Классный журнал

ТАЙНЫ У МЕНЯ НЕТ. Никакой. Нет никакого смысла подключать меня к детектору лжи или тратить на меня сыворотку правды. Сказать все равно будет нечего. Даже обидно. Что же я поведаю внукам на смертном одре? Хотя шанс есть, конечно. Пока появятся внуки, можно успеть и тайной обзавестись. Нужно будет поработать над этим. Во всяком случае, теперь есть план. А тайной придется поделиться чужой. Только не подумайте, что имеете дело с ужасным человеком, не умеющим хранить тайны. Хранить-то я умею. Но эту, во-первых, меня хранить не просили, во-вторых, имена я на всякий случай изменю.
 
Все мы понимаем, что алкогольные напитки — это такая сыворотка правды лайт, и под ее воздействием иногда тайны раскрываются. Уровень тайны и степень раскрытия прямо пропорциональны крепости и количеству выпитого. Если много крепких напитков — неминуемо жди каминаута. Когда ко мне в гости приехал единственный однокурсник мужского пола с кучей подарков и еще большей кучей бутылок, я уже интуитивно подготовилась к страшной тайне. Но ничего особенного не было — классическая история условно преуспевающего мужчины из провинциального миллионника: развелся, неоконченная диссертация, снова женился, бизнес, опять развелся, дауншифтинг, попытка закончить диссертацию, опять бизнес, седина в бороду, юная барышня, да, модель, но очень умная, тоже в нашем универе училась, тоже диссертацию пишет. Я все это вежливо выслушивала, но скучно мне было невероятно, я думала, чем бы себя развлечь. Обычно в таких случаях я сама начинаю рассказывать истории, у меня их тьма-тьмущая, но тут было лениво как-то, мы были явно на разных волнах — наверное, потому, что пили разные напитки. Я пила вино по всем правилам — курсы сомелье не прошли даром, а однокурсник мой перешел уже ко второй половине бутылки виски. И пока я решала нравственную проблему перехода на виски с целью улучшения взаимопонимания, однокурсник вдруг приосанился и очень серьезно сказал: «Пойдем, покурим». Я поняла, что он собирается сообщить мне что-то действительно важное. Да кури здесь, говорю, зачем ходить куда-то. Но он упорно хотел курить на балконе на лестнице. Странный конспирологический ход, конечно, учитывая, что шансов быть услышанным в квартире значительно меньше, чем в общественном пространстве. Но я с мужчинами не спорю, на лестницу так на лестницу. Первую сигарету он выкурил молча. Готовился. Мой мозг тем временем генерировал предположения: очередной ребенок? Иммиграция? Страшная болезнь?
 
Финансовый крах? Влад закурил вторую сигарету. Понимаешь, говорит, я ее реально полюбил. Никогда не думал, что со мной может произойти такое. Вот, блин, думаю. Только этих розовых соплей мне не хватало. А Влад уже третью закуривает. Я, говорит, их раньше терпеть не мог. Не только этих, гламурных, а всех. Всех терпеть не мог — и маленьких, и больших, и огромных, и модных, и крутых, и злых, и добрых. Мама миа, думаю, что несет главный и единственный бабник филологического факультета. Ну не может это быть каминаут каминаутович. А у него уже чуть ли не слезы на глазах. А эту дрянь полюбил. Полюбил, суку. До умопомрачения. Волнуюсь все время. Не холодно ли ей, сыта ли, достаточно ли воды пьет. Мне кажется, она разговаривает со мной. Не могу я без нее, понимаешь? Как могло со мной такое произойти? Нужно было с собой ее брать.
 
Да, думаю, многовато виски. Из-за какой-то девицы так размазаться. Ну и взял бы, говорю. Влад вдруг собрался и очень делово говорит: да знаешь, все эти справки для поездки, анализы, сертификат международный, трата времени. Я уж потерплю три дня. Вот сейчас позвоню ей, сообщение оставлю. Она очень любит слушать автоответчик. Хася, детка, ты как там, не грызешь тапки мои, молодец, мое солнышко, попей водички, ах ты сука моя ненаглядная. И все таким идиотским слащавым голосом. Влад, черт побери, так ты собаку завел? Да нет, говорит, я бы никогда не завел, я же тебе говорю — всю жизнь их терпеть не мог. Но Ленка ко мне переехала с этой шавкой своей. Ну, я сначала так думал о Хасе. Шавка себе и шавка. Ленка в Нью-Йорке работала по контракту, а у них там мания — всех собак и кошек из приютов брать. Вот и она взяла. Ты бы видела этот ужас. Ты точно никогда не видела такой уродливой собаки. Но она тихая, почти не заметна в доме. И я согласился. Но потом так получилось, эта собака влюбила меня в себя. Она приходила и что-то мне сообщала. Не лаем, не звуками, а мысленно. Просто смотрела на меня, и все. Ленка ревнует теперь. Хотела даже ее к маме отвезти, но мама ни в какую, не хочет терпеть в доме такое уродство. Ну и я ни в какую, как же я без Хаси теперь. Думаешь, все плохо со мной? Думаешь, к психиатру мне пора? Ох, не знаю, говорю, может, к наркологу для начала? Да при чем тут нарколог, я же не пью, спортом занимаюсь, это я так, в гости к тебе зашел, набрался по старой памяти. Ты не думай ничего такого, у меня нет сексуальных чувств к собаке, это платоническая любовь, но страшной силы. Я пыталась успокоить Влада, говорила ему, что все хозяева любят своих собак, пыталась с особой нежностью смотреть на своего щенка, но все мы понимали, что у него ситуация особенная. Влад выпил еще пару глотков виски и вызвал такси.
 
Такая вот трогательная история. И мне очень обидно, что у меня нет никакой тайны, хотя бы маленькой, которую я никогда в трезвом виде не расскажу. И которую хоть как-то хранить нужно. Где их берут, тайны эти? Мне очень нужно. Срочно.