Классный журнал

Дмитрий
Филимонов

Original Copy

— Это кто рисовал?

— Ван Гог.

— Нет, вот эту картину, вот на этом холсте, вот этими красками — кто написал?

— Ван Гог.

— ! Ты художник?

— Да.

— Тебя зовут Ван Гог?

— Нет.

— Тебя как зовут?

— Джао Чиёнг.

Художник Джао имеет собственную живописную лавку и мастерскую. То есть мастерская — это дальний угол его лавки. Когда нет покупателей, он удаляется в свой угол и пишет картины.

Джао пишет подсолнухи в вазе, стога сена в Провансе, звездную ночь над Роной, сеятеля на закате, оливковые деревья на фоне Альпилля, террасу ночного кафе «Плейс ду Форум» в Арле, свой стул, свою койку, автопортрет с ухом, а также без уха.

Он пишет пять-шесть картин в день, прикнопив перед глазами фото оригинала, хотя мог бы писать не глядя, потому что помнит каждый мазок, движение каждого масляного завитка, ибо за десять лет выучил Ван Гога так, что перепутался с ним.

— Послушай, Джао, эту картину ты написал?

— Ван Гог.

— !

Истинный Ван Гог был горазд писать подсолнухи. Три подсолнуха в вазе. Пять подсолнухов. Двенадцать. Пятнадцать. Джао переплюнул Ван Гога. За десять лет он написал не меньше пяти тысяч ваз с подсолнухами. И с подписью на вазе: «Vincent».

Самые дорогие подсолнухи Винсента Ван Гога были проданы за сорок миллионов долларов. Джао Чиёнг продает такие же, ну или почти такие, за сто юаней. По цене двух чашек кофе. Правда, нынче в деревне Дафэн очень дорогой кофе. Но если картины брать оптом, будет вам хорошая скидка.

Подсолнухи — самый ходовой товар. На втором месте — Джоконда Леонардо да Винчи. На третьем — конный портрет Наполеона кисти Жака Луи Давида. Ежегодно миллионы подсолнухов, джоконд и наполеонов, утрамбованные в морские контейнеры, уплывают из деревни Дафэн — на экспорт.

Если хорошо поискать, в местных лавках можно найти мишек Шишкина и корабли Айвазовского, запорожских казаков Репина и незнакомку Крамского. Однако русский ручеек из Дафэна мелок, отечественные бизнесмены только нащупали путь сюда.


Хуан Цьян пожаловал в деревню Дафэн, когда тут еще не пахло масляной краской и кофе, а вместо художников жили крестьяне, которые трудились на рисовых чеках. И было это без малого тридцать лет назад, когда партия и правительство объявили о начале экономических реформ в Китае и здесь, на границе с Гонконгом, отвели местечко под свободную экономическую зону. Забором огородили, налоги отменили. И потянулись сюда первые заграничные бизнесмены — опасливые, но любопытные. Был среди них и бизнесмен из Гонконга Хуан Цьян. И страшно ему понравилась деревня Дафэн. Однако не своими зелеными холмами и рисовыми полями, а невероятной дешевизной. Господин Хуан Цьян уже владел живописным бизнесом. Но там, в Гонконге, цены какие! А тут, в Дафэне, он приобрел почти задаром здание, привез двадцать дипломированных и не очень художников из Шанхая и Гуанчжоу, готовых работать за смешные деньги, и наладил конвейер. Через пару лет он построил настоящую фабрику живописи, потом вторую. И ощутил нехватку кадров. Художественные вузы Китая не справлялись с его потребностями. И господин Хуан Цьян стал создавать собственные художественные школы.

Сейчас в деревне Дафэн десять тысяч художников. Восемьсот живописных лавок и картинных галерей. Да и не деревня это теперь, а часть мегаполиса Шеньжень.

Партия и правительство объявили Дафэн «Культурной базой индустриализации Китая». А господин Хуан Цьян получил звание Основоположника и статус живой легендой. Теперь в местном музее про него кино пионерам показывают. Тем временем Основоположник распродал свой бизнес и удалился на покой в Гонконг. Потому что не молод, а еще потому, что живой легенде не к лицу заниматься земными делами.


«На Дафэн я смотрю теперь сверху вниз», — говорит Хуан Е и смотрит на Дафэн сверху вниз, из окна собственной фабрики. Там, внизу, у въезда в деревню, гигантская бронзовая рука сжимает кисть. Рядом, в тени пальм, Венера Милосская. А вон там, на площади перед музеем, установлен громадный иероглиф «Фу», то есть «счастье».

Услыхав, что некий господин из Гонконга строит в деревне Дафэн живописные фабрики и нуждается в художниках, юный Хуан Е из провинции Фуцянь отправился на поиски своего Фу.

Без лишних разговоров Основоположник принял его на работу. Велел идти в общежитие и найти свободную койку. Обещал зарплату. Но не сразу, а через три месяца. И то если юный Хуан Е проявит старание и докажет, что способен на что-нибудь — подрамники ли пилить, холсты ли натягивать.

Работа — от рассвета до обеда. Потом час на сон и снова работа — дотемна. Юный Хуан Е проявил старание, и его перевели из столярки в живописный цех. Заработок вырос, и спустя год он переселился из общежития в съемную комнату.

Через шесть лет он сказал Основоположнику «до свидания», арендовал коморку под собственную мастерскую и нанял парочку работников. Он выбрал доходную нишу — Ренессанс. Боттичелли, Рубенс, Рембрандт, Веласкес. И чтобы с патиной, кракелюрами. За кракелюры европейские покупатели платили особенно щедро, и еще через шесть лет он скопил денег на аренду вот этой фабрики. С видом на Фу.

Теперь у него двести работников. Каждому новичку Хуан Е велит пойти в общежитие и найти свободную койку. И обещает зарплату. Но не сразу, а через три месяца. И то, если проявит старание и докажет, что способен работать на конвейере.

Желаете Рубенса? Венеру у зеркала? Нет проблем. Сперва дизайнер изготовит образец. Это называется original copy. Потом его бережно обтянут целлофаном, не дай бог испачкается, и установят в цехе. Для подражания. Теперь бригада живописцев принимается за изготовление копий — согласно разработанной технологии.

Холсты просто разложены по полу. Первый художник карандашом с помощью трафарета наносит рисунок. Второй делает подмалевок. Третий накладывает главные цветовые пятна — опять же с помощью трафарета и тампона. Потом за кисть берутся мастера: один драпировки прописывает, второй тело, третий лицо и руки. Бригада из шести человек за три дня изготавливает сто холстов.

— Всего три дня, — говорит Хуан Е, — и ваш прекрасный Рубенс готов. Но я вам его только через три месяца вышлю.

— Почему?

— А чтобы вы не подумали: о, зачем я заплатил столько денег за картину, которую сделали за три дня! Надо, чтобы вы думали: о, я правильно сделал, что купил картину, которую писали целых три месяца!

Сто образцов в год. Сто тысяч копий с каждого образца. Каждый месяц Хуан Е отправляет заказчикам пять морских контейнеров с живописью. Это в два раза меньше, чем было до кризиса.

— Люди для чего покупают картины? — спрашивает Хуан Е.

— Чтобы вешать на голые стены.

— Правильно! — радуется Хуан Е. — Но у вас кризис, вы стали меньше домов строить, у вас голых стен стало мало!

«У вас» — это значит во всем мире, кроме Китая. Тут голых стен с каждым годом все больше становится. Единственное огорчение: голую Венеру на свою стену китаец не повесит.

— Кто не задумывается о далеких трудностях, того ждут близкие неприятности, — молвит Хуан Е. — Это не я сказал, это Конфуций. Вместо голых венер моя фабрика будет выпускать золотых драконов. Конверсия!

Впрочем, о переходе на внутренний рынок пока рано думать всерьез. Недавно Хуан Е получил дорогущий заказ из Америки — на большую партию золотых картин. Работники его фабрики озолотились в буквальном смысле. Хлопья сусального золота, подгоняемые сквозняками, порхают по цеху, сверкая в лучах солнца, и это вселяет надежду.

— Если заказчик сорит деньгами, значит, кризис кончается. Это я сказал, не Конфуций, — хохочет Хуан Е.


Услыхав, что некий господин из Гонконга строит живописные фабрики и нуждается в работниках, юный художник Ву Руйчу, как вы уже догадались, отправился на поиски деревни Дафэн.

— Я был первым, кого Основоположник на фабрику принял, — говорит Ву.

— О!

— Да, он мой учитель.

— И вы…

— Да, я был правой рукой Основоположника.

Теперь Ву — председатель Союза художников.

— Мы — мост между художниками и партией, — говорит председатель Ву, — мы держим руку на пульсе!

У Дафэна пульс наполненный и ритмичный. Шестьдесят процентов живописных картин, продаваемых в мире, производят тут. Без малого тридцать фабрик ежемесячно отгружают заказчикам более ста морских контейнеров с живописью. Пятьдесят в Америку, сорок в Европу, тридцать в Дубай. И еще три-четыре в Россию.

У председателя Ву тоже есть своя фабрика. Но не в Дафэне, а рядом, в промышленной зоне. Вообще, если честно, в Дафэне давно нет фабрик. Дафэн стало пучить от живописи, здесь стало тесно и дорого, поэтому фабрики переехали. Тут остались лишь офисы, галереи да лавки ремесленников. Дафэн превратился в декоративную картинку для туристов, китайскую копию Монмартра, где Ван Гог запросто приветствует Рембрандта, Моне пьет чай с Боттичелли, а Репин зачем-то ругается с Энди Уорхолом.


Канадский живописец Роберт Генн отправился в гипермаркет «Уолл-Март» и обнаружил среди картин, выставленных на продажу, свои собственные: «Я увидел несколько довольно хороших копий моих работ, сделанных без моего разрешения. Но лишь на первый взгляд они смотрелись хорошо. На самом же деле художники, которые изготовили копии, не учли некоторых нюансов моего авторского почерка, которые делают мои работы неповторимыми». Роберт — пейзажист. Он пишет пейзажи в больших количествах и тем зарабатывает на жизнь. Поэтому он страшно расстроился, глянув на ценники, и решил наказать тех, кто посягнул на его кусок хлеба. Он выяснил, что гипермаркет закупил крупную партию живописи в Дафэне. И объявил войну китайским художникам. Он писал им письма, взывая к их совести, обращался в суды, правозащитные организации. «В Китае понятие «авторское право» означает право копировать. Мы должны помочь понять китайцам, что мировое гражданство означает больше, чем быстрые доллары — это означает уважение и честь». Войны не вышло. Роберт Генн получил урок: не выставляй свои работы на интернет-аукцион. Именно в интернете художники из Дафэна черпают свое вдохновение. Не считая это бесчестьем.

«Копируй мастера, чтобы стать мастером», — говаривал Конфуций. Национальная философия.


Сан Дзи — настоящий художник. Мастер. В прошлом году у него была персональная выставка в Гонконге. Говоря о фабричных живописцах, он презрительно морщится и называет их просто рабочими.

— Дафэн — плод реформ Дэн Сяопина, — объясняет мастер Сан Дзи, и в речах его слышатся нотки крамолы. — Согнали художников на фабрики, как стаю карпов, и вынудили метать икру. Весь мир уже насытился этой икрой — дешевыми подделками из Дафэна. Довольно! Пора задуматься о новом этапе — о качественной оригинальной живописи. Чтобы слова «made in China» перестали быть синонимом фальшивки. Как говорил Конфуций, всякий, кто утолил голод, на закуску попросит сладкого.

— Скажите, мастер Сан Дзи, а много ли в Дафэне таких как вы — настоящих художников?

— Человек десять.


Уволившись с фабрики, Ин Ли арендовала себе мастерскую под лестницей, два метра на полтора. За эту каморку она платит семьсот юаней в месяц. Чтобы отбить аренду, ей нужно продать как минимум семь картин. Ин Ли пишет портреты.

— Почем Мона Лиза?

— Двести юаней.

— А незнакомка?

— Двести.

— Беру обеих за сто пятьдесят.

— Отдам за двести тридцать.

— Согласен.

— Возьмите еще председателя Мао.

— Спасибо, Мао не надо.

Ин Ли пересчитывает купюры, потирая большим пальцем воротничок председателя Мао, на подлинных купюрах воротничок должен быть ребристым, как стиральная доска, а в Китае так много original copy — фальшивых денег.

Сегодня у Ин Ли удачный день.

Редакция благодарит Группу компаний Гонконг «Мост» за помощь в подготовке материала.

Статья Дмитрия Филимонова «Original Copy» была опубликована в журнале «Русский пионер» №14.