Классный журнал

Николай
Фохт

И пуля, и дура

Хорошо, когда на тебя надвигается безоружный противник.

Подготовленный, технически оснащенный, бесстрашный, закаленный, опытный — но безоружный. Это удовольствие, когда он угрожает тебе побоями и моральным унижением. Да что удовольствие — это счастье. Потому что плохо, когда в руках у соперника молоток, нож, пистолет. Как-то сразу меняются приоритеты, как-то автоматически открывается сбоку где-то дверца в иную реальность,  и из дверцы этой обязательно дунет плотный ледяной ветерок.

Даже не знаю, что посоветовать.

Были и в моей судьбе эпизоды — как с холодным, так и с огнестрельным. Признаюсь, оба вспоминаю с адским содроганием, лихорадочно прокручиваю, если всплывет воспоминание, вперед, вперед, быстрей отсюда, быстрей.

Вот, к примеру, нож… Нет, что там нож, зачем нож? Вот, к примеру, девочка. Вынь да положь ей героическое прошлое. То есть уж и так и сяк изворачиваешься, вплоть до студенческих стихов и юморесок, но где-то под утро обязательно встанет вопрос: а тебя пытались убить? Это странный вопрос для девочки 22 лет, очень странный. Хотя не страннее вопроса: «А были у тебя мужчины?»… Нет, лучше про нож.

Я обычно после вопроса про нож вытягиваю изо всех сил левый мизинец и начинаю рассказ про смешной маленький шрам…

Что я рассказываю девочке, неважно — все было несколько иначе.

Ресторан «Будапешт», только что я получил свой первый за этот вечер шрам — на голове, от ботинка официанта. До этого было разбито огромное зеркало на стене, офигевшие официанты набросились, я от избытка чувств упал ничком и хватал их за ботинки. Все четверо оказались в результате на полу, но башку мне пробили. Ну, кое-как расплатились, уладили, даже с ментами поулыбались из последних сил. Вышли с товарищем на воздух в целом возбужденные. Товарищ решил, что вечер окончен, я умом с ним был согласен, но душа, судя по всему, рвалась дальше. Душе подвернулся таксист.

За полтора километра дороги он запросил цену неадекватную.  Не успев поставить точку в предложении, таксист получил грамотный удар в нос, точнее в переносицу. И вышел из строя. Напрочь.

С заднего сиденья выскочил низенький господин и достал как раз нож. Человечек, приговаривая что-то про срочную дорогу в аэропорт и водилу, которого я некстати вырубил, пересыпая речь не только инвективной, но и тюремной лексикой, двинул на меня.

Первая реакция была здравой — я рванул от чувака. Но, сделав несколько прыжков, остановился, повернулся к урке лицом и прям-таки бросился на него. Мы приняли боевые стойки: я свою борцовскую, он свою бандитскую — с ножом в правой руке. Постояв так секунд десять, попереблякавшись с человечком, я сделал следующий неверный шаг — пошел в атаку.

Действовал я реально безумно. Заорав на несчастного маленького человека с ножом, первым движением отмахнулся от «пера» — неудавшийся пассажир такси не ус­­пел убрать оружие (ну, резче меня вообще мало людей на земле), и мой мизинец попал на лезвие. Чувак испугался и убежал к себе в машину. Битва окончена. У истории, разумеется, было продолжение — но оно не имеет отношения к ножу.

Что меня спасло, я объясню чуть позже, сейчас про пистолет.

Про пистолет я девочке рассказывал уже по своей инициативе — ну как бесплатное приложение к ножу.

Дело было у «Динамо», напротив Петровского парка. Я сидел спиной к тихой и очень опасной компании. Я продолжал пить, поэтому вел себя смело. Когда пришел самый главный и притихли даже девки за их столом, я продолжал комментировать  реплики компании. Меня вежливо, через официанта, просили перейти в другой зал, мне предлагали компенсацию (бутылка смородинового «Абсолюта») за перемещение. Я взял компенсацию, да и выпил всю. От переезда отказался, от комментариев не отказался. И все это спиной к соседям.

Я не могу объяснить своего поведения, оно и впрямь было невежливым.

Ну и в конце, когда водка была допита, я, чуть склонив голову вбок, поинтересовался у людей: «Водки больше не будет?». Ну раз не будет, обиделся я, тогда и хер с вами. Мне пора, некогда мне тут с вами.

Конечно, все закончилось стрельбой.

Только я вышел на порог ресторана, сзади набросились телохранители главного. Удар по голове, ногами били уже лежачего. Когда я понял, что происходит, первый раз принял верное решение — затих. Какой интерес бить неподвижное пьяное тело? Стали со мной разговаривать. Я — молчок. Вышел главный и стал — как Горбатый, когда свет в подвале вырубили, — приговаривать: «Коля, Коленька, ну что ты, ну давай, вставай, не дури». Это когда же мы познакомились? По всему, я протрезвел уже наполовину.

Ладно, резюмировал главный, в багаж­ник его.

Я понял, что пора действовать. Третьим глазом произведя рекогносцировку, очень резко (опять резкость спасла) вскочил и увидел перед собой только одного противника. Я рванул за воротник его красной шелковой рубахи — кусок алой ткани остался у меня в руке. Противник и не сопротивлялся (я вообще, кстати, не уверен, что он из той компании был — я же спиной к ним сидел). Противник прям заплакал: «А-а-а-!!! Триста долларов! Ты чё! Валера, Валера, он мне рубашку за триста баксов порвал».

С алой тканью в руке я рванул в Петровский парк.

За спиной послышались сухие шаги и лаконичная, серьезная, достоверная команда: «Стреляй!»

Пауза две секунды.

Какой-то нереально тихий, но опять-таки убедительный звук — и сразу подтверждение: справа на уровне плеча ветерок. Тот самый, плотный и ледяной.

Я прибавил, нырнул в подземный переход, растворился в парке…

Девочка, затаив дыхание, приоткрыв рот, слушала. Увлажнились глаза, я почуял, куда сейчас это все повернется.

 Господи, какие же они все-таки дурочки, почему-то пронеслось в голове.

Но не в этом дело. А в чем? А в том, что, как ни странно, спасло меня только то, что я был очень пьян. Особенно в огнестрельном случае.

Статья Николая Фохта «И пуля, и дура» была опубликована в журнале «Русский пионер» №4.