ответом.
 
Впрочем, иногда меня пытались надуть. Под видом пенного мне предлагали: а) кока-колу местного производства; б) энергетик; в) вчерашний остывший чай и, хит сезона, г) жидкость против обгорания на солнце. Эх, наивный народ, на таких даже сердиться грех. Обидно, но и в кафешках, и в ресторанчиках порой не было ничего «для души»; в Эс-Суэйре, к примеру, в роскошном рыбном заведении под настоящий пир из даров моря мы пили минералку и чай. Хозяин, похожий на Расула Гамзатова, наотрез отказывался сгонять куда-то за порцией радости.
 
Впрочем, один раз, уже в Уарзазате, я, несмотря на уговоры остальных пассажиров, соблазнился «пьяным мороженым» из верблюжьего молока. Мой мозг не принял обмана, а мой желудок не понял подвоха и вернул на свет божий съеденное. Но ничего, в Марракеше нас должен был ждать истинный Пир Духа.
 
Но для начала мы потихоньку пересекали самый высокий район страны, любовались потрясающими видами, питались бараниной с кус-кусом (эта такая крупа «Артек») и таджином (это такое лечо) и уворачивались от мандаринов, которыми в нас кидались деревенские мальчишки.
 
Там же, на верхотуре, нам попалась крошечная фабрика по производству арганового масла. Слабо знакомый с французским Паша восхитился ее названием — Cooperative Mariah: Huile d’argan — и долго повторял на все лады:
 
— Кооператив «Мария»: Хуйле дарган!
 
Мы закупились обоими видами масла — косметическим и пищевым, в благодарность нас накормили горячими солеными лепешками, которые следовало макать в еще более горячее, появляющееся буквально у нас на глазах масло. Вкусно! А через два часа пути глазам стало больно от золотых отблесков. Сменивший Питера за рулем Паша поддал газу, и вот мы на месте. Марракеш! Это какое-то царство золота — крыши, колонны, минареты, какие-то неимоверные памятники. И три купола словно парящей в небе мечети Моска-Аль-Хасан.
 
Образованный Камский-Штальке рассказал, что некий султан с заковырис­тым именем построил ее, чтобы Всевышний не сердился на его неразумную жену. Она имела дерзость съесть во время поста три виноградины. Вах, нэхарашо! Он отобрал у нее все ее золото и бриллианты; на бриллианты построил мечеть, а из золота отлил три купола, по числу съеденных виноградин. Что мы сегодня и имеем.
 
— Крутой чувак! — уважительно сказал Питер.
 
— Сноб и сексист! — в один голос сказали Анна и Мария.
 
— Поехали в Медину, там красиво. И вкусно, — сказал Паша.
 
— К черту Медину! — сказал Питер. — Нас ждет христианский район! Не забывайте — сегодня Новый год!
 
Отель Rose d’Auberge, который мы заказали еще в горах, был чарующ. Мавританский стиль, обилие дерева, цветущие кусты неизвестного происхождения. Тощие беременные кошки.
 
— Полезное животное, — объяснил мне бармен Франциск, вполне способный заменить Стивена Сигала в каких-нибудь невыразительных сценах. — Кошка, по преданию, родила на коленях у Пророка Мухаммеда. А вот в собаку лучше заранее камнем запустить, чтобы потом не принимать омовение: мусульмане считают ее крайне нечистым зверем. А не хотите ли вечером на дискотеку?
 
Дискотека носила недосужее название «Экстаз» и располагалась напротив отдела полиции. Мы спустились в подвальчик в наших походных одеждах и пыльных кроссовках, и я опять взял на себя роль устроителя всего на свете и записного переводчика Бодлера.
 
— Месье, — обратился я к диджею крайне сомнительного вида.
 
«Хорошо начал», — сказал бы в такой ситуации Остап Бендер.
 
— Месье, ну сон ле росс!
 
Я почувствовал прилив патриотизма, ведь ле рюсс были только я и Паша, и тот под сомнением.
 
— Ну волей-ву ля мюзик пью ажитив э пью данные!
 
Мой дижонский выговор и набор фраз из лексикона ученика коррекционной школы парня весьма позабавили. Он расхохотался и поставил такой пронзительный набор хитов рубежа 80-х, что навернулись слезы. Я продолжил заклинание:
 
— Аве ву ля бьет?
 
— Карашо!
 
И пенное появилось как по волшебству. Стоило оно немало и не отличалось органолептическим совершенством, но было упоительно холодным. А события развивались со всей стремительностью. Питер и Анна вскоре предложили поехать в некий ночной клуб и встречать Новый год там. Что и сделали. Павел и Мария вышли на воздух и пропали. А вокруг меня сжимался круг местных любителей зажигательных ритмов. Судя по всему, это были представители самой высшей касты местной продвинутой молодежи, хотя мужчинам редко было меньше сорока.
 
Они с достоинством носили дорогие кос­тюмы с водолазками, сверкали набрио­линенными зачесами цвета воронова крыла и золотыми цепями духе братков из 90-х. Но все это меркло по сравнению с обликом их спутниц, девушек в принципе симпатичных, но буквально мумифицированных количеством туши, лака, тональной пудры и чего-то еще. Они носили весьма фривольные юбки и чудовищные каблуки, а объемами вылитого на них парфюма можно было бы в течение года дезодорировать все общественные туалеты Воронежа.
 
Но не все пришедшие имели спутниц. Некоторые безлошадные кавалеры начали ухаживать за белокурой и заметно поддатой барышней явно славянской внешности за стойкой. Я не менее галантно предложил ей руку и вывел на поверхность Земли. О, Капулетти, о, Монтекки! Девушка, а ее звали Флера (Флориана), оказалась из Львова плюс такой непреклонной в своих убеждениях, что шансов у меня не было никаких. Новый год мы встречали порознь.
 
Я бродил по улицам в гордом одиночестве, глотал скотч, дышал духами и туманами, удивляясь царящей тишине. Как потом выяснилось, завтра, 2 января, праздновали день рождения Пророка Мухаммеда и на всякие европейские глупости старались не размениваться. Порадовала сцена: я примостился у цветущей красной акации, чтобы… ну понимаете, и тут заметил за ней целующуюся парочку. Местных. Нет, все же прогресс налицо.
 
Обе евангелические пары явились под утро, практически одновременно, изрядно помятые и апатичные.
 
— С Новым годом, друзья! — сказал я.
 
— Фак ит! — мрачно ответил Питер.
 
Они завалились спать, а я снова пошел гулять по городу. Человек все-таки существо одушевленное и одним золотом жить не может. А потому я был тронут обилием цветущих деревьев. Это у них что же, весна уже? Какая разница: глициния, миндаль, альбиция, клематис, годжи и еще с десяток сортов, которые мне неизвестны. Красотища та еще, особенно вокруг отеля «Мамуния» — это про него, оказывается, пел сэр Пол Маккартни в одноименной песне. Порадовала надпись мелом на русском на асфальте: «С Новым годом!», хотел сделать селфи, но тут у меня зазвонил телефон.
 
— Время не ждет, мэн, — говорил мрачный, но бодрый Питер, — нам нужно дотемна отправиться на киностудию «Атлас», что в Уарзазате. А то из-за праздника не проедем!
 
Я сел в машину и тут же заснул на плече у Анны. Только потом понял, что Питер крутил по серпантину в полной темноте. Сам городишко так себе, после долгого наблюдения за козами, лазящими по деревьям — есть у магрибских парнокопытных такая странная привычка, — очень хотелось пить и размять члены. Очередной кус-кус с еще более массивными дозами мяты окончательно сморил вашего покорного слугу.
 
— Оставьте меня! — взмолился я, возлегая на какие-то цветастые тряпки. Мне уже доложил мудрый Паша, что в переводе с берберского название города значит «без шума».
 
— Вставай! — строго сказала Анна. — Ты должен увидеть Кассу!
Понуро направился я вслед за остальными по прожаренным пыльным улочкам и был удивлен, увидев настоящую средневековую крепость-махину в отличном состоянии и при ларьках с различными напитками. Мне объяснили, что эту цитадель построил какой-то (сразу же забыл какой) паша, а еще там долго квартировал Иностранный легион. Что ж, я и сам бы здесь пожил. Но все это было ерундой по сравнению с киностудией Atlas Studios. Во-первых, размеры — тут легко уместилась бы половина моего родного Зеленограда. А во-вторых, сама бутафория. Если замок — так замок. Если виселица — так виселица, а уж стенодробильная машина — и вовсе сказка. Мы качались на ней все вместе, кроме Марии, у которой морская болезнь. Всезнающий Камский сообщил, что на этой студии снимались такие блокбастеры, как «Астерикс и Обеликс», «Лоуренс Аравийский», «Гладиатор», «Александр» и еще куча всего.
 
Далее мнения разделились: Паша и Маша хотели на юго-запад, в Сахару. Питер и Анна — в Касабланку.
 
— Друзья, а давайте вернемся в Агадир? — подал я робкий голос.
 
— Зачем? — удивленно спросили все хором.
 
— Во-первых, мне через два с половиной дня оттуда улетать. А во-вторых, вы, Питер, и вы, Пабло, видите море каждый день, по крайней мере, можете видеть, если пожелаете. А меня ждет возвращение в морозную или, хуже того, слякотную Москву.
 
— Зато вы можете видеть снег каждый день.
 
— Увы, даже снег у нас бывает не всегда. Итак, едем на океан?
 
— Уважим этого земноводного, — решительно сказала Анна, — посмотрим на волны.
 
— Едем, — поддержал Питер, — только сначала одно дельце.
 
Он ушел куда-то и вернулся с парой резиновых шлепок. Они, конечно, не шли ни в какое сравнение с украденными черными красавцами, но каков порыв души — я-то и забыл о потере.
 
— Чуть не забыл, — сказал Питер, — носи. Поедем через Эс-Суэйру, так увидишь свой океан быстрее.
 
Ну что еще? Обед на сухую в рыбном ресторане, бутылка «серого» вина в подарок московским друзьям, опустевшая камера хранения и последняя ночь — сон вповалку в моем номере. И слезы прощания — сентиментальные все же у меня друзья. Но хорошие. Да, и сетка специальных зеленых, баснословно сладких апельсинов. Друг детства Кос­тя таких и не пробовал.

Колонка Александра Кутинова опубликована в журнале "Русский пионер" № 59. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям