Классный журнал

Для родившихся на ростовской земле понятие дома прочно связано с Доном-батюшкой. Настолько прочно, что великий русский — советский — донской писатель Михаил Александрович Шолохов никогда не покидал свой родной Дон и Дом. За исключением поездок в Москву на сессии Верховного совета СССР, депутатом которого он был, да в Стокгольм на вручение Нобелевской премии, лауреатом которой он стал в 1965 году. Автор замечательных произведений практически безвыездно прожил у себя на родине в станице Вешенской. Или, как говорят на Дону, в Вешках. Каждому родившемуся на донской земле хоть раз в жизни просто необходимо побывать на родине главного донского писателя, как правоверному мусульманину — посетить Мекку.

 

Однако добраться до этого сакрального места дано не каждому. И не столько расстояние почти в четыреста верст, сколь качество дорог и логистика могут стать непреодолимым препятствием на пути. Страшно сказать, но есть до сей поры родовые казаки, прожившие большую и лучшую часть своей жизни и так и не добравшиеся до пенатов великого донского Гомера.

 

Но, даже посадив деревья, родив сыновей и построив не один дом на просторах большой родины, мой друг родовой казак Георгий (он же Жора-казак, Гоша, Гога или атаман) всей необъятной донской душой стремился навестить колыбель «Тихого Дона». У Жоры приближался полувековой юбилей, и встречать его родовому донцу-молодцу следовало достойно. Посоветовавшись с друзьями, мы решили преподнести ему настоящий юбилейный подарок — путешествие к родному дому. Нас было четверо: юбиляр, Вова-генерал (он же прокурор), Саша-сенатор (он же депутат и законодатель) и я, автор этого правдивого рассказа. Как четыре танкиста, мушкетера или черепашки-ниндзя, мы отправились в увлекательное путешествие по донской земле навстречу приключениям!

 

Аэролофт

Малая авиация Донского края в то время была скромно представлена частным аэропортом на месте бывшей тренировочной базы юных моделистов. Не тех, которые на подиум лезут демонстрировать модный шмот, а тех, которые, вдохновившись героическими биографиями Королева, Жуковского, Можайского и Клементьева, своими руками создавали легкие летательные аппараты и сами же их испытывали. Один из таких юных энтузиастов Марк Флайтман вырос и таки приватизировал бывший кружок любителей воздухоплавания и планеризма Ростовской областной организации ДОСААФ. Марик, хоть и далеко не казак, но тоже патриот родного Дона, исполнил свою детскую мечту о покорении неба, начав с открытия частного аэропорта. Расчетливая натура Марика создала удивительное семейное предприятие, в котором супруга приняла бразды правления пищеблоком бывшего «летного кружка» и устроила вполне симпатичный ресторанчик «Дон-Флайт». Их родная дочь взяла на себя заботу о чистоте и уборке на новом семейном предприятии, а ее супруг, зять Флайтманов, прекрасно справлялся с горюче-смазочными материалами и техникой, которая их потребляла. Нашлось рабочее место и для тестя Марика, который занял будку охранника и бдительно сторожил ворота, через которые ни один вертолет, аэроплан и даже дельтаплан вылететь все равно не мог.

В общем, вся дружная семья Флайтман перебралась в новый летный дом, где пока не было ни одного воздушного судна.

 

Как я уже говорил, нас было четверо, но вряд ли мы походили на настоящих казаков, которых среди нас было лишь двое, хотя Гоша упорно считал себя единственным. И, как главный наш проводник по Донскому краю, его истории и традициям, атаман Гога сурово пригрозил всем:

— Слушайте, господа хорошие — гости столичные, мы, казаки, хоть и умишка небогатого, но обаяния безграничного. Нам с вами надо еще поспеть на юбилей жены подхорунжего Куделькина! Вот там я вам и покажу, что казак — это звучит гордо!

 

Вешенский отшельник

Могучий, как Дон-батюшка, писатель Михаил Александрович Шолохов прожил яркую и полную замечательных событий жизнь. Настолько яркую, что ни один из советских правителей не мог заманить его жить в столицу, которая ни по степным просторам, ни по свежести ковыльного воздуха ни в какое сравнение с Вешенской не шла. Именно это мы готовились испытать и ощутить, внимая бесконечным, как донская степь, рассказам Гоши-атамана. Прежде всего объяснил он нам, что все мужчины, которые проживают на донских просторах, вовсе не мужики. На что мы, естественно, удивились и даже попытались шутить, но с казаками, да еще с родовыми, шутки по этому вопросу шутить категорически не советуют.

 

— Так вот, история такая была, когда Никитка Хрущев к Шолохову сам приехал, — без устали просвещал нас казак Жора. Эту историю, как и большинство рассказанных им в этой поездке, мы не знали и чутко внимали, пока заправлялись традиционным казачьим курником в исполнении супруги Марика Флайтмана и запивали свежим «Ростовским» пенным пивом. Наш юбиляр увлеченно вещал:

— Ну в общем, не дозвавшись писателя в Москву, приехал, стало быть, Никита Сергеич в Вешенскую. Для него аж специально посадочную полосу закатали, чтоб его самолет приземлился прям за околицей нашего Шолохова. Выходит из самолета генсек и идет по станице. А тут, значит, наши старики-казаки сидят на завалинке, табачок курят и новости обсуждают. Ну Хрущев — к ним, и, подойдя, говорит: «Здорóво, мужики!» А те молчат, только сопят своими козьими ножками да хмурятся. Хрущев, знамо дело, не понимает. Думает, оглохли старые воины, и снова уже громче орет:

— Здорóво! Му-жи-ки! Как жизнь?!

 

Ну те понимают, что не отстанет от них Хрущ, мрачно так ему в ответ:

— Та, слава Богу, мы ишшо казаки!

 

Тут Жора, закончив рассказ на самой высокой ноте, как только мог подведя слушателей к апогею своего повествования, растянул свою широкую казачью физиономию в ослепительной улыбке и залился натуральным донским смехом. Казачий характер — не только сурово воинственный, но и по-детски наивно-добродушный. И когда уж казак смеется, то смеется до слез, до коликов, до судорог и всхлипов. Слава Богу, Жора, хоть и был чистокровным родовым казаком, все же попортился слегка в столице светской жизнью, неотъемлемой частью которой он был последние лет тридцать, и не дошел до последней стадии безудержного казачьего веселья. Он обвел нас своим ясным искрящимся взглядом, заметив неуверенные вежливые улыбки, и покачал головой:

— Ну, господа казаки, так мы далеко не улетим! Вы что ж, не поняли морали сей басни?

 

— Ну… почему же… — замямлили мы хором.

 

— Братцы! Для казака страшнее нет ничего на свете, чем назвать его мужиком. Он же казак — никакой не мужик! — яростно пояснял наш атаман.

 

— Да кто же он тогда?! — снова хором откликнулись мы.

 

— Он? Он?! Он КА-ЗАККК! — вот именно так, с тремя «к» на конце, окончательно добил нас Георгий.

 

Эту истину мы теперь прочно уяснили и договорились обращаться не только ко всем встреченным на Дону мужчинам, но и друг к другу исключительно «господа казаки», просто «казаки» или хотя бы «братцы казаки».

 

Упасть в родину

Несмотря на пасмурное октябрьское небо и мелкий противный дождик, наш вертолет не только вместил нас в свое пластиковое брюхо, но и поднял под самые мохнатые тучи.

— Меня Сергей зовут, — представился наш пилот и добродушно предложил мне присесть рядом с ним, загадочно пообещав «показать сюрприз».

 

Поскольку никто не возражал, а моим троим собратьям на заднем диване было чем заняться в пути, ибо наш запасливый генерал Вова по своей генеральской привычке прихватил из ресторана не только половину курника, пластиковое пятилитровое ведерко вареных манычских раков, пакет квашеной капусты, расстегаев с толстолобиком, но и канистру отменного первача в пятилитровой бутыли. Я же сосредоточился на штурманской работе и старался следить за многочисленными приборами, чье предназначение понимал не в полном объеме. Из всех мерцающих разноцветными лампочками и надписями окошек самым большим, да к тому же еще квадратной формы, была карта полета. Я видел названия населенных пунктов, дороги, пересекавшие наш путь, поля, леса, холмы и донские просторы.

 

Осенний донской пейзаж с высоты вертолетного эшелона полета выглядит поистине фантастическим и прекрасным. Золотые ковыльные просторы рассекались рыжими и бордовыми лесополосками, высокий берег Дона обрамлялся ярко-желтыми стройными березками и огненно-красными вязами и кленами. Практически полное отсутствие небесного источника света, скрытого за плотной вязкой массой туч, в течение всего полета компенсировалось с лихвой той картиной осени, что успело за долгое донское лето нарисовать на степных просторах спрятавшееся, но хорошо потрудившееся солнце.

Мы изредка переговаривались через специальные переговорные устройства, выслушивая друг друга по очереди через закрепленные у каждого на голове наушники. Наш юбиляр Георгий продолжал рассказ о своей родной и любимой донской земле, параллельно обращая внимание то на хутор, раскинувшийся невдалеке, то на цепь убегающих вдаль терриконов, напоминавших египетские пирамиды. Подлетая к петлеобразному изгибу реки, он потребовал немедленно снизиться и сделать привал:

— Господа казаки! Мы обязаны сделать привал в этом необыкновенном месте. Приглашаю вас разбить бивак и поднять чарку за Дон-батюшку. Сережа, садимся!

 

Пилот вопросительно уставился на меня. Я развел руками и кивнул. Имениннику отказать было невозможно. Тогда Сергей спросил вслух:

— Георгий Михайлович, Павел Алексеевич, мне снижаться?

 

— Какие вопросы, Сережа?! Ясное дело, не просто снижаться, а садиться и дневать! — громогласно распорядился Георгий.

 

— Просто сейчас погода начнет портиться. Нас догоняет грозовой фронт, и мы можем не успеть. Тогда застрянем здесь. И возможно, надолго, — виновато оправдывался пилот.

 

Но наш атаман был неумолим, непреклонен и непререкаем. Сергей сделал круг и начал снижаться. В этот момент он, видимо, подставил борт мощному порыву ветра, и нас очень чувствительно тряхнуло. И в тот же момент рядом сверкнула молния и раздался гром. Пилот изобразил мне глазами: «Я же предупреждал!» — и крепко сжал рукоятку управления. Этот внезапный толчок, вспышка и грохот небесный заставили нас замолчать и напрячься. Но не всех. Создалось полное ощущение того, что Жора-атаман успел каким-то неведомым науке способом поглотить выделенную стихией энергию и восторженно завопил в микрофон, отозвавшись во всех динамиках:

— Павлик! Эх, кабы сейчас жахнуться о землю! Вот была бы новость! Ай да шанс нам выпал прогреметь на весь мир!..

 

Спасибо нашему опытному пилоту, который в течение нескольких секунд, ушедших не только на осмысливание дикого и жуткого пожелания юбиляра, но и на опасный маневр, успел-таки приземлить наш вертолет. Не глуша двигатель, винтокрылая машина выпустила нас наружу. Отойдя к краю величественного утеса и завороженно внимая непостижимой мощи и размаху донских просторов, мы решили воспользоваться такой неожиданной посадкой и «сбросить балласт». В данной модели вертолета никаких уборных не предусмотрено, а впереди был еще час пути, и человеческая природа, вслед за донской, требовала обновления и очищения. Так и стояли три темные фигуры над Доном-батюшкой, задумчиво поливая его крутой берег. За нашими действиями с тыла ревностно и пока молчаливо наблюдал атаман Гога. Его нервно блуждающая ухмылка и желваки под раскрасневшимися щеками не сулили ничего доброго. Закончив моцион и полив друг другу на руки из бутыли с припасенной водой, мы подошли к заботливо расстеленному нашим пилотом «коврику-самобранке». Аккуратно нарезанное сало, пупырчатые огурцы, квашеные помидоры и полные граненые чарки.

 

— Ну что ж, господа казаки… — начал Георгий, вытянув вперед согнутую в локте руку и крепко сжимая рюмку. — Рад приветствовать вас на моей родине! Как говорится у нас на Дону, чей бы бычок ни потоптался, а теляти-то наш! Будьте здоровы! — И опрокинул не чокаясь внутрь теплый самогон. Мы последовали его примеру и, не успев расспросить о смысле сказанного и даже вернуться в исходное положение, услыхали то, чего обоснованно опасались. Георгий на выдохе продолжил:

— …и поскольку Дон-батюшка не может вам ничего сказать, отвечу за него я. Какие же гадкие вы люди! Нассали на мою любимую родину!

 

Анализировать его слова и упрек было бессмысленно и беспощадно. Тем более что грозовой фронт и впрямь нас догнал и уже хлестал холодными каплями по лицу. Втиснувшись в кабину, мы вознеслись над местом недавнего пикника, и все с удовлетворением отметили оставленную после себя чистоту: трава, примятая ковриком, уже распрямилась, а мокрые пятна на песчаном склоне утеса скрылись под атакой дождевых масс. В довершение этой идиллии наш пилот пообещал уйти в сторону от дождевых облаков, и путь к Дому Великого писателя продолжился.

 

Тезки

Надо пояснить, что наш большой друг атаман Георгий, несмотря на допускаемую иногда резкость в суждениях, замечаниях и высказываниях, — человек очень хороший. Честный, добрый, порядочный и преданный друзьям. Но больше всего он предан своей малой родине, которую малой вовсе не считает. За донскую землю, как, впрочем, любой настоящий казак, он готов сложить голову и отдать жизнь. С рождения впитав дух казачества, он никогда ему не изменял и везде, где только есть возможность, занимается его популяризацией и продвижением интересов донской земли и ее казачества, не раз доказавшего свою беззаветную преданность российской короне, советскому правительству, новой российской власти. Он восторженно продолжал свой рассказ о своем нобелевском земляке, предвкушая встречу в его родном доме с памятью великого земляка. Тем временем наш пилот Сергей привлек мое внимание, постучав по стеклу прибора, показывавшего карту полета.

 

— Пал Алексеич, посмотрите, где мы пролетаем! — как-то задорно и весело прокричал пилот.

 

Я глянул на прибор и не поверил своим глазам. Даже позвал на помощь гудящих позади нас друзей-пассажиров:

— Братцы! Гляньте-ка, куда нас занес попутный ветер!

 

Мои товарищи наклонились вперед и, рассмотрев надпись, обрадованно загомонили:

— О! Пал Алексеич! Ну ты даешь! Это ж надо!

 

Дело в том, что на планшете появилось название «Астаховский район», над которым в данный момент мы пролетали. Мое недоумение разрешил наш пилот:

— Просто мы сейчас пролетаем над городом, который так и называется — Астахов. Ну и соответственно, район относится к нему… ну и к нам с вами, Пал Алексеич!

 

— Господа казаки! За нашего любушку Пал Алексеича, чьим именем назван сей славный град и район! — тут же возбудился юбиляр атаман Жора. А меня заинтересовал конец фразы вертолетчика, который почти утонул в призывах Георгия.

 

— Сергей, простите, а почему вы сказали «относится к нам с вами»? Так вроде вы выразились? — допытывался я, глядя, как мы (согласно экрану навигатора) покидаем одноименный со мной район.

 

— Так все просто, — ответил Сергей и протянул мне какое-то удостоверение. Поглядев в него, я не поверил своим глазам. Чтобы убедиться в этом странном феномене, я передал корочки моим экспертам на диван позади. И тут же в ответ раздался дружный хохот, возгласы и похлопывания по нашим с пилотом креслам:

— Э-ге-ге! Вот это новость! Так не бывает! Ну, парни, вы даете!

 

Забрав у них удостоверение, я еще раз перечитал то, что так нас всех поразило и развеселило. Оказалось, что наш пилот Сергей носил точно такую же фамилию, как и я. Итак, подведя итог, можно с уверенностью сказать, что мы с моим однофамильцем Сергеем Астаховым оказались в одном вертолете, который пролетел над городом Астахов и Астаховским районом. А вы говорите, что совпадений не бывает!

Родственники

Пилот сообщил, что до посадки осталось семь минут. В этот момент мой товарищ Саша наконец дозвонился до кого-то и, пытаясь перекричать шум винтов, сообщил, что «будем у твоих скоро» и что-то о том, что «обязательно передам». После нашего приземления на площадке, поросшей травой и кустарником со времен последнего прилета сюда генерального секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева, Александр пояснил, что созвонился со своим приятелем Романом, у которого в Вешенской живут родители и который не может к ним приехать из Санкт-Петербурга, где сейчас служит. Теперь нам предстояло навестить пожилых родителей застрявшего в Питере служивого Романа. С радостью и трепетом мы покидали наш винтокрылый транспорт, устремившись на вольный простор Вешек. Пройдя по широкой улице посреди симпатичных домишек на окраине поселка, мы оказались у большого кирпичного дома с белыми воротами. На крыльцо вышли родители нашего питерского товарища:

— Добрый день! Добро пожаловать! Проходите, ребята, к нам. Ждем. Ждем!

 

Дмитрий Александрович и Марья Федоровна встречали нас по просьбе сына, который просил нас принять, накормить, напоить и расспросить. К чему они дружно и приступили. Мы отведали настоящего донского борща, от «второго» дружно отказались и теперь пили ароматный крепкий чай с домашним вареньем.

 

— Кушайте, ребятки, варенье. Сама растила, собирала, варила эту клубничку. Ягодка к ягодке, — душевно рассказывала Марья Федоровна.

 

Варенье произвело на нас прекрасное впечатление. Оно действительно было нежным, легким и потрясающе ароматным. Настолько аппетитно мы причмокивали и сёрбали, что старики, переглянувшись и улыбнувшись, вручили на дорожку каждому по баночке клубничного. Передав от любимого сына все, что он просил, прихватив по банке варенья, мы, словно настоящая группа карлсонов с одним пропеллером на всех, двинулись дальше. В этот момент к нам подъехал заказанный и заранее оплаченный микроавтобус. Загрузили в него самое дорогое: пластиковое ведро раков от Марика Флайтмана, банки с клубничным вареньем от родителей нашего питерского товарища, канистру с самогоном от земляков Гоши, а еще пироги, квашеную капусту, соленые помидоры, огурцы и прочую снедь, припасенную, как оказалось позже, совсем не напрасно. Наш водитель Гена повез нас через всю станицу к точке встречи с нашим экскурсоводом. Готовя это путешествие как подарок для нашего дорогого атамана Жоры, мы предусмотрели и надежного сопровождающего по шолоховским просторам. Возле краеведческого музея нас ждала Виктория.

 

— Здравствуйте! Очень рада, дорогие гости, вас приветствовать в станице Вешенской, с которой связаны вся жизнь и творчество великого советского и российского донского писателя Михаила Александровича Шолохова! — четко, спокойно и убедительно приветствовала нас экскурсовод Виктория. — Надеюсь, вам у нас понравится, а мы сделаем все возможное, чтобы ваше пребывание в Вешках стало незабываемым!

 

— Отож! — откликнулся Жора-атаман. — Есть наука гостеприимства, а есть наука гостить! Ее-то мы сейчас и осваиваем. Но настоящий мастер-класс мы с вами, господа казаки, получим на юбилее жены подхорунжего Войска донского Куделькина!

Курень

Экскурсовод Виктория повела нас по изгибающейся меж кленов и вязов тропинке, выложенной белыми камешками, к симпатичной избушке нестандартного вида. Приближаясь к ней, мы увидели, что вход в нее расположен как бы сбоку, прямо с земли, без обычного крыльца. Однако, подойдя к дому вплотную, все же обнаружили изящное крылечко с резными навесами. От этого открытия мы совсем растерялись, но профессионально обученная провожатая тут же отреагировала на наше недоуменное переглядывание:

— Вы видите, что в дом два входа. Один прямо с уровня земли, а второй — через верхнее крыльцо.

 

— Видим. Но не понимаем.

 

— Нижний вход — летний курень. Традиционный казачий дом с помещением внизу, куда семья, как правило, переселялась летом, избегая духоты и зноя.

 

Нас заинтересовал этот летний курень, и мы заглянули в него, хотя на дворе стояла глубокая осень и жить в неотапливаемом доме совсем не хотелось. Ко всему прочему выяснилось, что пол земляной. То есть его просто не было. Став посреди этой, с позволения сказать, летней казачьей комнаты, мы повернулись к экскурсоводу Виктории. Все, кроме Георгия, который восторженно осматривал немногочисленную мебель и пробовал посидеть не только на лавке, стуле, но и на сундуке, громоздившемся в углу. Виктория сделала приглашающий широкий жест:

— Добро пожаловать, дорогие гости! Нас просили воссоздать для вас максимально аутентичную атмосферу настоящей казачьей жизни, чтобы вы смогли прочувствовать и запомнить все нюансы.

 

— Виктория, это звучит угрожающе. — Я попытался исправить ситуацию, понимая, что, видимо, все, кроме Гоши-атамана, скорее предпочтут ночевать сидя в микроавтобусе, чем лежа на земляном полу «аутентичного куреня».

 

— Простите… но вы же сами просили?.. — Она действительно растерялась, потому что, как выяснилось в процессе нашего дальнейшего диалога, наши помощники на самом деле перестарались и согласились на эту опцию, решив, что нам понравится погрузиться в жизнь и быт, переночевав в настоящем доме казака.

 

— Ну хорошо, уважаемая, а, простите, где же уборная и умывальник? — не выдержал наш сенатор Александр.

 

— О! Не волнуйтесь! Традиционный казачий курень обычно имел снаружи необходимое помещение, там же рядом вы найдете рукомойник. Воду нужно носить с собой, тогда она будет теплее, — терпеливо объясняла Виктория.

 

Мы переглянулись, представляя с ужасом, как утром выстроимся у рукомойника и будем таскать воду, чтобы теплее была. Конечно, мы не боялись ни земляного пола, ни рукомойника, ни уборной на огороде. Нам все было нестрашно с бравым атаманом Георгием. И он заступился за нас:

— Голубушка Вика! Пощадите моих друзей. Их изнеженные в московских квартирах тела не выдержат нашей казачьей закалки. Нам, казакам, и степь — постель, а вот заезжим хлопцам лучше бы что-то попроще найти на ночлег. Какую-никакую комнатку. Но каждому. И с санузлом, то есть с ватерклозетом.

 

— Господи! А что же вы сразу не сказали?! У нас тут на берегу прекрасный отель «Дон». Я специально четыре номера на всякий случай забронировала.

 

Мудрая, опытная гид Виктория, видимо, поняла, что тот самый «всякий случай», из-за которого в истории нашей родины и жизни русского человека происходили самые удивительные события планетарного масштаба, уже наступил. Мы решили прогуляться до гостиницы, тем более в Вешенской лучше совершать пешие экскурсии, наслаждаясь пьянящим воздухом вольных степей и донских просторов.

 

Гостиница «Дон» приняла нас радушно. После фотосессии с администратором, консьержем, уборщицей и горничной нас наконец провели на второй этаж и предоставили четыре одинаковых номера с балконами, на которых мы тут же встретились не сговариваясь, плененные поистине завораживающим видом на реку.

 

Рядом с гостиницей «Дон» располагается площадь, в центре которой установлен памятник главным героям романа «Тихий Дон» Аксинье и Григорию. Он на горячем коне, а она — с ведрами на коромысле. Вокруг персонажей построено некое подобие амфитеатра, в котором, как пояснила Виктория, ежегодно проходит фестиваль «Шолоховская весна». Было многолюдно. Один за другим подъезжали автобусы и высаживали детей. Те сбивались в кучки, которыми управляли бойкие педагоги, сопровождавшие школьников:

— Ребятки из Воронежа! Проходите к скамейке!

 

— Так! Группа из Костромы, к памятнику!

 

— Девочки и мальчики из сто пятой школы, ближе продвигайтесь!

 

На площади шла активная сортировка школьных групп. Отсюда они отправлялись кто куда: в музей, в дом Шолохова, в библиотеку, на экскурсию по реке.

 

Экскурсией по реке назывались две лодки, стоявшие тут же, у маленькой пристани. В каждой из них сидело по одинаковому мужичонке в куртке-штормовке и с цигаркой в руке. Они бойко зазывали туристов:

— Водная экскурсия по Дону-батюшке с посещением места, где купал коня Григорий Мелехов и утопла Дашутка Мелехова!

 

— Подходите! Максимум пять человек в лодку. Приобретайте билеты!

 

Естественно, нам захотелось. Георгий выдвинулся вперед:

— А что, казаки, прокáтите по Дону-батюшке столичных гостей?

 

— А чё ж не прокатить-то? — согласился кормчий.

 

Мы дружно загрузились в лодку, пообещав расплатиться по пути. Тронулись. Лодочник только было раскрыл рот, чтобы начать заученный рассказ про то, как жена Петра Мелехова Дарья пришла на берег с дурными мыслями, как наш юбиляр повернул разговор в другую сторону:

— А что, казаки, не искупаться ли нам в Дону-батюшке?

 

Мы радостно согласились, несмотря на то что на дворе была глубокая осень и вода в Дону градусов двенадцать—четырнадцать. Правда, эту идею не одобрил лодочник:

— Э, нет, господа хорошие, купаться нельзя!

 

— Ну, господа казаки, где ж это видано, чтобы генералу, прокурору и сенатору Российской Федерации в родной стране не дали ноги замочить?! — возмутился Георгий. Мы переглянулись, пытаясь понять, кто из нас прокурор, а кто — генерал. Но юбиляр упорно наседал на опешившего лодочника:

— Ты, брат казачура, напрасно встал на пути к прекрасному. Вот мой товарищ прокурор, он же не поймет, кто и почему не дал ему омыть свои ноги в животворящей воде донской. И не одобрит! А если так, то, возможно, захочет проверить документы на твой, брат, малый бизнес. И генерал расстроится до невозможности, если ты, брат, ему не дашь добро на купание. И что он захочет у тебя еще проверить — одному Господу Богу известно! Я уж не говорю про нашего законодателя, который ради этого летел сюда сквозь грозу и непогоду на личном вертолете…

 

На лодочника было страшно смотреть. Он озирался по сторонам, пытаясь понять, от кого будет нанесен первый удар по его малому бизнесу. Нервы его сдали:

— Да что вы! Я ж не против! Господа хорошие! Не губите! Я ж только из лучших побуждений… Коли купаться намерились, так я вас сейчас в такое место отвезу — век будете помнить! Тут вот за поворотом тайная отмелька есть. Тут наш бывший губернатор Чуб любил купаться. Тут и полянка, и ступеньки в бережку проложены. Смотрите!

 

Он причалил к высеченным в утесе ступенькам, и мы высадились на холодный, как пол в курене, берег. Мужичок зацепил лодку за колышек и быстро стал складывать на поляне костерок. Пришлось его остановить. Времени греться у костра не было, да и не захватили мы с собой продуктов, чтоб что-то готовить, а просто палить дрова смысла не имело. Георгий сменил гнев на милость:

— Отец, огонь не разжигай. Сейчас господа казаки окунутся, да и пойдем обратно. Держи лодку наготове.

 

Из желающих купаться в итоге нас осталось с моим другом Александром двое. Оказалось, что река в этом месте очень быстрая, холодная и мелкая. Раздевшись до того, в чем нас мамочки родили, мы набрались духу окунуться по пояс. Хотя и этого было достаточно, потому что бурное течение все время тянуло куда-то вглубь и прочь от чубовской полянки. Искупались, оделись и отправились в обратный путь к площади Гриши и Аксиньи. Мужик-лодочник все так же жалобно оправдывался, что «тяжело живется» и «приходится крутиться», а деньги берет с туристов, чтобы «бензин да лодку окупить и себя прокормить». С человека за поездку по реке он брал по двести рублей. Получалось полторы тысячи за группу. Мы быстро прикинули, что в день он может от двадцати до тридцати ходок выполнить, что принесет ему тридцать—пятьдесят тысяч рублей. Итого в месяц выходило от миллиона до полутора! Мы переглянулись:

— Вот это бизнес! Лимон на ровном месте. То есть на водном месте.

 

Лодочник втягивал все глубже голову в воротник своей замызганной штормовки, понимая, что «московские» обсуждают его скромный бизнес. И наконец не выдержал:

— Господа хорошие, мне денег не надо. Я вас даром катаю. Если хотите, можем еще проехать по реке, покажу другие места. Мне не жалко, мы гостям таким очень рады. Разве ж мы не понимаем? Мы с понятиями.

 

— Эх ты, казак! Маладца! Вот это нам любо! — подбодрил его Георгий и кивнул нам: мол, видали? Вот что значит правильный подход к человеку найти.

 

И все же, высаживаясь из лодки, я отдал этому напуганному лодочнику необходимую плату за нашу шумную группу. Правда, я и сам до конца не понял, кто из нас кем был представлен, что не помешало нам получить самое прекрасное ощущение от купания и поездки по Дону-батюшке. Не успели мы высадиться на берег, как лодка тут же наполнилась новыми туристами, и наш новый знакомый спешно отчалил. А мы решили передохнуть на просторных скамейках амфитеатра. Наш юбиляр Георгий, довольный прошедшей водной прогулкой, распрямив грудь и плечи, вышел в центр площади, и все увидели, что своей статью он нисколько не уступал бронзовому Григорию Мелехову на горячем жеребце. Родовой казак — он везде казак! Тем более на родной донской земле. В этот момент к нам подошли несколько ребят из Воронежа, поинтересовавшись, который час. Мы переглянулись и, не сговариваясь, кивнули дружно в сторону нашего атамана Гоши:

— Ребята, а вы подойдите к Георгию Михайловичу, он будет рад вам подсказать время. 

 

У него самые точные часы.

 

Нам было хорошо, а ребятам несложно, и ребята подошли.

 

— Георгий! Тут к тебе из Воронежа! Вопрос про казаков есть, — окликнул я нашего друга.

Началось представление. Именно его мы и ждали. Георгий повернулся к подошедшим школьникам, улыбнулся, лихо поправил казачий чуб и, не дожидаясь их вопроса, произнес:

 

— А что, дети, знаете ли вы, кто такой атаман Платов?

 

Надо сказать, что тема прославленного атамана Платова, настоящего героя, казачьего атамана, генерала кавалерии, легендарного полководца, — это ахиллесова пята нашего друга казака Гоши. Или даже, как сказали бы французы, идефикс. Искренне считая, что вклад Матвея Ивановича Платова в дело прославления Войска донского явно недооценен, он мог рассказывать о его славных подвигах сутками напролет, не уставая. Конечно же, дети, не успев открыть рты, замерли и слушали почти час блестящую содержательную лекцию о легендарном вояке, герое и атамане. Им было неудобно прерывать велеречивого Георгия. Наконец он завершил свое повествование и, насладившись произведенным впечатлением, приблизился к нам:

— Ну что, казаки, как вам?

 

— Ну, брат, великолепно! — откликнулся наш сенатор Саша. — Мне было очень интересно! Столько нового узнал! Здорово! Прекрасно!

 

— Так и атаману любо! — довольно улыбнулся Георгий.

 

— Только ребята же хотели спросить о другом… — продолжил Саша.

 

— О чем же? — изогнул бровь атаман Гоша.

 

— Так время они хотели узнать… а ты им полтора часа про Платова рассказывал…

 

Сиделка

Вечер опустился на Вешки, и у нас по плану должен был состояться ужин в местном ресторане «Усадьба». Надо сказать, что усадьба выглядела, как деревенский клуб, в зале которого расставили столы по десять человек и два таких стола отгородили в углу занавеской из тяжелого бордового бархата. Туда нас и проводили. Зайдя за этот занавес, мы обнаружили, что по дороге потеряли нашего атамана Гогу. Оказалось, что в остальной части ресторана праздновали юбилей женщины по имени Дарья и день рождения девочки Гали. Проходя мимо этих столов, Георгий и задержался. Надо сказать, что он у себя на родине известный и многими искренне любимый. Он пишет стихи и песни, популяризирует донскую землю, читает интересные лекции, периодически выступает на местном телевидении. Поэтому его с удовольствием приглашают земляки, отдавая должное его таланту, обаянию и интеллекту. Мы попытались забрать его в наш импровизированный ВИП-кабинет, но не тут-то было! За столом, где задержался Георгий, только что закончили петь «По Дону гуляет…», гармонист, отерев пот со лба, поднес к губам чарочку. И тут раздался знакомый баритон нашего юбиляра:

— А что, господа казаки, песня кончилась? Или слов не хватило?

 

— Ой, Георгий Михайлович! Рады вас видеть! — отозвались именинница и ее супруг, сидевшие во главе стола. — Так все семь куплетов и спели…

 

— Эх, вы ж мои любушки! Семь куплетов! Семь? Всего семь?! — напирал Георгий, хитро улыбаясь. — А ну давай, казачура, вжарь-ка еще, сейчас я вам проведу мастер-класс «По Дону гуляет…».

 

И понеслось… тридцать восемь куплетов вылетели как одна очередь из пулемета Калашникова, попадая точно в цель: в души и сердца казаков Вешенской, собравшихся на праздник. Закончив песню словами «…над бурной рекой», Георгий, не вдыхая, опрокинул чарку и крякнул: 

— О! Атаману любо!

 

Повисшая тишина взорвалась ревом восторженных гостей, сидевших не только за столом, но и на соседнем торжестве у девочки Гали. Фурор от выступления нашего Жоры Казака был поистине триумфальным и оглушительным. Ну во-первых, выступал живой легендарный казак, во-вторых, делал он это легко, свободно и красиво, в-третьих, такого количества куплетов никто из здесь присутствующих точно не знал. Георгия окружили и начали благодарить. Пробиться к нему было сложно, и мы решили не мешать юбиляру наслаждаться заслуженной славой и вниманием. Вернулись за шторку. Пришла девушка официантка по имени Анастасия, если верить приколотому бейджику. Выяснилось, что из всех предлагаемых блюд в ресторане нам выбрать-то нечего, поскольку по какой-то причине все они имели длинные замысловатые названия и понять, что же мы получим в итоге, не представлялось возможным. Официантка посоветовала нам взять холодные закуски. Изучив меню, мы обратили внимание на следующие блюда: «Сало соленое 100 гр.», «Крокеты сырные 130 гр.», «Лангустины жареные к пиву», «Соление с грибами 500 гр.», «Скумбрия с луком 180 гр.». Посовещавшись, мы заказали пиво и морс, а есть решили оставшийся у нас курник и вареных раков, прихваченных в Ростове. Едва расположившись и раскроив первого рака, мы вдруг увидели, как тяжелый занавес зашевелился и выплеснул на нас дородную казачку с фиолетовыми кудрями и ярко накрашенными губами:

— Здрасьте, мальчики!

 

— Добрый вечер! — откликнулись мы.

 

Мадам протиснулась за стол и, опершись локтями, возложила свой мощный бюст рядом с курником. Она приветливо улыбнулась нам и отчаянно подмигнула наклеенными ресницами:

— Спрашивайте, мальчики! Всё расскажу!

 

Мы переглянулись, поскольку вопросов к данной жительнице у нас не имелось.

 

— Простите, а о чем спрашивать? — стараясь быть максимально вежливым, поинтересовался я, пытаясь не обидеть гостью.

 

Но она все же обиделась. Лицо ее сморщилось, уголки губ опустились, словно она только что съела кусок той самой скумбрии с луком и закусила донским жареным лангустином:

— Тю-у-у-у! А говорят, что приехали про Шолохова узнавать.

 

— Ах, вот вы о чем! — продолжил я сеанс психотерапии. — Да, мы приехали осмотреть дом-музей и родную станицу Михаила Александровича…

 

— О! Ну так я о чем и гутарю! Я ж лучше всех про него всё и знаю! — уверенно воскликнула женщина и бухнула по столу широкой ладонью. — Я ж с Михайло Лександрычем почитай одиннадцать годиков прожила.

 

Тут пришла наша пора удивляться. Встреча была поистине необычной и неожиданной. Видимо, эта женщина знала что-то такое, чего точно не знала гид Виктория. Настолько важное, что ей не терпелось это нам поведать.

 

— Простите, пожалуйста, в каком смысле вы одиннадцать лет жили с Шолоховым? — поинтересовался мой товарищ Саша.

 

— Так в прямом смысле прожила. Я ж у него помощницей была по дому, ну и жила в доме у него. — Она снова улыбнулась своим огромным ртом и положила большую тяжелую голову на руки. — Мальчики, я вам склюзивно расскажу то, что никто другой не знает. Потому и говорю — спрашивайте!

 

Деваться было некуда, поскольку единственный путь к отступлению она нам уже загородила, да и «склюзив» нам был интересен. Мы предложили ей что-то съесть и выпить, но она снисходительно отказалась:

— Да не вечерять я с вами пришла, и не голодная я! Вы лучше слухайте сюда! Я ж одна такая осталась, кто все знает!

 

В течение получаса станичница доказала свою «склюзивность» и раскрыла для начала нам некоторые тайны семейного бюджета писателя, отдельно поведав о том, как его жена и дочь тратили заработанные тяжелым литературным трудом валютные средства, в частности французские франки, которые причитались автору за издание его романа во Франции.

 

— Он же не смог поехать до Парижа, а вот они, две мадамы, съездили и погуляли. Да так, что Михайло Лександрович стишок написал: «Две советские засранки мне истратили все франки!»

 

Далее она рассказала о том, как молодые писатели добивались покровительства или хотя бы внимания нобелевского лауреата, и некий поэт по фамилии типа Нилин много лет подряд присылал ему одну и ту же поэму в надежде на рецензию. И все же дождался:

— Так вот, он же такой нудный, этот Нилин, был, все слал без конца свою поэму, а хозяин-то не выдержал, да и говорит: «Ах так? Рецензию хочет? Получай!» И написал ему поверх рукописи: «У поэта Нилина всего одна извилина!»

 

Неизвестно, какие еще тайны готова была нам открыть уникальная помощница автора «Тихого Дона», как вдруг из-за занавеса показалась еще одна женщина, которая грозно скомандовала:

— Татьяна! А ну не приставай к людям! Пошли, пошли отсюда.

 

Она приобняла нашу новую знакомую и потянула не оказавшую сопротивления Татьяну прочь за штору в общий зал, напоследок добавив:

— Не серчайте, она хорошая! А вот ваш товарищ уходит без вас…

 

Мы разом подскочили и выбежали вслед за женщинами в большой зал ресторана. И сделали это очень вовремя. Наш юбиляр в сопровождении официантки Анастасии, которая только успела занести нам заказанные напитки, уже открывал наружу дверь ресторана и делал первый шаг в темноту донской ночи.

 

— Георгий! Жора! Гоша! Куда? Ты к Куделькину? — закричали мы хором, растерявшись от внезапного бегства нашего атамана.

 

— Братцы! Срочно надо зайти к казакам в гости. На юбилей жены подхорунжего Куделькина поедем опосля, а сейчас надо тут рядом проведать казаков, — грозно ответил Георгий и исчез в ночи, увлекаемый официанткой Настей. Мы побежали вслед за ним, не забрав даже раков и недоеденный курник. Выбежав на улицу, мы успели увидеть, как наш бравый Гоша-казак уже входит в ворота напротив здания «Усадьбы», а вслед за ним мелькает белый фартук сопровождающей его официантки Анастасии. Мы ускорили шаг в направлении неизвестного нам домовладения, которое решил внезапно навестить Георгий. В этот момент меня кто-то потянул сзади за рукав. Это был наш водитель, который дожидался снаружи в микроавтобусе нашего возвращения. Он сложил руки:

— Пал Алексеич! Умоляю! Не ходите туда!

 

Неприятный холодок пробежал по моей спине, хотя, возможно, это был всего лишь ночной ветерок, прилетевший из осенней донской степи. Я опешил:

— Почему? 

 

— Они… Они вас … Они вас отравят!..

Земляки

Пройдя через калитку в глухом зеленом заборе, мы остановились, поскольку дорогу нам преградил рослый крепкий парень в военной гимнастерке, у которой почему-то были оторваны оба рукава. То есть скорее можно было сказать, что он одет в безрукавку, которая едва прикрывала его могучие бицепсы и грудь.

 

— Вы с Георгием Михалычем? Заходите! Я Федор. — Он чуть посторонился, и мы увидели то, что скрывала его фигура. За широкой спиной Федора уместились два практически разобранных автомобиля ВАЗ-2109, подсвеченных китайским прожектором, который бил своим беспощадным белым лучом по ним, свисая с яблони. По крайней мере, в этих металлических скелетах угадывались знакомые черты. Встретивший нас человек проследил за нашими взглядами и хохотнул:

— Ха! Не пужайтесь! Это я там битые тачки разбираю. Мы не воры. Мы — честные казаки!

Эти слова проверить мы не могли, но они тем не менее успокоили поднявшееся было в нас волнение.

 

— А ишшо мы тут лавки для нашего храма лаком покрываем. Такое послушание от нашего батюшки, — совсем доверительно поведал хозяин участка.

 

Эти слова совсем нас расслабили, ведь плохие люди не станут выполнять послушание священника, да еще помогать храму. В этот момент нас позвал из темноты до боли знакомый голос Георгия:

— Здорово вечеряли, господа казаки?!

 

— Мы здесь, Георгий. Идем! — отозвались мы и двинулись вдоль забора на голос. Впереди смутно замаячило несколько теней, как оказалось, стоявших вокруг импровизированного стола, в одной из которых точно угадывался наш друг Гоша. Единственным источником света в этой части сада был еле тлеющий костерок позади неясных силуэтов. Подойдя ближе, мы разглядели еще трех человек помимо представившегося нам Федора. Один был Георгий, второй — высокий в темном спортивном костюме из плащовки мужчина лет тридцати. Вытянувшись, словно на карауле, он стоял во главе стола. Рядом склонилась и как-то странно восседала явно женская фигура непонятного возраста. На столе, хотя это была, как оказалось, снятая с петель дверь, положенная на два чурбака, лежала газета, украшенная разделанной и недоеденной селедкой, разбросанными кружочками порезанного огурца и двумя надкусанными помидорами. Натюрморт дополняли пластиковые стаканчики. Вероятнее всего, уже не одноразовые. Еще тут лежал чудовищного вида нож, даже не нож, а настоящий тесак: длинный, широкий, грязный и грозный. От его вида захотелось скорее сбежать в уютный закуток за бархатной шторкой с недоеденным курником. Улучив момент, я незаметно смахнул тесак подальше, куда-то в темноту. Официантка Настя оказалась почему-то позади нас и, прощебетав: «Ой, мне бежать на работу надо», растворилась в черноте вешенской ночи, оставив нас в этом жутком месте.

 

Повисла тяжелая пауза. Стоявший навытяжку амбал в спортивном костюме молча хмурил лицо и всматривался в нас по очереди. Дойдя взглядом до меня, он нахмурился еще сильнее, отчего я вновь почувствовал на спине ветерок и холодок. А он продолжал хмурить и без того страшное перекошенное лицо, которое в редких сполохах затухающего костра выглядело еще ужаснее, и не отводил от меня взгляда. Неизвестно, чем бы закончилось это рассматривание, если бы внезапно из-под стола не показался еще один персонаж. Честно говоря, я даже не сразу понял, что это человек. Маленький, сгорбленный то ли от болезни, то ли какого-то увечья или врожденного недуга, он буквально выполз из-под двери-стола и тонким голосом пропел:

— Ой! Ребя-а-а-ата-а-а! Вы откуда? С Ростова-а-а-а?

 

— Да! — почти дружно ответили мы, не желая объяснять этому существу, как и откуда мы добирались до этой пиратской трапезы на облупленной двери в страшном саду возле разобранных битых тачек.

 

— О-о-о, столичные! — с восхищением просвистел человечек.

 

— Ой, подумаешь, — фыркнул вдруг женский голос. И тут мы увидели, что дама-то совсем молодая. Возможно, ей даже не было тридцати, но при этом выглядела она очень усталой. Она сидела на корточках на чурбаке, который стоял вплотную к столу, отчего создавалось впечатление, что это черная хищная птица примостилась на краю, готовая склевать лежащую перед ней селедку. Она сплюнула в сторону и кивнула малышу-выползышу: — А то ты, Сява, чё, скажи, в Ростове-то ни разу не был?

 

— Не-а, не был, — отозвался Сява. — Ты лучше налей нам, Федор, — жалобно протянул он, обращаясь к хозяину. Тот подхватил с земли пятилитровый пластиковый жбан, наполненный до половины ярко-фиолетовой, как незамерзайка, жидкостью, и спешно стал наполнять пластиковые стаканы. Разглядев цвет предлагаемого нам «напитка», мы, не сговариваясь, схватили остававшиеся пустыми стаканы, а Володя выдернул из кармана куртки припасенную им еще в Ростове бутылку первача и сделал встречное предложение:

— Ребята, давайте лучше мы вас угостим!

 

— Чем же лучше? Брезгуете? — обидчиво заворчал Федор.

 

Тут на помощь всем нам пришел Георгий. Он решительно взял бразды правления в свои могучие атаманские руки и воскликнул:

— Господа казаки! Душа казака — не потемки, а светлая горница! Даже райский сад! Рад вас всех приветствовать в этом райском саду, на родной донской земле. Позвольте представить вам моих товарищей и угостить вас столичным напитком. Не обидеть вас хотим, а наоборот, выказать уважение. Меня ж вы знаете! А это вот наш заслуженный прокурор Владимир, законодатель Александр и известный всей России юрист Пал Алексеич. Как у нас говорится, казак в допросах не участвует, ему собеседник нужен! Предлагаю казакам поднять чарки за знакомство!

 

Пока Георгий говорил, Володя, который так и не мог объяснить впоследствии, почему его представляли то генералом, то прокурором, коими он никогда и не был, воспользовался этим моментом и быстро наполнил наши стаканчики да еще подлил гостеприимным местным казакам и казачке. Федор, застывший с флягой, только ахнул и опустил свой цветной напиток на землю. Все быстро выпили, за исключением хмурого «спортсмена», который замер с наполненным стаканом и что-то бормотал, шевеля губами. Внезапно он просиял. Морщины на его лице распрямились, глаза сверкнули, отразив угольки увядшего костра, открылся бездонный рот, и он восторженно вскричал:

— А-а-а, точно! Это ж… узнал… точно! Вы ж этот…

 

Эмоции настолько переполняли человека, что слова, с трудом оформляясь, вываливались из него кусками. При этом все нутро его клокотало, руки с треском сжимали стакан фиолетового самогона так сильно, что теперь я стал бояться уже за него. Но напрасно. Он всхлипнул еще раз и с радостным воплем ткнул в мою сторону свободной рукой:

— Точно! Вспомнил! Петр Алексеич! Адвокат! — И тут же опрокинул в себя полный стакан фиолетового первача.

 

— Ну и слава Богу! — подытожил я радостно, понимая, что лучше мне сейчас, хотя бы временно, оставаться Петром.

 

— Во! А меня Костей кличут, — продолжая радоваться своей догадке, представился «спортсмен» и протянул широкую, как лопата, руку.

 

В этот момент к интересному квесту по разгадыванию приезжих гостей присоединилась и единственная дама:

— Ага. Я ж сразу догадалась. Видала по телеку про суды ваши. А я и вас узнала, — она изящно шлепнула Георгия, стоявшего рядом, тыльной стороной правой ладони: — Вы же этот, генерал, который из кино. Ну, про тосты, который… «За женщин!», «За красоту!» Это ж вы! Я сразу узнала.

 

На атамана было смотреть страшно. Он явно не хотел заниматься плагиатом и готовился достойно ответить, разоблачив заблуждавшуюся девушку. Теперь ситуацию начал спасать наш законодатель Саша:

— Друзья, давайте поднимем бокалы за прекрасную даму! Вы, кстати, кем работаете? И как вас, простите, зовут?

 

— Зинка я. Зинка, сварщица, — хихикнула девушка. Видимо, тост ей понравился. Все сдвинули «бокалы» и выпили за прекрасную Зинку-сварщицу. Александр, не давая шансов Гоше-атаману продолжить идентификацию гостей, продолжил опрос:

— Извините, вас, кажется, Сява зовут?

 

— Кому Сява, а кому Вячеслав Иванович, — обидчиво взвизгнул малыш. Он нахохлился словно воробей и молча продолжил пить сизый самогон мелкими глоточками.

 

Саша почувствовал себя неловко и решил сгладить этот конфуз:

— Ой, брат, прости! Мы ж вроде уже выпили вместе. Вроде как сблизились. Не хотел обидеть, да еще у вас дома.

 

— Ну ничего, бывает! Не обидел. Норм. Вы ж взаправду у нас дома. Мы законы гостеприимства тож знаем, хоть и не столичные сами, — улыбнулся Вячеслав Иванович. Он, видимо, был незлобив и отходчив. Саша обрадованно решил закрепить свой дипломатический успех:

— Великолепно! Мы благодарны вам за гостеприимство. Вы знаете, я по роду службы много езжу по стране. Вот мне интересно, где и как люди живут. Зинаида, я понял, по профессии сварщик. Редкая для женщины профессия. Интересно, какая зарплата у вас?

 

— Хм. Да сколько наработаю, такая и зарплата. Бывает пятнадцать, а так обычно десять—двенадцать тысяч за месяц делаю.

 

Саша понимающе кивнул и повернулся к Сяве-Вячеславу:

— А вы, Вячеслав Иванович, кем трудитесь, где?

 

— Мы на хлебозаводе тутошнем все пашем. Зарабатываем хорошо. На жизнь хватает, — ответил важно малыш.

 

— И все же, сколько вы получаете в месяц? — настаивал Александр, в то время как Володя вновь наполнял стаканы наших гостеприимных хозяев.

 

— Ну-у-у… в среднем чистыми шесть, а то и семь тысяч рублей получаем… В общем, достойно, хватает, — важно подытожил Вячеслав, подставляя стакан Володе.

 

Саша опешил и покраснел. Этого не видел никто, но я отчетливо почувствовал, что он сильно смутился, поскольку с его широкой душой и «столичными» возможностями он за обедом с друзьями мог потратить существенно больше, чем получал за месяц каждый из хозяев. Он кашлянул и тихонько пробормотал себе под нос:

— Ну ничего. Держитесь, парни.

 

Однако его услышал Костя-«спортсмен». Он сделал шаг к столу, прогнав улыбку с лица, в упор посмотрел по очереди в глаза всем нам. Остановившись взглядом на замершем Александре, вдруг каким-то глубинным, трагическим и полным донской казачьей грусти голосом произнес:

— Держитесь? Да что мы?! Мы-то продержимся! Сейчас главное, братцы… Родину не просрать!

 

Р.S. По пути домой мой большой друг родовой казак и атаман Георгий спросил:

— Ну, теперь-то ты понимаешь, Павлик, почему русские вот уже восемь веков бегут на Дон-батюшку?

 

Я понимающе кивнул, сделав вид, что понял. Хотя в душе жалел о том, что мы так и не успели попасть на юбилей жены подхорунжего Куделькина. Но у нас еще всё впереди.