Классный журнал

Виктор
Ерофеев

Нигер

— Дай бинокль, — сказала моя жена.

Перед отплытием из Мопти в Томбукту мы бродили по вещевому базару, смотрели, как делают пироги, толковали с кузнецами, зашли в кафе. С высокой веранды были видны моющиеся люди. Это были мальчики и мужчины. Жена балдела.

— Ты погляди, — сказала она возбужденно, — когда мужчины выходят на берег, они прячут член между ног. Смешно.

— Дорогая, — сказал я, — неужели тебя это все еще волнует?

— А что меня должно волновать?

Наш переводчик Сури быстро вошел в кафе.

— Капитан сердится, — сказал он. — Пора отплывать, а вы чем тут занимаетесь?

Мы подошли к моторной пироге, или пинасе. Нам предстояло плыть на ней три дня. По доске прошли и сели. Двое курчавых пацанов в одинаковых белых пальто и черно-белых клетчатых штанах, очень грустные, предложили свои услуги.

— Батюшки! — перепугались они, вглядевшись в меня, с зеленой шапочкой на голове и в черных очках. — Каддафи приехал.

В Африке все на кого-то похожи.

— Да вы и сами — вылитые Пушкины! — рассудил я.

— Мы помощники Капитана, — отрекомендовались повеселевшие трупные пятна моей культуры. — Добро пожаловать!

— А я Элен, повариха, — сказала застенчиво черная женщина и блеснула зубами.

Капитан сидел в отдалении, ближе к корме, у руля. Это был черный человек в нелепых черных очках за три копейки с узорами на дужках и в дешевом спортивном непромокаемом костюме. Он помахал нам рукой, но даже не привстал. Я был несколько разочарован его видом. Впрочем, я уже в Индии заметил, что, чем дальше я отрывался от западной цивилизации, тем бледнее становилась личность Капитана. Она почти растворялась в окружающей среде: в Индии — по аскетической вертикали, в Африке — по природной горизонтали.

Капитан завел мотор, мы поплыли. Мы плыли по молочно-зеленой воде Нигера в середине января, в середине месяца Рамадан. Нигер — благодушная река. В ней нет истерии. Она река рек. Она река крови, но в мирном смысле, то есть артерия. После Догона только так и хотелось. Река осмысляет пейзаж и делает его бесконечным. Каждый пикник у реки (фотография нарождающегося среднего класса во Франции, тридцатые годы двадцатого столетия, женское белье на женском толстом теле) отличается от пикника без реки. Нигер между Мопти и Томбукту имеет неожиданную внутреннюю дельту, над происхождением которой ломают головы географы. Река распадается на рукава, сливается в молочно-зеленое внутреннее море без берегов, а после вытекает из моря стройным потоком без всяких причуд. Богат и разнообразен мир пернатых. Меня поразили длинношеии аисты, которые, взлетая, складывают шею, как столярную линейку, в несколько раз. Нигер, с другой стороны, дает примеры минимализма. То угостит стаей обезьян и больше их никогда не покажет, то выставит крокодила (но я не буду врать, крокодилов не видел), то скромно положит на отмель дюжину бегемотов. Они — зорче матросов, с прозрачными фиолетовыми ушами, с большими ноздрями.

— Ноздри, как у тебя, — сказала жена. — В них танк пройдет.

— Редкая женщина долетит до середины Нигера, — незлобно отмахнулся я.

Кстати, Мали в переводе и есть «бегемот». Мясо бегемотов коптят. В таком виде его можно хранить в течение нескольких месяцев. Африканцы — прекрасные охотники. Техника охоты на бегемотов осталась до сих пор такой же, какой ее описал еще Ибн Баттута в тысяча триста пятьдесят втором году, путешествуя из Томбукту в Гао, и я не буду повторяться, скажу только, что загарпуненное животное мы с женой тоже добивали копьями. Но это так, вскользь, а вообще наибольшую ценность представляет нильский окунь (lates niloticus), или иначе капитан.

Капитан (не путать с Капитаном пироги) — главная рыба Нигера. Он очень приятен на вкус, действительно напоминает нашего окуня и весит десять—двадцать килограммов, но, бывает, доходит до ста. Мы останавливали встречные пироги рыбаков с длинным шестом (как они ловко им орудуют!) и покупали свежайшего капитана. Элен оказалась классной поварихой и приготовляла капитана во всех видах, под разными соусами, с разными травками, натирала капитана петрушкой, кинзой, сельдереем, ладаном, мариновала, солила, боготворила, жарила на гриле. Мы все ели капитана с утра до вечера и очень хвалили Элен, а она улыбалась.

По берегам Нигера широко распространены разнообразные термиты. Пейзажи сахеля пестрят их постройками высотой до полутора метров. Мы с женой панически боялись (ой, просто тряслись), но не мухи цеце, с которой медицина довольно успешно борется, а одного водяного невидимого микроба, который живет в стоячей воде Нигера всего двадцать секунд жизни и за это время ищет, куда бы ему внедриться, и если человек купается или просто стоит как дурак, то микроб в него попадает как пуля, и после этого у мужчин отпадают все половые признаки в буквальном смысле этого слова. У женщин тоже все отпадает. Солнце заходит здесь ровно в шесть вечера, и начинается тьма. Первую ночь мы ночевали в палатках. Сны в пустыне похожи на медленно разворачивающиеся оперы с длинными ариями, хором, множеством действующих лиц, оркестром и декорациями из реквизита Большого театра.

Лежишь, приложив ухо к пустыне, вслушиваешься в подземные саги земли и содрогаешься. Я такие безумные сны видел только раз, на Тибете, и во время болезней. О чем эти сны? О скоротечности времени, страшном суде, разлуке с любимой женщиной, человеческой бездомности, мало ли о чем. То в одной соседней палатке, то в другой в ужасе орут сонные люди. То Капитан заорет, то помощники-Пушкины, то повариха Элен. Под утро, часа в четыре, меня разбудила жена, ей приснилось, что она разрушила в Германии всю налаженную систему социального страхования.

Не успела она успокоиться, как до нас донеслись неопределенные звуки воя. Они приближались. Надо сказать, что, когда мы выходили на берег, я фонарем осветил какое-то большое скопление белых костей и даже успел пошутить по этому поводу, но тут призадумался. Когда же чьи-то хищные морды стали тыкаться в полупрозрачную, фактически эфемерную для хищных зубов палатку, то жена узнала в непрошеных мордах шакалов. Мы поджали ноги и затаились. В соседних палатках тоже закончились храп и кошмарные крики. Наступила человеческая тишина.

— Сури! — крикнул я на весь сахель по-французски. — Чего делать-то?

— Ш-ш-ш! — был несчастный ответ. Но вдруг раздался громкий выстрел. Это как-то сразу приободрило меня. Оказывается, Капитан захватил с собой огнестрельное оружие. Раздался вой испуганных зверей. Затем топот. Мы выскочили из палатки с фонарями. Капитан гнался за шакалами с палкой наперевес. Враги ретировались. Мы сели у костра.

— У меня просьба, — сказал Капитан, который, несмотря на тьму, оставался в солнечных очках за три копейки. Капитан почесал нос: — Давайте перейдем спать в пирогу. Там на дне, конечно, не фонтан, но зато безопасно, как в чреве матери.

Кудрявые помощники перенесли мою жену на своих тонких руках на судно, храбро бредя по стоячей микробной воде.

— А это верно, что у вас обезьянье сердце? — спросил Капитан, когда мы расставались с ним навсегда на пристани неподалеку от Томбукту.

— Как обезьянье?

— Да тут все говорят... Вы не обижайтесь, — сказал Капитан. — Обезьяны — они нам ближе собак.

Посещение Томбукту есть уже само по себе его похищение, и любой отъезд из Томбукту напоминает бегство. Отсутствие дорог имеет принципиальное значение и не обсуждается. Каждый белый, посетивший Томбукту, достоин смерти. Я увидел себя в Томбукту как запечатанную сургучом бутылку и благодарил Господа за Его милость и покровительство.

— Кто вы? — спросил я стариков на паперти мечети.

— Мудрецы, — сказали они. — Нас здесь триста тридцать три человека.

Теперь я знаю, что в три часа ночи по Томбукту проносится белая лошадь со всадником, приближенным к совершенству.

Мы бежали из Томбукту ранним утром, предприняв дерзко-трусливую переправу через Нигер. Новый шофер Мамаду оказался не слишком разговорчивым. Более того, несговорчивым. Мы пробивались на юг через пустыню с этим новым водителем. Мы вместе с ним вязли и пропадали в песках. Мы меняли ландшафт как масти карт, нам выпадала то красная, то желтая, то черно-асфальтовая пустыня, она была то сыпучей, то каменной, внезапно выросли наросты диких гор и финиковые пальмы, мы доверяли водителю, не зная, что он будет нашим палачом, — но об этом как-нибудь в другой раз.   



Опубликовано в журнале  "Русский пионер" №127. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".