Классный журнал

Bита
Буйвид

Fucking Лондон лыком shit!

London меня не любит. Просто терпеть не может. Что со мною Лондон вытворяет — это просто go nuts, товарищи. Я его, честно говоря, тоже не очень.

Но меня интригуют наши отношения, и я их старательно поддерживаю. Не дождешься, little old man!

Что его так бесит, мне, в общем-то, понятно. Вместо чинного изучения достопримечательностей — Westminsterа или Big Ben’а какого-нибудь, вместо Covent Garden’а или, на худой конец, славного английского shopping’а, я все время лезу туда, куда не нужно. Веду себя, как пэтэушница на вечеринке в приличном доме: не общаюсь с хозяевами, не восхищаюсь их прекрасной коллекцией, заглядываю в шкафы в дальней комнате, проверяю холодильник. Фу, как disgusting и improper.

Кстати, о холодильнике. Всем известно, что английская кухня не очень. Это еще мягко сказано. Англичане осознают этот исторический факт со свойственной им невозмутимостью, но шуток на эту тему упорно не понимают. Полагаю, что все сложности моей поездки связаны именно с тем, что я пыталась именно кухню break into. Лондон психанул.

На вопрос: «Purpose вашего визита» — я бодро ответила: «Посещение ресторана». Лондонский пограничник поморщился и со словами are you sure проштамповал мой паспорт. Хорошо еще, что я не сказала ему всю правду, пограничникам всю правду говорить никогда не следует. А правда в том, что ресторан находится в тюрьме. Мужской тюрьме High Down. Тюрьма-то, конечно лондонская, но вообще-то это Sutton, шестая зона. Для сравнения — типа нашего Северного Бутово или Бирюлево — я ни там, ни там не была, но интуитивно чувствую, что сравнение мое absolutely precise.

Поселилась я у друзей, и прямо с порога пригласила их to have dinner в ресторане. В ответ услышала все то же are you sure, и пошла в очередной раз звонить в тюрьму. Предварительно я в тюрьму уже звонила from Moscow, но вразумительного ответа не получила — они рекомендовали связаться ни много ни мало, а с Ministry of Justice. Это для интервью, но просто поесть с друзьями я могу? В Daily Mirror черным по белому было написано, что в Her Majesty тюрьме High Down открыт ресторан в West-End стиле, что продукты там свежайшие, цены смешные — порядка шести фунтов, а все повара и официанты — сплошь убийцы и насильники, поэтому посуда (на всякий случай) пластиковая. Я позвонила в тюрьму узнать, нельзя ли забронировать table в их ресторане и — о чудо! — мне сообщили номер телефона самого ресторана. London, неужели ты сжалился надо мной?

Ничего подобного, Лондон — pitiless city. Сознание мое временно раздвоилось: одна его часть общалась с Министерством юстиции, с маниакальным упорством пытаясь получить permission на фотосъемку и интервью с шеф-поваром, вторая часть изображала экзальтированную тетку, которая просто хочет поесть в прикольном месте. Ничего не срабатывало — в ресторане не брали трубку, а в Ministry просили изложить просьбу в письменном виде, но на письма не отвечали. Так и прошел день — в endless переписке и телефонных переговорах. Отсутствие результата раздражало. Даже бесило. Особенно одна сотрудница, фамилию которой я перевела для себя однозначно — Джен Дубина. Ее mails отличались особенной резкостью и хамоватым тоном. Fucking бюрократия — она и в Африке бюрократия. К семи часам вечера я поняла, что сегодня уж точно ничего не произойдет, и отправилась на простейшую tourist прогулку. Я честно пыталась задобрить этот сложный город. Влезла на второй этаж автобуса, который шел к London Bridge, и решила изучать город немного свысока. Dick тебе — резюмировал Лондон.

Правостороннее движение — простейший прием издевательства надо мной. И я всегда попадаюсь. I guess, у меня какое-то из полушарий не в порядке. В детстве я и правда очень сильно навернулась головой, от этого в нормальной семье завелся genius. На этот раз я перепутала direction. Минут через двадцать пути я отметила, что пассажиров на втором этаже становится все больше, а белых среди них — все меньше. Еще через десять минут я поняла, что являюсь единственным представителем белой расы в отдельно взятом автобусе. Не так чтобы я racist, но мне стало как-то damned. Обрывки скабрезных шуточек я пропускала мимо ушей, претендуя на полное незнание странно похожего на English языка. К тому же еще и предательски темнело. По всем параметрам следовало выйти, перейти дорогу и валить в обратном направлении. Но после битвы за ресторан уровень моей энергии равнялся нулю.

Я решила доехать до конечной остановки и уж потом вернуться и посмотреть этот чертов London Bridge. Problem в том, что водитель высадил всех пассажиров на конечной и уехал в парк. Я оказалась одна на остановке в каком-то лондонском «Гарлеме», это место было далеко за пределами карты города, которую мне всучили заботливые друзья, а следующего автобуса следовало ожидать двадцать минут. В путешествие я всегда беру с собой cigarettes — для таких вот случаев. Но зажигалки не было. Я бодренько отправилась поискать торговую точку. На углу материализовалась невероятной красоты black girl. Она сказала, что до ближайшего магазина пилить десять минут, подарила мне спички и поинтересовалась, что я здесь делаю. Я ответила очевидное: «Жду автобус», и вернулась на остановку. Bus по расписанию не появился. Это меня шокировало. Я была абсолютно уверена, что такое в Лондоне absolutely impossible. Вместо автобуса появился здоровенный ниггер, который сплюнул на асфальт, поправил гениталии и попросил у меня сигарету. Я вспомнила серию отечественных jokes на данную тему и дала. Сигарету, разумеется. Минуты через три появился ниггер помельче, проделал те же действия, что и предыдущий, и тоже ушел с сигаретой. Буквально сразу из темноты appeared совсем мелкий, но тоже черный, который особенно развязно сплюнул и особенно нарочито поправил гениталии. И тут меня прорвало — терпеть не могу мелких мужиков, — и он огреб по полной: и про fucking автобус, и про fucking расписание, и про весь их туристический shit и такую же бюрократию. Больше всего мелкого заинтриговало мое намерение попасть в prison, которое тоже отразилось в моем страстном спиче, и он стал меня утешать и отговаривать. Чувствовалось, со знанием дела.

В подошедшем автобусе не срабатывал ticket — я выехала за пределы оплаченной зоны. Предложенные пять pounds водила (тоже, кстати, черный) брать отказывался. Я жестко заявила, что в этом случае поеду просто так, и прошла на второй этаж. Останавливать он меня даже не пытался. Первые тридцать минут я ехала alone, потом стали появляться белые.

Я посмотрела этот пресловутый Bridge при ночном освещении. Это действительно очень красиво. Скорее всего, ради этого стоит ехать в Лондон.

Потом я вернулась к друзьям, и мы далеко за полночь снимали stress всеми возможными способами. Нализались и перемыли кости English System, прошлись по английскому юмору. Особенно всех веселило название тюремного ресторана — The Clink. Такое название носила старейшая лондонская тюрьма, где заключенных никогда не кормили и они навязчиво попрошайничали сквозь решетки. Да, с юмором нация, ничего не скажешь.

Утром ресторан ответил. Оказалось, что забронировать столик могут только сотрудники тюрьмы. For public ресторан в настоящее время не работает. Причину назвать отказались. Но моя работа «под дурочку» дала кое-какие результаты — я все же узнала, что у них есть в меню. Ничего сверхъестественного, sandwich’и навынос, но цены и правда смешные, как в столовке для персонала гостиницы «Националь» на Тверской. Потом в ресторан позвонил мой лондонский buddy и раздобыл телефон пресс-службы. Я тут же позвонила милейшей женщине, но она тоже попросила изложить свою просьбу в электронном виде. Ей я написала нежнейшее письмо, просто sickly-sweet. Мне казалось, что золотой ключик у меня в кармане.

Понимая, что пару часов придется все же провести в ожидании ответа, я пошла в ближайший park и улеглась на газоне. Пасторальная картина — тепло, Indian summer, а вокруг шныряют джек-рассел-терьеры. Через три часа ответа все еще не было, в пресс-службе сообщили, что милейшая женщина отбыла на какое-то совещание. Еще через два часа сказали, что она вряд ли вернется, но сообщили ее mobile. На мобильном включился автоответчик, которому я еще раз изложила всю важность своей миссии.

Параллельная переписка и созвоны с министерством тоже ничего не дали, день близился к концу, и я вновь решила предаться туристическим радостям.

Когда я вышла из метро в центре Лондона — погода была совсем different. Тривиальный rain. Я зашла в магазин. Это была вторая отчаянная попытка ублажить Лондон. Стресс ведь еще и шопингом можно лечить. Даже трудно себе представить, что может купить женщина на грани нервного срыва. Незамедлительно последовали: шуба из faux fur от Кейт Мосс — она напомнила мне времена моего детского увлечения группой Led Zeppelin. Пиджак из blue velvet — платье из точно такой же ткани дедушка привез бабушке из оккупированного Берлина, и в детстве бабушка изредка разрешала его потрогать. Кружевной combydress в бабочках, трусера-жопорезы, колготки в розах (между прочим, trend сезона), а остальное перечислять даже неловко. На десятой покупке кредитка счастливо заблокировалась.

Вечером мы опять had drink с друзьями. И они дали мне два дельных advice’а: сдать шубу обратно в магазин и продолжать attack на министерство и тюрьму.

Честно говоря, подобное поведение абсолютно противоречит моим жизненным принципам, не ломлюсь я в закрытые двери. Но тут что-то вся эта история во мне задела. Скорее всего, повлияли terrible письма Дженни Дубины, и я решила идти напролом. Дубина представлялась мне толстой туповатой негритянкой из вчерашнего автобуса. Unexpectedly около часа ночи по лондонскому времени пришло вежливое электронное письмо от милейшей женщины из пресс-службы тюрьмы, в котором она благодарила за интерес к ресторану, обещала help с интервью, но просила связаться все же с Ministry of Justice для утверждения вопросов и разрешения на проведение фотосъемки. Прилагался mail и телефон. В деле появилось новое лицо.

Утром я снова звонила в министерство. Новое лицо разговаривало корректно, но сообщило мне, что наступает long week-end и что рассмотреть мой вопрос смогут только на следующей неделе. Из особой любви ко мне Лондон подкинул национальный праздник в понедельник. В этот же день я должна была вылететь обратно в Москву. Я объяснила ситуацию новому лицу, мы сошлись на том, что все вопросы я отправлю by e-mail, а съемку сделаем через неделю — после получения официального разрешения. У нас ведь есть в Лондоне прекрасный photographer — Михеев. Тема не его, конечно, но он согласился помочь.

После такого удачного поворота событий я радостно распевала песни под душем, но спустившись в свою комнату, обнаружила корректное и не терпящее возражений электронное письмо от нового лица, в котором оно stressed my attention на том, что ее коллега, все та же bitch Джесси Дубина, уже сообщала мне, что внимание иностранных журналистов к данному объекту не является приоритетным в их островной системе ценностей. Я выругалась на всех известных мне языках, including голландский. Если бы это был мой компьютер — я бы пнула его ногой.

Вместо этого я стала топтать ни в чем не повинную шубу.

Нервно покуривая на балконе, я даже хотела обратиться к Господу, asking помочь мне попасть в тюрьму, но вовремя остановилась. У них там, наверху, тоже бюрократия имеется. Рассмотрят просьбу с задержкой, и привет. No way, решила я, тревожить Господа по данному вопросу я не буду. Просто решила написать какую-нибудь гадость в ответ министерству. Для этого нужно было основательно подготовиться. Перечитывая свою переписку со всеми инстанциями, я наткнулась на электронный адрес самого шеф-повара. Кто-то вставил его в копию. К этому моменту я уже знала his name и даже кое-что из его биографии, но хвост электронного адреса — gov.uk — меня поразил. Но не остановил, конечно. Я написала вежливо и корректно. В конце концов, я писала итальянскому мужчине, который прекрасно готовит, а вовсе не сидит в тюрьме, как предполагалось ранее, и открыл он там ресторан совсем по другой причине. А то, что у него в конце гов и юкэй — меня совершенно не смущало. В своем письме я выражала надежду на то, что во время длинного викэнда у него найдется совсем немного времени, чтобы побеседовать со мною за пределами тюрьмы and soon, and soon. Мысленно я представляла, как он угощает меня чем-то волшебным, extremely tasty, а я доверительно жалуюсь ему на Джуди Дубину, которая чуть было не лишила нас возможности этой прекрасной встречи.

Ответа не последовало ни в субботу, ни в воскресенье. Два выходных дня я, впервые в жизни, посещала tourists spots Лондона. Я сходила в Tate и National Gallery, посетила музей дизайна и блошиный рынок на Brick Lane. Там я купила gorgeous украшение в виде золотой вставной челюсти. Оно на некоторое время улучшило мое настроение. Но все равно я чувствовала себя подавленной и completely lost. Еще часа три я проболталась в районе Covent Garden. Наш ответсек где-то узнал о том, что лондонские щипачи создали свою организацию TalkTalk’s и помогают народу в разгар кризиса, не воруя, а наоборот — подбрасывая деньги как раз в обозначенном выше районе. Это было второе, запасное задание редакции на тот случай, если ресторан гостеприимно не откроет свои двери. Я была настолько fucked up историей с рестораном, что честно гуляла с разверстой сумкой в надежде отловить ток-токовца и взять у него интервью. Finally я осознала весь идиотизм ситуации, плюнула на это дело, стрельнула сигарету у панкушки и поехала выпить с мужем своей галеристки. Вечером я, совсем уж обтуристившись, посетила театр. Performance, между прочим, мне очень понравился, хоть в тамошнем Time Out ему всего три звезды дали.

В понедельник я проснулась в шесть часов утра. Мои нервы все же сдали. National holiday не входил в мои планы. Я твердо решила посмотреть на эту fucking prison. Сборы мои напоминали сборы солдата перед боем. Я долго принимала душ, надела свою лучшую одежду — майку-тельняшку, нарядный черный пиджак и брошь, напоминающую орден, черные брюки и туфли на каблуках. Взяла с собою все свои фотоаппараты, даже надушилась с утра пораньше. Obviously, мой вид напрочь отключил мозг индийцу, продававшему билеты. Он мне всучил нечто совершенно useless. Добираться пришлось на перекладных. По случаю holiday большую часть поездов отменили, какие-то автобусы пустили в объезд из-за ремонта дороги. Кроме того, меня преследовал фиолетовый colour. Я такие вещи сразу вижу, фиолетового было явно слишком много. Сиденья в автобусе, poster с фиолетовым Игги Попом, обертка от chocolate на ступенях.

На платформе нас было двое, в вагоне я была alone again. В третьем по счету поезде обнаружилась семейная пара. Я спросила их, доеду ли этим поездом до тюрьмы Ее Величества, особенно напирая на это Her Majesty. Пара временно онемела, но сообщила, что совершенно точно я доеду до Sutton. Я и доехала, но выйти в город мне не позволял проданный индийцем ticket. Я отошла в сторонку и элегантно перелезла через тридцатисантиметровый заборчик.

По Саттону шаркали старики и старухи. Их было мало, но всем было далеко за семьдесят. Все были с палками, ходунками, прочими диковинными девайсами. Я уже стала опасаться за свой brain. Вспомнился «Заводной апельсин» Берджеса. Одна старушка подошла к остановке очень бодро, своим ходом, но когда я спросила ее про тюрьму — она сдвинула свой hat с уха, где оказался слуховой аппарат размером с первую «Моторолу». Тюрьма — конечная остановка. Наверное, уже понятно, что я была единственным пассажиром в автобусе. Спросила водителя про ресторан. Водитель — очень немолодая fat woman, которая больше ассоциируется с кексами и вареньем, вежливо вытаращила глаза.

С погодой мне повезло. Яркое солнце, в чистом поле — комплекс зданий, все в каком-то ореоле. Подошла ближе — оказалось, весь этот miracle — блеск колючей проволоки. На заборе обнаружился лист А4 с надписью Clink и стрелкой.

Я встрепенулась. Надежда, которая, как известно, умирает после своего владельца, радостно вылезла наружу. Стрелка привела к домику для посетителей. Внутри многодетная семья ожидала свидания с папашей-заключенным. Ресторана не было, был buffet, где можно было купить кофе, бутерброды и шоколадки. И была сотрудница, что-то вроде babysitter для посетителей. Я допросила ее с пристрастием. Бедная женщина очень волновалась, говорила, что через час начальница будет, она-то и расскажет, наверное. А сама она в Clink не была, у нее зарплата маленькая, не до ресторанов, и времени нет, и внутри тюрьмы она вообще не была ни разу.

Пришел заключенный папаша, я и его про ресторан спросила. Он недвусмысленно повертел у виска. И я пошла в основное здание. Like zomby. Я уже не могла туда не пойти. По дороге снимала натюрморты с колючей проволокой, блики и тени, детскую площадку для детей-визитеров. Как водится, меня никто не останавливал и не делал замечаний. Там было совершенно безлюдно. Я самозабвенно снимала still lifes и пыталась представить подобную съемку в районе Крестов или Бутырки. Однозначно impossible, повязали бы через минуту. Я вошла в английскую тюрьму. После зноя снаружи, там было очень cool. И dark. Я сняла темные очки и прошла к стеклянной стене с дырочками. Подошел охранник в парадной белой форме. У нас так гаишники по праздникам наряжаются. Я спросила его, как пройти в ресторан. Все его ответы начинались со слова no — no, туда никогда не пускают публику, только один раз был корпоративчик по случаю открытия. No, он не знаком с шеф-поваром. No, он никогда там не обедал. No, он не может спросить вот тех двух коллег. И еще он посоветовал поторопиться к автобусу, потому что следующий будет только через два часа, что было очень nice с его стороны.

Это был другой автобус, не тот, на котором я приехала. Он долго петлял по Sutton, больше часа. Я вяло наблюдала за национальным праздником на окраине Лондона, опять slightly свысока, продолжала щелкать фотоаппаратом и думала: ну как же так могло оказаться, что лондонский bus нарушил расписание, а в лондонской newspaper оказались не соответствующие действительности данные. И тут меня осенило: так вот почему меня так старательно динамило министерство в лице Джины Дубины. Obviously, не все в порядке в этом королевстве.

То ли автобус заблудился в Саттоне, то ли я, но в цивилизованную часть Лондона я попала с серьезным опозданием. До departure мне еще предстояло: забрать у друзей вещи, сдать многострадальную шубу и посетить званый обед в свою честь у фотографа Михеева. Волк, коза и капуста, блин. Пришлось unsettle шубу. Я с трудом pushed ее в чемодан и поехала к Михееву. Вышла из автобуса на пару остановок раньше, чтобы купить чего-нибудь к столу в supermarket. В это время Михеев, как назло, позвонил мне по телефону. Уточнив мой location, Михеев предложил мне deal — я покупаю вино, а он возвращает мне деньги. Для меня это была real disaster. Пристроив чемодан на хранение, я прошла в винный отдел и позвонила фотографу Михееву. Он руководил моими действиями на уровне левее-правее, но искомого Medoc не было. Я бесилась все больше и больше. Я, конечно, не такой знаток вина, как Михеев, но тоже спец. Пытаясь спасти situation, Михеев попросил меня перейти к другой полке, с винами ЮАР.

Там тоже отсутствовал искомый продукт. Fucking Лондон, со слезами думала я — ну за что?!

Я резко послала Михеева by phone. Обидно было до слез. Почему только in London я сталкиваюсь с ситуацией, когда от меня требуется выполнение того, что выполнить absolutely невозможно? Кроме того, не было никакой гарантии, что в доме у Михеева найдется вино.

Вино было. Просто оно не вполне подходило к приготовленному блюду. Мне было indifferent. Михеев готовит божественно. Если где и можно в Лондоне вкусно поесть — так это у него. Но он же меня не любит! Not Mikheev, Лондон! Вот и нешептал кудеснику приготовить нечто special, и наш друг смотался в Harrods за продуктами. И угораздило же его приготовить зажаренную подкопченную свинину с горохом. Это было ужасно. Ужасно вкусно. Проблема в том, что я уже довольно давно не ем meat. Но обижать хозяина не хотелось, я и так его по телефону обидела. Он же не виноват, что меня в ресторан не пустили. Я честно ела. Когда Михеев выходил — вскакивала и перекладывала часть огромной порции обратно в кастрюлю. Во время обеда Михеев объяснял мне тонкости английской bureaucracy, объяснил, почему Саттон населен стариками, внимательно изучил «индусский» билет и радостно сообщил, что с ним можно доехать до Heathrow Airport на метро. Мужик он не бедный, но экономный. К тому же вызвался меня сопровождать. Я сдуру согласилась.

Поболтать в метро не удалось — оказалось битком, а я сидела затаив дыхание и считала остановки до аэропорта. В Хитроу Михеев пошел к лифту, а я рванула в ladies’ room. Тут зазвонил мобильный — чемодан зажало дверью лифта, он слегка деформировался, и из него вылезла шуба. Все это я выслушивала в кабинке и пыталась шепотом комментировать.

Мы встретились у стойки регистрации. Михеев посоветовал надеть шубу на себя, это дало бы возможность опять застегнуть чемодан. А я и так уже была fancy dressed — в синем бархатном пиджаке, с золотой челюстью на шее. Если бы я еще и шубу поверх напялила — нашим пограничникам в пять утра пришлось бы вызывать скорую по случаю возвращения старой рэперши.

Мы сдержанно попрощались. Я прошла на досмотр. Передо мной стояла женщина в фиолетовом плаще, с фиолетовым чемоданом и с фиолетовым ребенком. По инерции я их «щелкнула». В камере сработала вспышка. Она осветила весь block. Со всех сторон ко мне бросились employers. Особенно старался один китаеза. «Это я, я выявил шпиона!» — сигнализировало его лицо. Мне предложили стереть кадр. Оказалось, что камера не цифровая. Guys были в шоке. Меня основательно досмотрели. Мужеподобная женщина в форме и перчатках облапала мой новый бархатный пиджак. Потом потребовала его снять. Кто-то из security подтвердил, что я снимала ребенка, и меня отпустили.

В duty free я купила традиционный drink для редакции, весь полет проболтала с соседом, а дома обнаружила мейл от шеф-повара: no problem, let’s do interview by mail. Я победоносно улеглась спать. Проснулась часа через три, и обнаружила еще одно его письмо: «Все же для начала please contact Министерство юстиции». Победила Джоли Дубина.

Статья Виты Буйвид «Fucking Лондон лыком shit!» была опубликована в журнале «Русский пионер» №11.