Классный журнал

Поэт Орлуша честно признается: кто в цирке был, тот в цирке не смеется

21 октября 2013 13:04

Парадоксальность, эксцентричность, рискованность — все, чего публика ждет от циркового представления, она может получить и вне цирка, прямо сейчас, на страницах "Русского пионера", от поэзии Андрея Орлова (Орлуши).

Люди! Люди! Вы не обалдели?

Жизнь и так полна тоски и свар.

Клоунов работы Церетели

Кто велел поставить на бульвар?

На Цветной бульвар, напротив цирка,

В сердце нашей родины, в Москве?

Тот, кто разрешил, имеет дырку,

Дырку вместо мозга в голове.

Там, где дети нежились в колясках

Под присмотром неусыпных нянь,

Клоуны в своих дурацких масках…

Отовсюду видно, как ни встань.

Все они с лица — смешные вроде,

Но вглядитесь в медные глаза:

Там, под маской, — гнусное отродье,

Сдохнешь — эти будут только «за».

Спросите меня, так лично я бы

Эту псевдоцирковую жуть

Разместил бы в спальне у Зураба,

Пусть Зураб попробует заснуть!

А вон тот, что на велосипеде

Едет с чемоданом под зонтом,

За Лужковым пусть в кошмарах едет:

Разрешил — не жалуйся потом!

Клоуны — зловещи и опасны,

Лично я их с детства не любил,

Мне, ребенку, с детства было ясно:

Там, под маской, спрятался дебил.

Тот, что до беспамятства щекочет,

Так, что нет дыхания и сил,

И не прекращает (мальчик хочет),

Сколько ты пощады ни просил.

Грубо намалеванной улыбкой

Прикрывая свой гнилой оскал,

Клоун нас, назвав «своею рыбкой»,

В день рожденья за уши таскал.

Уши багровели и болели

Под гостей дурацкий громкий смех,

Все вокруг от хохота зверели,

И, конечно, клоун — громче всех.

Друг мой, режиссер Козловский Валя,

Между прочим, бывший клоун сам,

Говорил, что выжил бы едва ли,

Если бы его какой-то зам

Вовремя из цирка не уволил,

Клоуна карьеру прекратив,

Из ботинок клоунских на волю

В судьбоносный час не отпустив.

— Я ведь тоже слезы лил из клизмы, —

Плакал за стаканом Валентин, —

Клоун с виду — символ оптимизма,

А в душе — скотина и кретин!

Если бы не грим, его с похмелья

Даже в вытрезвитель не возьмут,

А с похмелья возбуждать веселье —

Это адский и тяжелый труд.

У тебя — бодун, трясутся руки,

Не поймешь, где купол, где манеж,

А тебя униформисты, суки,

Норовят ударить ног промеж!

В цирке было случаев немало,

Да таких, что ваш не видел свет.

Карлики и клоуны… Пожалуй,

Никого страшнее в цирке нет.

«Денег нету, вечная подстава,

Вы бы на бутылку помогли…» —

Это — дрессировщику удава

Гиви, он копил на «Жигули».

«Хоть пятерку до получки, Гиви?»

«Денег нет!» — Мы знаем, это — ложь.

«А куда деваете свои вы?

Я вам что, на клоуна похож?»

Нужно бы прерваться в этом месте.

Валя выпил, зажигалкой — чирк!

— Страшный клоун — это клоун в мести!

Ну, давай за наш советский цирк!

Дунаевский прозвучал бравурно,

Вот опять стаканы у лица,

Я сказал: «А было бы недурно

Твой рассказ дослушать до конца».

— А, про дрессировщика удава?

Про того, что искренне считал,

Что у нас, у клоунов, — халява?

Ну, короче, Гиви нас достал!

Не давал под слово и под вексель,

Жизни нас, скотина, поучал.

Мы, короче, выдернули штепсель,

Тот, что холодильник подключал.

Тут бы объяснить необходимо:

Были там не сыр, не колбаса —

Там удав с еврейской кличкой Фима

Спал до представленья три часа.

Ведь удав — животная тупая,

Ей не нужно детвору смешить,

Им бы только (клоуны-то знают)

Человека кольцами душить.

Он ведь как, удав: кольцо, другое,

Ну а третье — все! Добыче — смерть!

Тут уж ни рукою, ни ногою

Третьего кольца не отпереть.

Этот злой инстинкт предупреждая,

Чтоб не сожрала артиста дрянь,

Змей перед манежем охлаждают.

Здравствуй, холодильник «Юрюзань»!

Гиви его вертит в разных позах —

Так и так, в руках и между ног,

А удав сопит, как отморозок,

Он хотел проснуться, но не смог!

Он же — хладнокровная змеища,

Было бы тепло — так он в момент

Гада, что удавится за тыщу,

Удавил бы под аплодисмент!

…В тот злосчастный для удава вечер

Гиви им обвился, как всегда,

А удав обвил его за плечи:

Первое… второе… ерунда!

Вот уже и третие обвилось,

Хлопает, не понимая, зал,

За кулисой злобно «Получилось!»

Рыжий клоун белому сказал.

Барабаны нервное забили,

Гиви испустил телесный хруст,

Тут же два пожарных подскочили,

В ход пошли багор, брандспойт и дуст.

Топором прицелившись в удава,

Оберштагшталмейстер не спешил,

А удав с инстинктами удава

Молча дрессировщика душил.

Цирк — не место для смертельных оргий,

Кровь — не для манежного песка,

Но удава наш завпост Георгий

Порубил на три больших куска.

Гиви худо-бедно откачали,

Восемь ребер — вот и весь урон,

И лишь белый с рыжим двое знали,

Что за жадность был наказан он.

Ну чего? Покойным цирка — слава!

Пусть кричат и хлопают другим.

Мы махнули с Валей за удава,

Чокаться не стали. Спи, Ефим…

— Мы, конечно, были пьянь и гады,

Но зато — ботинки и парик.

Вот такая, братец, клоунада…

Прямо обос…ся… Пей, старик!

Мы сидели с Валей на скамейке,

Старый цирк афишами светил,

По бульвару весело семейки

Шли к нему, стремясь у воротил

Прикупить за три цены билетик,

Чтобы представленье посмотреть,

А в гримерках одевались «эти»,

Смех стараясь в рот себе втереть.

А рядом, на тихом московском бульваре,

Глядели, смеясь, церетелевы твари,

И дети к ним на руки шли без опаски,

И ели их клоунов медные глазки,

Колючие глазки, недобрые — зырк!

Такой вот стишок получился про цирк…

Я в цирк теперь долго не буду ходить

И клоунов, кстати, не стану сердить.

Стихотворение Андрея Орлова (Орлуши) опубликовано в журнале "Русский пионер" N 40.
Новый номер уже в продаже.
Все точки распространения в разделе "журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все