Классный журнал

Если верить легенде — а чему еще верить? — мавзолейный шепнул наркому так: «Для нас важнейшими из искусств являются кино и цирк». Оно и понятно: все эти курбеты1, катушки2 и кор-де-парели3 давали хорошую кассу, за что цирковым прощалось многоженство, многомужество, беспартийность, перепой. А ревизоры сообщали куда надо: «Комсомолец Анатолий Дуров, представитель известной семьи Дуровых, зарекомендовал себя как пьяница и дебошир. Акробатка Волосникова имела уже четырех мужей», — но ведь даже не расстреляли! «Советский цирк умеет делать чудеса!» Иных источников чудес быть не могло в эпоху ГОСТа и Госплана — единственным легальным чудотворцем стал манеж: «Посмотрите, вот он без страховки идет...» Бетонные сооружения типа мумбайской пагоды — в каждом городе, на видном месте, в двух шагах от горкома. Чем меньше хлеба, тем больше зрелищ — так сдвигались пропорции.
И окончательно сдвинулись. И настала угрюмость первых 90-х: сначала «рыжего» едва не запороли оверлоком безработные ткачихи. Потом «белый» был залит народными слезами в Липецке, до полного обледенения. А третий, столичный эксцентрик со стажем, пытался развлечь шахтеров. Острит, паясничает — публика молчит. Уходить-то со сцены пришлось сквозь враждебную толщу, и эксцентрик пообещал, заискивая: «Ну, ребята, скоро опять к вам приеду!» — на что ближайший горняк отрезал: «Я тебе еще приеду, гаденыш!» И пришлось цирку пригнуться, чтоб не срезали, капитулировать перед реальностью, которая перехватила инициативу по части чудес.
Куда уехал цирк, советский цирк? Он разъехался по миру: кто на Майами, кто в Авиньон. Помню, как гастрольная труппа вломилась на Hlavni nadrazi, пражский ж/д вокзал. В первых рядах узнаю дрессировщика Борю: он в двухкомнатной московской квартире содержал крокодила, леопардов и еще взвод неизвестных с клыками. «Старик, соседи все-таки настучали! Приехали менты и расстреляли леопардов прямо в клетке!» — заорал мне Боря, который еще не вник в новую расстановку светил и все еще числил себя царем зверей.
Я выбрался на утренний воздух, а там вот что: по перрону идут слоны. Сразу видно, что слоны наши, соотечественные, со своей и моей родины. Они не мельтешили хоботами, не прядали ушами. Конструктивно зады их были скопированы с Триумфальной арки, что, конечно, приближало к былым победам, но начисто лишало личной причастности к джунглям, сафари, к анархизму природы. Бивни они несли как не свои, как не попортить, как уже инкрустированные в сановные дачи. Им протянули банан — они его не идентифицировали. Но по всему было ясно: даже слоны устали от тотального перехмура на одной шестой. Было очевидно: даже слоны хотят, слоны мечтают веселить и веселиться.
А те из цирковых, кто остался в метрополии… Порой их видишь, и вполне уместных,  во властных комитетах — особенно по воспитанию. Вот, например, Эрна Жюльевна (Жюльеновна, как звали ее подопечные). Затянутая в строгий жакет, она диктовала частным образом примеры из патриотической классики, совершенствуя выпускников в русском. Это еще на заре перестройки. Сама из остзейских циркачей, она служила в молодости дрессировщицей грызунов, был у нее коронный номер «Им палец в рот не клади», куда она, опровергая, клала. Но механизм фразеологии свиреп и беспощаден, что доказали грызуны однажды, приведя устойчивые обороты своих челюстей в ход. Тогда дрессировщица пошла в репетиторы, сводить счеты с русским языком на базовом уровне —  обезвредить уже в азах. Надо ли говорить, что школьная униформа, единые учебники и прочие чудесные новшества текущего сезона были приняты не без ее пытливого внимания — теперь она на строгой должности, на боевом посту.
Покуда есть такие думы, такие органы воцирковленные и чудотворные палаты — куда там манежу, с его наивными опилками и копфштейном на перше4... Больше не горят его прожектора... Апфль, да и только... Как ранее сказала Людмила Прокофьевна: «Цирка вполне хватает и в жизни».