Классный журнал

— НЕТ, НЕТ И НЕТ!!! На какие шиши я туда поеду? Мне Госкомспорт оплачивает только перелет «Аэрофлотом» Москва—Нью-Йорк. И все! Даже 30 долларов не дают. Ну хорошо, американцы согласны оплатить валютные участки авиаперелетов до Сан-Диего. Ладно, жить я буду в семьях организаторов, как бедный родственник. А как я буду питаться? Карманные расходы? Да гори оно пропадом, не был я в этой Америке, и не надо.
 
На дворе стоял конец 89-го года прошлого столетия. В стране, где за вывоз валюты могли упечь надолго, а об обменниках еще понятия никто не имел.
 
Импровизированное совещание проходило в субботний день в уютной квартире в начале Ленинского проспекта, участниками его были мои друзья, для которых Америка была все еще запретным плодом.
 
— Нет, ну такой шанс. Надо ехать. Когда еще будет возможность. Да еще на конференцию по йоге. Это же так интересно, — возразила Елена, хозяйка квартиры, известный психолог закрытой лаборатории Первого меда.
 
— А насчет денег надо что-то придумать, — продолжила она.
 
— Да грабануть банк и сдаться, — выпалил Иван, мой зам.
 
Тогда, в конце 80-х, был такой тренд: «Объявить войну Лихтенштейну и через час капитулировать».
 
— У меня есть идея. — Лена вышла в прихожую и откуда-то вынесла шкуру.
 
— Это что такое?
 
— Это шкура оленя. По-английски — DEERSKIN. Запомни. Говорят, в Америке очень ценится. Продашь, и ты в порядке.
 
— Лена, где я это продам? Как я ее вывезу? Меня на границе в Шереметьеве заметут, и буду в камере спать на ней. Или если выпустят, то заметут в Штатах, вроде бы олени у них под защитой государства.
 
— Ничего, скажешь — сувенир. В общем, «дареному оленю в зубы не смотрят».
 
Домой я ехал уже со шкурой.
 
А через месяц Америка, распахнув свои границы, принимала меня, представителя Советского Союза, участника Всемирного конгресса по йоге.
 
Помимо шкуры я взял коробку значков октябрят в виде красной звезды с юным Ильичом в центре лучей. Меня уверяли, что это ходовой товар. И на них была главная моя надежда. И пять значков с Горбачевым, две бутылки водки пшеничной и две бутылки шампанского «Советского» игристого полусладкого.
 
Весь багаж в целости и сохранности, кроме шкуры оленя, упаковка которой при разгрузке прохудилась, положил на тележку и повез к выходу, где меня уже встречал американец Эрик, который должен был отправить меня через два дня по этапу в Сан-Франциско.
 
Табличку со своим именем я нашел почти сразу. Эрик, студент Нью-Йоркского университета кинематографии, по просьбе оргкомитета согласился меня встречать из чистого любопытства. Интерес к Советам был неподдельным, а рейтинг популярности Горбачева в США зашкаливал.
 
Эрик как-то странно на меня посмотрел и что-то спросил. Я знал по-английски чуть больше пяти слов, причем 20 процентов из них занимала «шкура оленя».
 
С Эриком с первой минуты сложилось невербальное, почти мистическое взаимопонимание. Поняв, что размещусь я в доме, который он снимал в Нью-Йорке с двумя друзьями-студентами, стало ясно, что пропитание — дело рук моей собственной изобретательности. Друзья Эрика опять как-то странно посмотрели, что меня немного встревожило, но, понимая, что надо проставиться, тут же достал из сумки две бутылки водки и подарил каждому по значку с Горбачевым, что привело их в полный восторг. На меня уже смотрели как на своего, и, пока разливали по стаканам, я решил заглянуть в туалетную комнату.
 
О, Боже. Я вздрогнул. В зеркале все мое лицо, все мои руки были в шерсти из подшерстка оленя. Я был похож на неандертальца, шагнувшего сквозь тысячелетия прямо в Новый Свет. Теперь понятно изумление Эрика и его друзей, увидевших представителя Страны Советов.
 
Американцы оказались замечательными чуваками. У них в подвале стояли ударная установка, усилитель и прочие музыкальные причиндалы. Они создали рок-группу, а узнав, что я большой поклонник Led Zeppelin, и увидев, что все-таки шерсть не растет у меня на лбу, они приняли меня как своего. После второй бутылки пшеничной они спросили, чего бы я больше всего хотел сегодня вечером в Нью-Йорке. Я, осмелев, сказал три желания: посмотреть ночной город «желтого дьявола», сходить в McDonald’s, а главное, загнать подороже шкуру оленя.
 
Просьба о посещении McDonald’s больше всех удивила меня самого, учитывая, что в Москве только что открыли первый ресторан фастфуда и я демонстративно бойкотировал это американское чудо, испытывая ненависть к километровой очереди, которая змеей изгибалась по Тверскому бульвару.
 
А вот шкурой оленя я поставил новых друзей в тупик.
 
Один из ребят подрабатывал официантом в ресторане, где собиралась вся артистическая тусовка Нью-Йорка, и сегодня вечером была его смена. Действительно, публика была на загляденье. На всякий случай я взял с собой последние два значка с Горбачевым и парочку с юным Ильичом, хотел взять и шкуру оленя, но вовремя передумал. Сказать, что я был героем этого вечера в ресторане, это значит практически не сказать ничего. Эрик и его друзья демонстрировали меня местным знаменитостям как ценную достопримечательность, а я иногда кивал головой и говорил: «Йес».
 
Значки с Горбачевым были раздарены за три минуты. Счастливые обладатели показывали их соседям по столу. Октябрятские звездочки интереса не вызвали. Никто в маленьком патлатом мальчике не признал будущего вождя пролетариата.
 
Через пять минут к нам подошла очаровательная длинноногая мулатка. Эрик представил ее как менеджера группы Rolling Stones. Я предполагал, что она хотела познакомиться со мной. Но главной ее целью, как оказалось, было заполучить значок с Горбачевым. Развел руками, дав понять, что все когда-то кончается. Эрик мне пояснил, что она готова заплатить 50 долларов. Он обладал уникальной способностью: не зная ни одного слова по-русски, он умудрялся невербально доносить до меня всю информацию. Я твердо сказал, что значков с Горбачевым больше нет, но у меня есть шкура оленя. Шкура ей была не нужна.
 
Конгресс по йоге успешно прошел недалеко от Сан-Диего. Йоги всего мира скрючивали свои тела на каучуковых ковриках. Шкуры у них были не в ходу. Командировка подходила к концу. Надежды уже не было. Да уже и не нужно было.
 
Американцы оказались классными ребятами и на Западном побережье. Они передавали меня от одной компании друзей к другой. Я уже знал 100 слов и мог что-то сказать.
 
В последний вечер в Лос-Анджелесе мои новые друзья, радуясь моим успехам, спросили:
— Что бы ты хотел сделать завтра, в последний день в США?
 
Я задумался и сказал:
— Я уже побывал в Getty Villa (Вилла Гетти), LACMA (ЛАКМА), Joshua Tree (Джошуа-Три), но завтра утром больше всего хочу продать шкуру оленя.
 
Американцы собрали консилиум. Будучи добропорядочными, благополучными гражданами, у них, судя по всему, не было опыта разрешения подобных ситуаций. Срочно стали звонить. Вызвали Лору, знойную южанку из Техаса. Она прошла хорошую школу жизни и не пропала бы в СССР.
 
— Завтра едем на корейский Black Market в 7 утра.
 
Светает. Лора о чем-то долго говорит с корейцем. Затем подходят ко мне: «Показывай».
 
Я раскрываю свое сокровище, на которое уже давно плюнул. Ясно, что если и сейчас дары Крайнего Севера не будут востребованы, то прямо здесь на ближайшей свалке трансконтинентальная сделка бесславно будет завершена.
 
Кореец, широко развернув шкуру, долго цокал языком, качал головой и все время повторял: «Not legal». Затем взял под мышку и куда-то уволок. Я напрягся. Лора успокоила: «Don’t worry».
 
И вот он, момент истины. Выходит кореец со шкурой и долго объясняет, что все это незаконно, олень в Красной книге.
 
«Ну вот и все», — подумал я. Хотел было повернуться и уйти, но не зря говорят дипломаты: «Никогда не выходите из переговорного процесса». Кореец очень долго извинялся и в конце концов сказал, что больше 160 долларов он дать не сможет.
 
Я окаменел от счастья. Это была полная и безоговорочная победа, триумф советской воли и духа в борьбе за экономическую самостоятельность в противостоянии двух систем. Название оленьей шкуры — DEERSKIN — я буду помнить всю оставшуюся жизнь.